Л. Троцкий. СДАЧА ПОЗИЦИЙ (К отставке Чернова)

Л. Троцкий. СДАЧА ПОЗИЦИЙ (К отставке Чернова)

Министр земледелия Чернов вышел в отставку.[158] Целую неделю кадетская «Речь» и за нею все органы реакции требовали отставки Чернова. Кадетские кандидаты в министры требовали того же. При всей бесхарактерности своей политики, состоявшей в том, чтобы хорошими эсеровскими словами прикрывать свое бессилие передать землю крестьянам, Чернов стал все же в глазах крестьян, которые принимали его слова всерьез, в своем роде знаменем, на котором написано право крестьян на помещичью землю. Крепнущая за спиною Советов и Временного Правительства контрреволюция сейчас же приступила к очищению министерства от таких людей, которые питают в массах «бессмысленные мечтания».

К этому прибавилось еще одно крайне важное соображение. В день своего вступления в министерство, в начале мая, когда министры – «социалисты» (меньшевики и эсеры) раздавали обещания пригоршнями налево и направо, Чернов обещал Совету издать немедленно закон, воспрещающий с 1 марта всякие земельные сделки, дабы не дать помещикам возможности «спрятать» свои земли от народа посредством мнимого раздела их между родственниками и свойственниками или продажи иностранцам. Однако такого закона Чернов не издал ни в мае, ни в июне. Этого не позволяли те самые кадеты и князья Львовы, доверять которым эсеры призывали крестьян. Только после бурного выступления на улицы Петрограда рабочих и солдатских масс, потерявших всякое терпение и всякое доверие, только после крови гражданской войны, вызванной провокацией агентов контрреволюции, Чернов получил возможность издать обещанный закон.[159] Но и тут Временное Правительство не пошло на полное запрещение земельных сделок, а поставило их в зависимость от разрешения министра земледелия. Даже «Воля Народа»,[160] газета правого крыла эсеров, пишет, что за два месяца, май, июнь, бесплодно упущенные Черновым, помещики не дремали и всякими сделками по купле-продаже запутали местные земельные отношения до крайности. Но несомненно, что при крепком революционном, т.-е. рабочем и крестьянском, правительстве в центре, при крепких крестьянских комитетах на местах, можно будет распутать и рассечь все напутанные помещиками петли и узлы. Разрушить уже существующие народные организации, не дать сложиться новым, такова сейчас важнейшая задача контрреволюции. А заодно ей нужно заменить Чернова другим министром, который будет прямо и сознательно служить помещикам, разрешая, на основании черновского закона, дальнейшие земельные сделки, которые должны на нет свести будущую земельную реформу.

Поход кадетов и черносотенцев против Чернова вызван этими именно соображениями. Можно по совести сказать, что Чернов не заслужил той ненависти, которую питает к нему контрреволюция. Но в отстаивании своих интересов эксплуататоры не любят останавливаться на полдороги. Учинив разгром большевистских центров, разоружив питерских рабочих и солдат и часть кронштадтцев, контрреволюционные центры приступили теперь к снятию с постов своих бессознательных помощников, эсеров и меньшевиков.

Чтобы облегчить себе эту работу, контрреволюционеры прибегли к самому отравленному своему оружию: черносотенно-шовинистической клевете. Бурцев и Алексинский[161] пустили из-под полы слушок, что Чернов, в качестве «пораженца» и «германофила», находился за границей в каких-то сношениях с немецкими властями, распространял через них революционную литературу среди русских пленных в Германии и пр. «Речь» немедленно же подхватила все это в виде темных намеков, рассчитанных на то, чтоб запугать обывателя. Кадеты, которых Керенский заклинал отказаться от «партийности» и вступить в новое коалиционное правительство, отвечали, что с другом кайзера Черновым им заседать невозможно. Потом соглашались, потом опять отказывались…

Кончилось это позорище так, как вообще кончаются столкновения эсеров и меньшевиков с представителями крупной буржуазии: вожди Совета капитулировали, и Чернов вышел в отставку, чтобы, в качестве «частного лица», очиститься от обвинений и потом «вернуться» на свой пост. Действительно ли единственной причиной отставки является гнусная клевета наемников реакции, или же Чернов своей отставкой «самоотверженно» облегчает Керенскому сделку с кадетами, – это сейчас трудно сказать. Но это все равно. Уйти сейчас эсеру от власти легче, чем вернуться к ней. Керенский может и не позвать. И крестьянские депутаты смутно чувствовали это. Большинство их глухо протестовало против отставки. Но политическая беспомощность, которую эксплуатируют вожаки, сделала свое дело: отставка Чернова была одобрена подавляющим большинством членов Центрального Исполнительного Комитета.

Кто выступил против этого решения?

Большевики, объединенные интернационалисты и группа Мартова. Они поставили собранию на вид, что организаторы похода против Чернова те же самые негодяи, которые пустили в оборот клевету против Ленина, Зиновьева, Каменева и Коллонтай. Но разница та, что эсеры и меньшевики до сих пор пальцем о палец не ударили, чтоб обличить и разрушить гнусный клеветнический заговор против Ленина; наоборот, своим рассчитанным молчанием или двусмысленными оговорками они питали и поддерживали клевету, тогда как большевики единодушно выступили на защиту Чернова и потребовали, чтоб он, не сдаваясь перед кадетскими домогательствами, оставался на своем посту. В борьбе против натиска контрреволюции большевики защищали Чернова несравненно более энергично, чем эсеры, крестьяне и меньшевики. Это объясняется не нашими «симпатиями» к Чернову, а потребностями борьбы против контрреволюции. Сбитые с толку эсерами крестьянские депутаты выдают своих собственных вождей. Революционные рабочие депутаты, не считая крестьянских вождей своими, защищают их, однако, со всей революционной решительностью. А когда придет час, рабочие будут проливать свою кровь за интересы крестьянской бедноты в открытой борьбе против тех клик, которые сегодня вытеснили Чернова, а завтра собираются открыто и целиком прибрать к своим рукам власть. И мы не сомневаемся в том, что крестьянская беднота вынуждена будет вскоре понять, что спасение – в нашей тактике, а не в тактике Черновых.

«Рабочий и Солдат»[162] N 2, 25 июля 1917 г.