2. Вопросы мира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Вопросы мира

Л. Троцкий. ПРОГРАММА МИРА[74]

Временное Правительство второго состава[75] заявило в своей декларации, что намерено отстаивать мир без аннексий, без контрибуций и с гарантией права на национальное самоопределение. Эта формула могла показаться многим простодушным людям подлинным решением вопроса – особенно после империалистического бесстыдства г. Милюкова. Но кто знаком с формулами англо-французского изготовления (фирмы Ллойд-Джорджа-Бриана[76] -Рибо[77]) или хотя бы с пацифистскими формулами американского президента Вильсона, тот не мог не отнестись к декларации Временного Правительства со спасительным недоверием. Никогда со времени сотворения мира правящие классы не лгали так много, как в эпоху нынешней войны. «Эта война есть война за демократию». «Эта война есть война за мир и союз наций». «Эта война есть последняя война». Под прикрытием этих лозунгов шло и идет дальнейшее натравливание народа на народ. Чем оголеннее и бесстыднее исторический смысл нынешней империалистической бойни, тем более пышными формулами стремятся правящие и услужающие политики прикрыть ее содержание. Буржуазия Соединенных Штатов вмешалась в войну, защищая свое священное право вывозить в Европу амуницию и наживать миллиарды на европейской крови: тем настоятельнее было для демократического ханжи Вильсона привести в движение все хоругви пацифизма.

Над поставкой усыпляющих сознание формул особенно много потрудились социал-патриоты: в этом собственно и состояла их главная роль в механизме нынешней войны. Ставя перед массами такие цели, как «защита страны», или «установление международного третейского суда», или «освобождение угнетенных наций», социал-патриоты разрешение этих задач связывали в сознании массы с победою оружия собственной страны. Они неутомимо мобилизовали идеалистические лозунги в интересах империализма.

Безвыходно-затяжной характер войны, всеобщее экономическое расстройство, рост недовольства и нетерпения в низах, уже нашедший свое первое выражение в великолепном прологе русской революции, – все это заставляет правящих обеих коалиций искать путей к ликвидации войны.

Разумеется, самым лучшим способом ликвидации явилась бы так называемая «решительная победа». Германские империалисты доказывают, что без победы и всех вытекающих из нее преимуществ всему общественному режиму грозит опасность. Французские националисты не менее убедительно доказывали то же самое по отношению к Франции. Но чем дальше затягивается война, чем менее осуществимой становится «решительная победа»{9}, тем тревожнее и неувереннее становится настроение правящих, в том числе и их социал-патриотического фланга. Ликвидация войны путем гнилого соглашения (главным образом, за счет малых и слабых народов) становится такой же задачей для официальной дипломатии, как восстановление «Интернационала» путем взаимного отпущения грехов – для дипломатии социал-патриотической.

Правящие ощущают острую потребность в мире. Но в то же время они боятся мира, ибо день открытия мирных переговоров будет днем подведения итогов. Именно поэтому официальная дипломатия не прочь, чтоб на хрупкий лед мирных переговоров вступили первыми дипломаты социал-патриотизма. Между собою и ими официальные правительства предусмотрительно устанавливают известную дистанцию – на случай провала. В этом полуофициальном нащупывании почвы для мирных переговоров и состоит основная задача предстоящей вскоре Стокгольмской «социалистической» конференции.

Внутренняя противоречивость этой конференции ярче всего вскрывается на политике русского Временного Правительства и его составных частей. Во имя одной и той же программы «мира без аннексий», Терещенко, как нам говорят, убеждает союзных империалистов перейти к честному образу жизни. Керенский, не дожидаясь плодов этого убеждения, готовит русскую армию для наступления, а Церетели и Скобелев – собираются в Стокгольм[78] для неофициальных переговоров о мире. На увещания г. Терещенко итальянское правительство отвечает объявлением протектората над Албанией, а г. Рибо снова подтверждает необходимость полной победы и отказывает своим социалистам в паспортах для поездки в Стокгольм, куда приглашают их стоящие у власти русские коллеги г. Рибо. Как ни взять программу «мира без аннексий» и пр., – как тему ли для увещаний по адресу союзников, как лозунг для стратегического наступления или как предмет для переговоров между Церетели, Шейдеманом[79] и Реноделем[80] – программа эта не внушает нам никакого доверия. Ренодель уже сейчас выясняет своим политическим господам, т.-е. правящим классам, что он собирается в Стокгольм прежде всего для того, чтобы разоблачить немецких социалистов и доказать французским и союзным рабочим необходимость войны «до конца». Надо думать, что Шейдеман вооружен – на худой конец – подобным же планом. Ничто не обеспечивает нам того, что конференция действительно станет хотя бы вступлением к мирным переговорам капиталистической дипломатии. Она может с такой же вероятностью стать средством разжигания потухающих шовинистических страстей. При таких условиях было бы с нашей стороны преступлением внушать рабочим массам доверие к Стокгольмской конференции и тем отвлекать их внимание от единственно верного, т.-е. революционного, пути к миру и братству народов.

Инициатива созыва Стокгольмской конференции находится в руках Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Это придает всему предприятию величайшую двойственность. Не будучи социалистической организацией, Совет говорит, однако, от имени глубоко-революционных масс. В то же время во главе Совета, опираясь на недостаточную оформленность сознания этих масс, стоят политики, насквозь пропитанные мелкобуржуазным скептицизмом, недоверием к пролетариату и социальной революции.

"Было бы бесцельно, – говорят «Известия Совета»[81] под давлением критики интернационалистов, – созывать конференцию социалистических дипломатов, которые пытались бы за кабинетным столом прийти к полюбовному соглашению насчет перекройки карты Европы. Такая конференция не только не привела бы к положительным результатам, но могла бы сделать еще глубже пропасть, разделяющую социалистов разных стран, пока их кругозор не выходит за пределы национальных задач.

"Действительно плодотворные результаты может дать лишь другая конференция, – конференция, на которой каждая из явившихся групп с самого начала будет себя чувствовать одним из отрядов международной армии труда, собравшихся, чтобы общими силами делать общее дело.

«Так именно, – заключают „Известия“, – и ставит вопрос письмо Исполнительного Комитета».

При этом «Известия» скидывают со счетов то обстоятельство, что сам Исполнительный Комитет теснейшими узами связан с русской капиталистической дипломатией, а через нее – и с дипломатией союзников. Высказываясь «в принципе» за разрыв национального единения, Исполнительный Комитет тем прочнее стремится закрепить национальное единение у себя дома.

Построенная на таких началах конференция, если бы ей даже удалось собраться, не сможет на первых же шагах не обнаружить своей полной несостоятельности. Было бы легкомыслием или слепотой брать на себя ответственность перед массами за предприятие, в самой основе которого заложена двойственность и беспринципность.

Программа мира – для нас – есть программа международной революционной борьбы руководимых пролетариатом трудящихся масс против правящих классов. В Циммервальде и Кинтале[82] революционные социалисты с достаточной определенностью формулировали общие принципы такой борьбы. У нас сейчас меньше, чем когда бы то ни было, оснований отклоняться от них в сторону «принципов» Керенского или Церетели. Мы вошли в эпоху могущественных революционных потрясений. Политическая половинчатость, а тем более политический авантюризм будут быстро изживаться. Идти в ногу с историческим движением сможет только та партия, которая свою программу и тактику строит в расчете на развитие социально-революционной борьбы мирового, в первую голову – европейского пролетариата.

Петроград, 25 мая 1917 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.