Принципиальный раблезианец Памяти Петра Вайля

Принципиальный раблезианец Памяти Петра Вайля

Мы мельком познакомились в 90-м году в Америке. Спустя какое-то время он прислал мне в Москву приветливое письмо, я ответил, и мы стали друзьями на двадцать без малого лет.

Окружающие люди, как мне кажется, делились для Петра Вайля на его любимцев – и всех остальных, середины не было. Мне повезло: я попал в число этих баловней, и на меня за годы дружбы свалилась целая бездна всякого рода благодеяний – сердечной заботы, точности, тонкости, внимательных подарков, увлекательных путешествий, сногсшибательной жратвы, серьезных разговоров и замечательного глумливого трепа.

Вайль очень хотел казаться олицетворением жизнелюбия, чуть ли не раблезианства.

– Петя не совсем тот, за кого себя выдает, – сказала моя наблюдательная жена после нашего очередного свидания с ним.

– ?

– Обрати внимание на его руки. Действительно: у этого корпулентного, седого, вальяжно-артистичного космополита, гурмана и весельчака были абсолютно “декадентские”, изящные и беспокойные кисти рук. Когда я обвыкся с феерией его общения, мне иногда случалось, чуть ли не в самый разгар смачного вайлевского словоизвержения, уловить в его взгляде мгновенное выражение мертвенной печали. И хоть бы одна за столько лет жалоба на упадок духа или просто недомогание! В конце концов, он был больным человеком… Но о серьезнейшем его недуге я узнал от него впервые накануне собственной операции, чтобы, как я понимаю, мне не поддаться эгоизму болезни и не чувствовать себя самым несчастным и одиноким на этом свете. Наша с ним дружба была почти безоблачна, но однажды он вспылил не на шутку: памятуя о том, что Петр недавно выписался из больницы, я попробовал вырвать у него тяжелый чемодан – да еще в виду целого “цветника” провинциальных красоток!

Раз и навсегда из принципа освоив роль неунывающего раблезианца, он безукоризненно сыграл ее до конца. Вот первый смысл слов, вынесенных мной в заголовок этого сбивчивого некролога. Но есть и второй. Раблезианство, жовиальность как-то сами собой предполагают ослабление нравственной составляющей человека: нравственность, по расхожим представлениям, аскетична. Но при мне Петр Вайль спокойно объяснил нашему общему знакомому, почему не подаст ему руки (тот опубликовал злобную чушь в адрес попавшего в беду Андрея Бабицкого, коллеги Петра).

Подытожу: если человек расшибается в лепешку ради тех, кто ему дорог, находит в себе решимость окоротить клевету, а о собственных невзгодах помалкивает, речь идет об очень хорошем, даже редкостном человеке.