Л. Троцкий. ПИСЬМО В ЦИК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Троцкий. ПИСЬМО В ЦИК

Товарищи, вчера представитель следственной комиссии по делу 3 – 5 июля сделал попытку ознакомить нас со следственным материалом. Говорю «сделал попытку», потому что дело не пошло дальше первого документа, имеющего, впрочем, с политической стороны важнейшее значение: это акт допроса поручика Ермоленко.[195] Мы, подследственные, заявили, что ввиду характера «работы» г. Александрова мы отказываемся дальше входить с ним в объяснения. Суть дела такова. Ермоленко рассказывает подробно, как он завербовался в качестве немецкого шпиона (разумеется, с «патриотическими» целями). Для характеристики этого субъекта достаточно сказать, что, когда немцы дали ему на дорогу 1.500 руб., он спросил: «почему так мало?» (по собственному показанию). Этот Ермоленко подробно рассказывает, как он вел переговоры с немецкими офицерами о своих будущих обязанностях: шпионаже, взрыве мостов и пр., рассказывает, с кем именно он должен был сноситься в России и как. Вне всякой связи со всей этой конструкцией, он говорит, что ему сообщили, что он будет работать в России «не один», что в том же направлении в России работает Ленин со своими единомышленниками, которые посланы были «добиться отставки Гучкова и Милюкова». Никаких поручений к Ленину Ермоленко не получал, во всей его конструкции Ленин совершенно ни к чему, так сказать, насильственно введен со стороны и связан с Ермоленко не фактами и отношениями, а простой и глуповатой в своей хитрости фразой: «Вы будете не один, будет и Ленин», которому дескать поручено взрывать не только мосты, но и две крепости: Гучкова и Милюкова. Под конец еще говорится: «мне сообщили, что Ленин участвовал на совещаниях в Берлине и останавливался у Скоропись-Елтуховского, в чем я и сам потом убедился». Точка. Как убедился – об этом ни слова. Таким образом, в этом единственном «фактическом» указании Ермоленки Александров не проявил никакой любознательности: как убедился Ермоленко, что Ленин был в Берлине и останавливался у Скоропись-Елтуховского, – ведь, только это и имеет значение.

Одно из двух, либо Александров не следствие вел, а помогал Ермоленко вести подлую клевету против Ленина и всех нас в защиту… не отечества, а устраненных немцами от власти Гучкова и Милюкова. Я заявил, что ввиду этой явной недобросовестности следствия, рассчитанного не на выяснение дела, а на его затемнение, в интересах травли против нашей партии и ее деятелей, я считаю для себя невозможным ни политически, ни нравственно участвовать дальше в следственном процессе и сохраняю за собой тем большее право вести борьбу с бесчестным заговором пред лицом общественного мнения страны всеми средствами, какие имеются в моем распоряжении. Остальные товарищи сделали аналогичные заявления.

Прошу вас, товарищи, огласить настоящее письмо в ЦИК, который требовал, чтобы мы предстали пред судебными властями (Переверзева – Зарудного). Главным образом, прошу напечатать это письмо в «Рабочем». Хочу думать, что все честные издания в Петрограде и провинции перепечатают настоящее письмо.

В заключение скажу только следующее. Когда во время изложенного «сеанса» я взглянул на лицо нашего молодого друга, мичмана Ильина-Раскольникова, я не мог не сделать сопоставления: следователь Александров, который «ликвидировал» нас при царизме, предъявляет Раскольникову обвинение в политической продажности. Тут находит свое завершение целая эпоха, целая система. Да будет она проклята!

Л. Троцкий. «Кресты», 1 сентября 1917 г.

«Рабочий Путь» N 2, 18 (5) сентября 1917 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.