ВО ИМЯ ДОБРА
ВО ИМЯ ДОБРА
С полночи до рассвета 5 сентября 1944 года авангардные подразделения 69-й стрелковой дивизии 65-й армии, форсировав Нарев, громили фашистов уже на их территории. Успех операции был обеспечен четкой рекогносцировкой отдельной разведгруппы под командованием капитана Ивана Столяра. Сам он очнулся лишь на вторые сутки в полевом госпитале. И поразился: раненный в обе руки, в ногу и голову, как мог он выжить?!
Вскоре его навестили комдив Макаров и командир полка Люльков.
— Вся наша дивизия сердечно поздравляет тебя, Иван Лукич, — обнимая капитана, сказал комдив. — Ты представлен к правительственной награде. Данные твоих разведчиков помогли дивизии пробить мощную оборону немцев...
Отрадно было Столяру слышать это. Но другое до отчаяния удручало, не давало покоя: врачи определили ему инвалидность второй группы; ни к какой службе в армии он уже не годен.
Казалось, что все в жизни рухнуло.
— Ну, как... как быть теперь?! — едва не вскричал Иван.
Макаров уставился на него недовольным взглядом:
— Только без паники... Домой, в свою Адамовку, думаешь возвращаться?
— А как же?
— Ну, вот и будет тебе там работа. И возможно, похлеще, чем на фронте, — комдив помолчал, прошелся по палате. — Конечно, фашистов мы сметем с нашей земли, но будет и другая очистительная работа, борьба с теми, кто помогал оккупантам: разное отребье, кулачье. Некоторые из них скрылись от возмездия, попрятались. И уже начинают гадить. Вот, Лукич, какая обстановка создается в освобожденных районах.
...Земляки избрали Столяра председателем разрушенного оккупантами колхоза. В грустных заботах поднимался он чуть свет и позже всех ложился отдыхать. Вскоре начала поступать помощь от государства. Руководить хозяйством стало легче. Но все нетерпимее становились факты, о которых говорил комдив. То там, то здесь замаскированные, недобитые прихвостни фашистов учиняли по ночам поджоги, убивали партийных активистов. И тогда Столяр решил быть там, где может особенно пригодиться опыт разведчика.
— Помогите стать юристом, — обратился Иван Лукич к работникам райкома партии.
Так он получил направление в Киевскую двухгодичную юридическую школу.
В напряженной учебе незаметно пролетели два года. А после чуть ли не круглосуточная работа в Латвии, где особенно острой была послевоенная обстановка. Затем работа в Алма-Ате, в областной прокуратуре, заочная учеба на юрфаке в КазГУ.
Невозможно рассказать о всех его делах, выполненных за минувшие годы. Но о двух из них стоит вспомнить.
1
В то памятное утро прокурор области Б. X. Тапалов зашел, прежде всего, к старшему следователю:
— Экстренная командировка, Иван Лукич.
Двумя минутами позже Столяр знакомился с материалами, которые изумили даже его, видавшего виды юриста. В течение ряда лет группа расхитителей, орудуя на Уштобинском районном быткомбинате, разворовала материальных ценностей на сумму свыше 231 тысячи рублей. Предварительным расследованием установлено, что во главе этой шайки был директор комбината.
Всегда, во всем дорожа временем, Иван Лукич уже в пути до Уштобе продумывал план действий. Не раз приходилось ему встречаться с преступниками. Были они разные по характеру, по манере держаться на допросах. Иные с удивительным искусством изощрялись в отводе предъявляемых им обвинений.
Директор Горожанкин в первую минуту допроса повел себя так, будто арест его — это недопустимое оскорбление, нанесенное ему преднамеренно, с каким-то, мол, определенным умыслом. Иными словами, это то, за что работники следствия должны понести суровое наказание.
— И прокуратуру, и ОБХСС ввели в заблуждение, — заявил Горожанкин. — Я решительно не имею никакого отношения к тому, что натворили мои подчиненные. И если они, действительно, крали, расхищали, то я к этому не причастен. И не вина, а беда моя — слишком доверял им...
— Значит, передоверили? — спросил его Столяр.
На лице Горожанкина все то же смешанное выражение изумления и возмущения.
— Именно передоверил. Да и как, скажите, влезешь в душу каждому? С виду вроде бы люди как люди. А выходит... — Горожанкин запнулся, досадливо крякнул. — Тут сам аллах не разберется.
Основательных улик против него почти не было. Может, и вовсе не виноват ни в чем? Но еще рано делать определенные выводы.
Вечером, до позднего часа, Столяр вновь изучал каждый документ, касавшийся Ивана Алексеевича Горожанкина. Ему сорок лет. Более половины из них — в работе. Неоднократно поощрялся. Имея общее среднее и экономическое образование, неплохо исполнял обязанности заместителя директора совхоза «Кальпинский» в родном Алакульском районе.
Иван Лукич хорошо знал, что ни в коей мере нельзя допускать огульности, поверхностности в следственном деле, можно впасть в непоправимую ошибку в отношении обвиняемого. Но знал и то, как опасны вера на слово, неточность в исследовании доказательств. Немало случаев, когда преступники как ширмой пользуются своей безукоризненной репутацией в прошлом.
Столяру пришлось взять на себя тройную нагрузку: параллельно с допросами подследственных он изучает финансовое дело, специфику учета и отчетности на Уштобинском быткомбинате. Это помогает ему более плодотворно вести следствие.
— Вы говорите о своей честности, — начал Столяр очередной допрос Горожанкина. — Но есть факты: вы брали взятки. За что брали?
— Какая дикость! — стиснул челюсти Горожанкин, — какая низость!
И такой тон при каждом новом допросе.
Столяру невольно вспомнился фронт. Бывало, лобовой атаке предпочитали удары с флангов и с тыла. Но и то, и другое имело успех лишь в результате разведки позиций и планов противника. «Нечто подобное должно быть и сейчас!» — подумал Столяр.
Он обращает внимание на личность бухгалтера комбината — шестидесятилетнего Михаила Ивановича Малинина. Вот сведения о его прошлом. В 1935 году был осужден за крупные махинации к 10 годам лишения свободы, в 1941-м — к двум, в 1947-м — к шести годам заключения.
— Давайте поговорим откровенно, — предложил Иван Лукич, вызвав Малинина на допрос. — Вы уже пожилой человек, собираетесь на пенсию. Но как же, с какой душой будете отдыхать, если совесть ваша замарана?
Малинин укоризненно покачал головой.
— Вы уверены, что в прошлом я был заслуженно наказан?
— Трижды вас судили и каждый раз несправедливо? Не убедительно, Михаил Иванович.
Столяр — тонкий знаток человеческой психологии — уловил в настроении Малинина скрытое беспокойство, боязнь очередного наказания.
— Хочу напомнить вам, — продолжал Иван Лукич искрение, — честное признание принесет вам только пользу.
Как видно, Малинин почувствовал, что следователь действительно хочет помочь ему стряхнуть с совести тяжкий грех. Судя по тому, как Малинин вдруг задумался, сосредоточился на какой-то мысли, он вроде решился на признание. Но что-то сдерживало его.
— Что ж, — предупредил Столяр, — молчание не в вашу пользу. Идите. И знайте: так или иначе мы все выясним, и тогда вам не будет никаких скидок...
Иван Лукич не знал, как среагирует Малинин на эти слова и поэтому, не дожидаясь признания, вновь углубился в документы по его делу. Попутно продолжал изучать материалы о других подследственных.
Материалов все больше: фиктивные бухгалтерские отчеты, документы о незаконном использовании различных ценностей комбината, всевозможные приписки, нарушения кассовой дисциплины. А вот факт незаконного кредитования комбината и отпуска ему наличных денег, которые использовались в корыстных целях директором и его приближенными.
После тщательной экспертизы они обретают полную достоверность.
— Я считаю, что все нити преступления держит в своих руках Горожанкин, — поделился Иван Лукич с сотрудниками районной прокуратуры. С ним согласились.
Горожанкина вновь вызывают на допрос. Тот раздражен:
— Я повторяю: если уж вы захотели обвинить меня, то обвинить вы меня можете только в халатности!
По всей вероятности, он считал наказание за это преступление более легким и пытался направить следствие именно по этому пути.
Упорствовал не только директор. «Держались» Огай и Малинин, начальник отдела снабжения Толмачев и другие.
— Чем вы можете объяснить их поведение? — спросил прокурор области Тапалов.
Старший следователь уже думал об этом.
— Все очень просто, Баиш Хасанович, — солидарность подследственных на допросах — явный признак их спайки и в махинациях. Они, конечно, превосходно понимают, что стоит одному сдаться, как будет раскрыта вся шайка, — и тогда они понесут более строгое наказание.
Как ни упорствовал Горожанкин и другие, каждый очередной допрос все шире открывал завесу над тайной преступления. Столяр отметил существенную деталь: Малинин, Гольштейн и еще кое-кто держались с трудом и были на грани того отчаяния, которое и закончится признанием вины.
У Ивана Лукича уже не было и тени сомнений в виновности подследственных, но важно было выявить все детали совершенного преступления. Ведь только тогда суд сможет дать правильную оценку дела. А это необходимо и для полного оздоровления обстановки на комбинате.
На новый допрос были вызваны все подследственные. Вид у некоторых утомленный, угрюмый. Напряженная тишина воцарилась в кабинете следователя. Все, словно в предчувствии близкой развязки, с опаской глядели на кучу папок перед Столяром. Рядом лежал кодекс.
— Скажите, гражданин следователь, а что... будет нам... — спросил кто-то из подследственных и запнулся.
«Вот оно, долгожданное!» — подумал Столяр.
И тут резко, без разрешения поднялась Ирина Гольштейн. Метнув на Малинина и Горожанкина гневный взгляд, крикнула:
— Расстрелять бы всех вас, паразитов! Казнокрады грязные! Хватит вам таиться!
Ирина, с трудом сдерживая гнев, начала говорить о проделках тех, кто пользовался ее погрешностями. Так, будучи сменным мастером в цехе массового пошива, Ирина не вела строгого учета товарных ценностей. Нередко без накладных сдавала на склад крупные партии готовой продукции. Заведующий складом Цой воспользовался этим. Выписывая в конце каждого месяца общую накладную, он умышленно занижал количество поступившей от Ирины продукции.
Все, что сообщила Гольштейн, только подтвердило уже собранные следователем доказательства. Не ожидавший такого удара Цой оторопел, его сковал страх. И тут заговорил Столяр:
— Вы обвиняетесь в длительной преступной связи с бывшим директором комбината и другими.
Называя конкретные факты, следователь показывал хитро сфабрикованные преступниками документы на реализацию украденных ценностей. Так, по фиктивной фактуре значилось, что крупная партия товара отправлена одному клубу. На самом деле ценности были расхищены.
Цой не мог оправдаться и был вынужден признаться во всем.
Затем следователь открыл папку с документами (около сорока фиктивных счетов), свидетельствующими о хищениях начальника отдела снабжения Толмачева. Этот хапуга украл и разделил с сообщниками свыше 10 тысяч рублей, которые брал в подотчет в кассе комбината по указанию директора якобы для приобретения необходимых производству товаров. Старший бухгалтер Огай охотно списывал эти суммы, так как имел за это солидную мзду. И опять не без ведома Горожанкина.
Затем признается Малинин.
Но для полной картины преступления не хватало показаний самого директора комбината.
Следствие длилось уже пятый месяц. Кое у кого из коллег Столяра возник вопрос: «А может, пора закругляться?»
— Рано, — говорил Столяр.
— Ты серьезно убежден, что следствие еще рано заканчивать? — заинтересовался настойчивостью следователя и прокурор области.
— Абсолютно убежден, — заверил его Иван Лукич. — Я не сомневаюсь в связах Горожанкина, например, с начальником кредитного отдела Каратальского районного отделения Госбанка. Не сомневаюсь, что и Пак — ловкач из ловкачей, и очень опасный.
— А сумеешь доказать?
— Сумею, Баиш Хасанович, обязан.
И вот новые документы. Их немыслимо опровергнуть. Пак сдается.
— Ладно, — решился он на полное признание. — Спрашивайте, гражданин следователь.
— Говорите о главном: о ваших преступных связях с Горожанкиным.
Пак, однако, умолк в нерешительности.
— Тогда я скажу, — пошел следователь в наступление. — Лично вы совместно с Горожанкиным и его сообщниками в корыстных целях нарушали порядок кредитования работ на комбинате. Так, из-за отсутствия контроля за строительством здания детсада для комбината вы совершили разные приписки, завысили расценки работ, в результате чего присвоили более 25 тысяч рублей. Далее. Незаконные кредитования и отпуск денежных сумм комбинату. — Столяр показывает документы, изобличающие Пака в получении взяток от старшего бухгалтера комбината и в том, что за счет средств комбината построил себе дом.
— Да, пакостно все... — залепетал Пак самоуниженно. — Я все, все что угодно сделаю для вас... э... для следствия...
— Приведите Горожанкина, — сказал Столяр милиционеру.
Директор комбината вошел с уверенностью, что и на этот раз удастся сохранить свои позиции. Но отчаявшийся Пак не поддержал его. Стала видна тщетность дальнейших запирательств: Горожанкин активно дополнял показания других преступников. Но даже и в этих «признаниях» он еще пытался что-то выиграть для себя:
— Только очень прошу, гражданин следователь, отметить мое чистосердечное признание!
— Не огромный ущерб, нанесенный государству, сокрушал его совесть, а страх за собственную шкуру, — говорил Иван Лукич, передавая прокурору материалы следствия.
С чувством до конца исполненного долга вернулся он в Алма-Ату. Шестимесячная предельная напряженность в следствии, усталость — все было компенсировано победой над опасным злом.
А впереди — новые трудные дела. Они требовали особой воли, оперативности и четкости.
2
Все началось с того, что в Талды-Кургане разоблачили тайно существовавшую организацию, относящуюся к всемирному «Обществу свидетелей Иеговы». Религиозное название организации — ширма. Низовая группировка иеговистов, по признанию ее вожаков, подчинялась округу, который находился в Каскелене, под Алма-Атой.
Дело о каскеленских иеговистах было передано Алма-Атинской областной прокуратуре, и его выделили в особое производство. Тов. Столяр выехал в Каскелен, чтобы подготовиться к выступлению на судебном процессе уже в качестве государственного обвинителя. В его распоряжение поступили объемистые тома с записями свидетельских показаний, протоколами следственных действий, заключениями криминалистов, с перечнем вещественных улик.
Уже первые страницы этих материалов поразили Столяра. Здесь некоторые начальные данные о вожаках Каскеленского округа иеговистов — братьях Михаиле и Николае Андибур и Александре Давыдовиче Венцеле.
Эта тройка организовывала тайные собрания верующих, где изучалась реакционная литература, прослушивались магнитофонные записи, содержащие клеветнические измышления о советском государственном строе.
В следственных делах — тысячи документов. И Столяра, прежде всего, интересуют обстоятельства, побудившие молодых людей стать на путь, враждебный Советской власти.
* * *
На второй день войны в их дом пришел посыльный из военкомата.
— Кто из вас Василий Андибур?
Василий не сразу сообразил, что нужно этому человеку.
— Ну, я Василий, а в чем дело?
Посыльный достал из папки повестку о мобилизации.
— Война... сами понимаете...
— Ни меня, ни брата это не касается, — отрезал Василий. — По нашей вере мы подданные только бога Иеговы. Наша религия не позволяет нам быть в Красной Армии.
Посыльный насторожился.
— С присоединением Западной Украины к СССР все мы живем по законам Советской страны.
— Что?! — крикнул Василий. — У нас свои законы!
Посыльный понял, что продолжать дальнейший разговор бесполезно.
После его ухода Иосиф сказал нервозно:
— Не сегодня-завтра и мне принесут такую же бумажку. Только... черта им лысого!
Часом позже братья, распрощавшись с родными, подались за село. Там они разошлись. Хотя дороги выбрали разные, цель у них была одна — в укромных местах дождаться прихода оккупантов.
В городе, где Иосиф нашел себе приют, вскоре начали властвовать гитлеровцы. Из числа предателей они создали так называемую особую националистическую дивизию СС. Иосиф охотно вступил в дивизию и взял в руки оружие оккупантов, позабыв о своих религиозных убеждениях. Он начал активно участвовать в карательных операциях против своего народа.
Вышел из «подполья» и Василий. И хотя он на службу к гитлеровцам не пошел, продолжал молить бога об уничтожении Советской власти и настраивал на это единоверцев, мешая бороться против оккупантов.
...Советские люди предъявили суровый счет предателям Родины. Оба были осуждены на длительные сроки лишения свободы.
Полного срока заключения они не отбыли: была объявлена амнистия. Но Андибуры не пожелали вдуматься в смысл гуманного помилования.
Вернулся Василий Андибур с братом Иосифом из заключения и вновь с большим усердием приняли участие в подрывной работе местной подпольной организации иеговистов. Органам Советской власти пришлось принять строгие меры для пресечения антисоветской деятельности сектантов. В поисках «лучшей доли» Иосиф переселился в далекий Каскелен. Через несколько лет туда приехал и Василий с женой и сыновьями Михаилом и Николаем. Советская власть помогла одному стать шофером, другому — окончить училище механизации.
В Каскелене вокруг Иосифа сгруппировались многочисленные родственники и земляки, по той же причине расставшиеся с Украиной. Только из одного села Ролив их прибыло около тридцати человек.
Так началось создание каскеленского округа реакционной секты. Михаил и Николай, уверовавшие с помощью родителей в бога Иегову, удостоились в ней руководящих постов. К ним примкнул каменщик Александр Венцель, 1939 года рождения.
Поздравляя тройку с оказанием ей доверия, Иосиф Андибур напутствовал:
— Крепче действуйте. Но и очень, очень осмотрительно.
Но у младших Андибуров и Венцеля было уже предостаточно понятий о конспирации. Они детально вникают в каждое указание, в каждую инструкцию из комитета восточного отдела секты, с которым связались. Эти документы тщательно изучают и их подчиненные — слуги групп и руководители различных кружков.
Михаил проводит специальное совещание и дает брату Николаю особое поручение:
— Будешь вести строжайшую проверку положения дел на участках округа. Не забывай при этом: к нам может пролезть под видом верующего сотрудник из милиции. И при агитации за вступление в секту смотри в оба: достойного ли человека приглашаешь. Предупреди о том и своих подчиненных.
Такие обязанности были возложены и на Венцеля, получившего пост слуги группы.
...Столяр внимательно прослеживает по документам отдельные моменты в деятельности иеговистов. Здесь чрезвычайно важна буквально каждая деталь.
Вот довольно существенные факты того, как впоследствии каскеленский округ начал расширяться. О его существовании узнают через доверенных лиц иеговисты Талды-Кургана. Там создается обвод, подчиненный округу.
Обвод собрал под свое крылышко морально разложившихся людей. Наиболее «выдающихся» Андибуры ставят во главе талды-курганской организации. Чем же заслужили они такую честь?
Столяр вдумчиво изучает следственные данные об этих отщепенцах.
Шипунов А. Т., 1913 года рождения. Образование — 5 классов. Шофер. Дважды судим. В первый раз приговорен к 10 годам лишения свободы за сотрудничество с гитлеровскими оккупантами. Вторично — к 4 годам, также за государственное преступление.
Доможаков Петр, 1925 года рождения. Образование — 7 классов. Торговый работник. Ранее судим.
Тисовский М. В., 1910 года рождения. Образование — 4 класса. Рабочий ремонтно-дорожного участка. За государственное преступление приговаривался к 10 годам лишения свободы.
Кононов М. С., 1923 года рождения. Образование — 5 классов. Печник. Также отбывал 10 лет наказания за опасное преступление перед Родиной.
Столяр изучает обстоятельства дела, консультируется со следователем. Даже дома не дает ему покоя мысль о преступлениях иеговистов. И более всего тревожит Ивана Лукича то, что они стремятся воспитывать своих детей в духе абсолютной враждебности ко всему советскому.
Из памяти Столяра никак не выходила его встреча с ребятами, посещавшими подпольные детские собрания. У них бледные изможденные лица. Когда-то были они жизнерадостными, у каждого были свои интересные увлечения, мечты. «Духовные братья» округа постарались за короткий срок порядком отравить их ядом иеговистской идеологии. И теперь эти мальчики и девочки походили на детей, измученных страшным недугом. Казалось, всю свою жизнь, с рождения провели они в темницах, лишенные всяческих человеческих радостей.
— Скажите, чего бы вы хотели сейчас?
Дети молчали. И не удивительно, так как Андибуры и Венцель прочно внушили им жесткое правило:
«Ни в коем случае не вступать в откровенные разговоры с представителями сатаны, в противном случае вы будете наказаны самим богом Иеговой».
Столяр растерялся: как и о чем говорить с малолетними сектантами?
— Ну, у кого из вас есть самая большая мечта?
Опять угрюмое молчание. Видно, что дети хорошо понимали, о чем их спрашивают, но по-прежнему страшились отвечать. Вдруг одна из девочек всхлипнула. Наполнились слезами глаза и у подружек. И вот всех их охватило рыдание. Они явно оплакивали свою тяжкую участь, на которую были обречены проповедниками.
Столяр задумался: как могло произойти такое?
И в следственных материалах он находит характерные для облика секты документы. Это указание вождей «Общества свидетелей Иеговы», гласящее, что перевоспитание детей должно вестись, прежде всего, путем усиления их религиозной и психологической «обработки» самими родителями.
Художница-оформитель Каскеленского дорожностроительного учреждения Розалия Марунина, вопреки показаниям свидетелей, категорически отказывалась от фактов насильственного вовлечения сына Игоря в секту. Не раз мальчик, избитый до кровоподтеков, пропускал занятия в школе.
— Это ложь! — резко отклоняла Марунина предъявляемые ей обвинения.
И сникла, когда на очной ставке Игорь разоблачил ее.
* * *
Позади долгая кропотливая подготовка к судебному процессу. Зал Каскеленского городского Дома культуры переполнен. Многие из прибывших на процесс впервые в жизни услышали, что существует какая-то секта иеговистов.
— Кто же они такие?..
— Что за бог Иегова?
— Так они против Советской власти? Ну и ну!
Стихло в зале, когда вошел суд.
Председательствующий обстоятельно разъясняет подсудимым их процессуальные права.
Андибуры и Венцель настроены к суду враждебно, держатся вызывающе, как ни в чем не виновные.
Председательствующий, объяснив сущность обвинения, предоставляет им слово.
Михаил Андибур резким взглядом окинул членов суда.
— Сущность обвинения понятна. Вину свою не признаю.
Так же высказались Николай Андибур и Александр Венцель.
Начинается допрос свидетелей. Они дают новые показания. Но и после этого подсудимые не сдаются.
Процесс длится более недели, и все это время подсудимые заявляют о своей невиновности.
Государственный обвинитель Иван Лукич Столяр глубоко продумал всю свою ответственную роль в этом сложном, трудном процессе. В своей речи от имени государства он должен сконцентрировать всю колоссальную массу доказательств вины подсудимых, дать точную, справедливую оценку совершенного ими преступления.
Он начинает свою речь с истории иеговизма — источника многих бедствий на земле:
— На протяжении многих десятилетий главари всемирного «Общества свидетелей Иеговы» уродовали души людей, ввергали их в тайную борьбу против здравого рассудка, против науки и чистой человеческой морали. Из центра общества, находящегося в американском городе Бруклине, липкие щупальцы идеологов секты протянулись и в далекий Каскелен. Здесь главари секты нашли тех, кого искали. Это отщепенцы и их жертвы. Вот они, товарищи, перед вами. Вглядитесь в их лица.
Многие из сидящих в зале, присутствовавшие раньше на судах, привыкли видеть подсудимых поникшими. На лицах же Андибуров и Венцеля выражение дикой злобы. Они с ненавистью озираются по сторонам, пытаясь изобразить всем своим видом, что являются жертвами несправедливости. При этом упорно ссылаются на свободу отправления религиозных культов в СССР.
— Да, — говорит обвинитель, — это так, но это не дает никому права с помощью религии порочить советский строй. В проповедях, записанных Андибурами и Венцелем на магнитофонных лентах, провозглашаются призывы к отказу от службы в армии, от голосования на выборах в Советы, от участия в работе профсоюзов. В изъятой литературе, поступившей из Бруклина, руководители иеговизма требуют обязательного обучения детей религии, стремясь ограничить их жизнь лишь одной верой в бога. Они лишают детей радости дружбы, возможности учиться и быть полезными обществу, внушают, что только у верующих чистые мораль и дела, достойные подражания, а «дела мира сего злы, и их нужно избежать».
В социальном аспекте, говорит далее государственный обвинитель, иеговизм — это одна из наиболее реакционных религий, служащая в конечном счете интересам империалистической буржуазии...
Перед судом к Столяру подошел старик.
— Извините, что отрываю у вас время. Но всего на несколько минут, очень нужно...
Они уединились. Старик, хмуря брови, не знал, с чего начать.
— И говорить даже жутко.
— Это касается процесса?
— То-то и оно!
И старик поведал о том, что не дает ему покоя.
Полгода назад, он, Павел Никифорович Стенин, вечерним часом проходил мимо одного дома на окраине Каскелена. Вдруг услышал неподалеку всхлипывание. Стенин зашел за угол, прислушался. Плакала девочка. Мальчик увещевал ее:
— Это же все от бога, Катька. Божьи слова.
— Враки! — отрезала девочка. — И вовсе не от бога. Сами Андибуры написали.
— Тебе-то какое дело? Трудно, что ли, какие-то тридцать листков разбросать по улице? Никто же не увидит. Не то тебя накажут... Зачем же пошла в нашу секту?
— Меня насильно туда... Мамка заставила.
— Но ты же дала клятву богу...
— Пускай! Я не по своей охоте.
— Все равно ты теперь сектантка. А предашь нас — в огне будешь гореть.
— Не буду! — чуть не во весь голос вырвалось у Кати. — Я отравлюсь, знаю чем.
— Ох и дура!
— Отравлюсь! Все равно это не жизнь.
Стенин не выдержал, вышел из-за угла в намерении задержать ребят. Но те, завидев его, бросились в разные стороны. Старик узнал Катю. Это девочка одной вдовы, набожной женщины, шестиклассница.
На месте спора детей Стенин обнаружил несколько религиозных листовок антисоветского содержания.
— Я эти листовки отнес в милицию, — закончил свой рассказ Павел Никифорович. — Что там предприняли, не знаю. А вскоре услышал, что девочка Катя хотела повеситься. Хорошо что мать заметила, успела обрезать веревку. — Старик, покусав губы, вздохнул. — Вот ведь, товарищ прокурор, какую заразу развели эти Андибуры!
— Нам уже многое известно об этом, — сказал Столяр.
— Это хорошо, — одобрил Стенин, — но я должен передать вам: все люди просят как следует наказать негодяев. Самую жесткую им кару! Как же можно так допустить, чтобы всякая, извините за прямоту, сволота охаивала наше государство, калечила наших ребят?! Так что самую что ни есть суровую им кару! Народ требует по справедливости.
...В зале прежняя тишина. Но тишина относительная. С огромным усилием сдерживали люди бурю негодования. Каждый из них целиком разделял позицию государственного обвинителя. И это еще более укрепляло наступательный дух Столяра.
— Исходя из неопровержимых доказательств и учитывая тяжесть совершенного преступления, прошу суд подвергнуть каждого подсудимого по совокупности статей 170-1 и 200-1 части первой Уголовного кодекса Казахской ССР к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима.
Громом аплодисментов одобрили все сидящие в зале речь Столяра.
Так был встречен и приговор суда.
* * *
Вернулся Иван Лукич домой перед вечером. Жена и дети знали, что он вот-вот приедет, и ждали его к ужину. Приятно было Ивану Лукичу видеть семью счастливой. А ведь могло... ох как запросто могло стать в его жизни все иначе, если бы позволил себе поддаться хандре в те критические минуты, когда лежал в госпитале совершенно неподвижным и полагал, что судьба навсегда сразила его.
Много друзей у Ивана Лукича. Часто наведываются они к нему домой, в часы досуга. И всякий раз с увлечением разглядывают семейные реликвии. Это и страницы пожелтевших от времени фронтовых газет с очерками о подвигах разведчика Столяра, и фотографии из боевой походной жизни. Здесь немало и сообщений о многочисленных наградах за мужество и героизм.
Его имя неоднократно упоминается в военных мемуарах. На титульном листе одной из книг «В походах и боях», подаренной Столяру бывшим командующим 65-й армией генералом армии дважды Героем Советского Союза П. И. Батовым, написано: «Однополчанину И. Л. Столяру, верному сыну советского народа, бесстрашному разведчику 69-й стрелковой дивизии в знак благодарности и признания его подвигов».
Более четверти века прошло с тех пор, когда был совершен последний поиск разведчика Столяра. Но он и поныне все тот же воин — неуемный, смелый, не знающий поражений. За годы службы в органах прокуратуры он успешно выполнил сотни сложных заданий, не щадил своих сил во имя добра для людей.
М. ИЛЮШНИКОВ