Эмиль КИО: Цирк будет жить до тех пор, пока люди не разучатся верить в чудеса

Эмиль КИО: Цирк будет жить до тех пор, пока люди не разучатся верить в чудеса

Панорама

Эмиль КИО: Цирк будет жить до тех пор, пока люди не разучатся верить в чудеса

ЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Его профессия – убеждать нас в том, что невозможное возможно. Что маги и волшебники существуют не только в сказках. Что навсегда ушедшее от нас детство можно вернуть. Хотя бы ненадолго. И мы ему верим, понимая, что это – правда и неправда одновременно. Мы рады этому невинному обману – смеёмся, аплодируем и ждём от него всё новых чудес. Раньше таких людей называли фокусниками. Потом для них придумали более изысканную формулу – артист иллюзионного жанра. Но артистов такого уровня – их по всему свету и десятка не наберётся – мы в душе считаем просто волшебниками. Всю свою жизнь Эмиль Кио посвятил искусству благородного обмана, к которому, как ни к какому иному, подходит знаменитое пушкинское определение – возвышающий.

– Эмиль Эмильевич, трудно быть сыном великого отца?

– Нелегко. Папа был лучшим фокусником на свете. Международная ложа артистов цирка удостоила его Большой золотой медали, он был почётным членом Лондонского магического клуба, объединяющего иллюзионистов-профессионалов всего мира. Сохранить славу имени порой гораздо труднее, чем завоёвывать её с нуля. В цирке династии – правило, а не исключение. И здесь всегда всем известно, сколько ты сам вложил в аттракцион, который получил в наследство.

– Свой первый выход на манеж помните?

– Конечно, хотя мне было всего два года. Выход этот был совершенно незапланированным. Я сидел в первом ряду и смотрел представление. Мне всё очень нравилось. До тех пор, пока я не увидел, как папа уложил маму в деревянный ящик и начал её распиливать. Я выскочил на манеж и набросился с кулаками на папу. Он стал меня успокаивать, но реветь я перестал лишь тогда, когда увидел, что с мамой ничего страшного не произошло. Во второй раз это получился почти настоящий фокус. Я играл с ребятами в прятки за кулисами и забрался в ящик из реквизита отца. Меня так долго искали, что я успел там заснуть. Ассистенты вынесли его на манеж, даже не заглянув в него. Представьте папино удивление, когда из пустого, как он полагал, ящика появился я.

– Рано вы папе «ассистировать» начали! Так всё детство в цирке и провели?

– Не совсем. Пока родители были вместе, я ездил с ними, а когда расстались и папа женился во второй раз, то кочевую жизнь начал вести мой младший брат – Игорь. А я как примерный мальчик ходил в школу. Конечно, все секреты я знал, что-то показывал папа, что-то – его ассистенты. Но фокусы я демонстрировал в основном в школе, а потом – в институте. Однажды на экзамене преподаватель мне сказал: раз ты такой волшебник, вытащи первый билет. Я вытащил. Сам не понимаю, как это у меня получилось. Посмотрел на него с победным видом и пошёл готовиться. Но когда стал отвечать, преподаватель отложил билет в сторону и стал меня гонять по всему материалу.

– Выходит, вы – фокусник с высшим образованием. Эмиль Теодорович не хотел, чтобы вы пошли по его стопам?

– Просто он считал, что у меня должно быть высшее образование. Так что после школы я поступил в Московский инженерно-строительный институт. Математику я любил и знал неплохо. На вступительных экзаменах это был главный предмет. Его я сдал на пятёрку. А сочинение завалил. Меня посадили на первую парту – преподаватель нашла шпаргалки, и меня выгнали. Но, увидев пятёрку по математике, разрешили писать ещё раз, во вторую смену. Посадили уже не на первую парту, а на последнюю, я всё списал, получил четвёрку и поступил.

– Сидя в аудитории, по манежу не тосковали?

– Вам это покажется странным, но учился я с удовольствием. Мой дипломный проект «Благоустройство и озеленение Театральной площади в Рязани» выиграл конкурс и был осуществлён на натуре. На здании рязанского театра висит доска, свидетельствующая, что эта площадь обустроена по проекту Эмиля Кио. Но, несмотря на столь многообещающее инженерное начало, продолжать эту карьеру я не хотел. Два месяца отработал в Московском тресте по строительству набережных и мостов. Не выдержал и пришёл в аттракцион к отцу. Всего лишь инспектором манежа. Это было в 60-м. Пять лет мы работали у отца вдвоём с Игорем. До тех пор, пока папы не стало. Случилось это в Киеве, на гастролях. Мы отработали очередной спектакль. Папа был в прекрасном настроении, но, видимо, дала себя знать усталость. Он не умел себя щадить, и сердце не выдержало. На следующий день Игорь повёз тело отца в Москву, а я вышел на манеж: в цирке представления отменять не принято. Отработал два представления в субботу, три – в воскресенье и только поздно вечером улетел в Москву, чтобы успеть на похороны.

– Но его аттракцион унаследовал Игорь?

– Так получилось. Но я своей жизни без цирка уже не мыслил. Ещё работая с отцом, я начал придумывать собственные фокусы, стал потихоньку делать аппаратуру. В Союзгосцирке приняли решение создать второй аттракцион Кио на базе Киевского цирка. Пришлось всё начинать с нуля: создавать аппаратуру, делать реквизит, набирать и учить новых ассистентов, шить костюмы, подбирать музыку.

– Но это же непочатый край работы!

– А мы всё успели за три месяца. Вот где помогло моё инженерное образование – на киевских заводах по моим чертежам сделали новый комплект аппаратуры. Рабочие часто после смены оставались, чтобы сделать всё как можно быстрее. В цирке мы дневали и ночевали, репетировали как заведённые, но верили: всё получится. Когда аттракцион был готов, отправились на гастроли в Ялту, оттуда в Куйбышев, затем в Ленинград. И везде – сплошные аншлаги. С тех пор я веду тетради, где записаны все цирки, где мы работали, количество представлений и число зрителей, расписана каждая программа.

– И сколько представлений вы уже дали?

– Больше 16 000. Поначалу это была точная копия аттракциона моего отца. У него были трюки, которые до сих пор нравятся зрителям. Например, сжигание женщины. Этот фокус он придумал в начале пятидесятых, причём проделывал его ещё в старых маленьких цирках, которые при малейшей неосторожности могли вспыхнуть как спичка. Но от наших фокусов ни один цирк не сгорел. На моей памяти все пожары начинались почему-то с бухгалтерии. Но, как бы ни была хороша отцовская копия, мне хотелось сделать что-то самому. Постепенно я стал включать в программу уже свои фокусы, и теперь из отцовского арсенала у меня только номер с сжиганием женщины и остался. Но и его я делаю не так, как отец. В программе есть номера, которые до сих пор никто, кроме меня, не делает. Я, например, первым начал распиливать двух женщин и менять их «тела» местами. Или фокус, когда на пустом столе появляется сразу восемь девушек. Очень нравилась зрителям моя «Неисчерпаемая машина». Я выезжал на арену на «Запорожце», из которого постепенно появлялось восемнадцать человек!

– Сколько-сколько?

– Вы не ослышались. Восемнадцать. Только теперь я его больше не показываю…

– «Запорожец» сломался?

– Нет, просто всем восемнадцати надо зарплату платить. Кио – это всегда масштаб, а сегодня масштаб директорам цирков не нужен. Им бы что попроще да подешевле. И артистов чтобы поменьше. Программу, где занято 70–80 артистов, могут себе позволить только столичные цирки, а раньше это было нормальное представление хоть в Сибири, хоть на Дальнем Востоке.

– И сколько всего фокусов вы придумали?

– Точно не скажу. Потому что не знаю…

– Как же так?! Фокус – это же авторское изобретение. Должны же быть какие-то патенты, описания…

– Есть патенты. И описания есть. Только я никогда их не считал. Приходила в голову идея – я старался её осуществить. Если получалось и зрителям нравилось, мы делали этот номер до тех пор, пока он привлекал публику. А потом я придумывал новый.

– Как?

– У меня сначала в голове возникает картинка, как должен выглядеть аттракцион, что должно происходить. А потом я уже придумывал, как это сделать технически.

– То есть вы сами себе придумываете «трудности», а потом ищете, как их преодолеть?

– Пожалуй, что так. Наверное, это и есть ЦИРК.

– И чего в этом процессе больше – расчёта или вдохновения?

– Одно без другого в нашей профессии невозможно. И никакой компьютер вам не рассчитает, чего тут больше.

– Что для иллюзиониста самое главное?

– Вера в себя и стремление удивить зрителя.

– А сегодняшнего зрителя цирковыми чудесами уже не удивишь? Копперфильд ведь всё делал в телемонтаже, а не на манеже. Он, кстати, у вас трюки перекупить не пытался?

– Может, и пытался, но ко мне он с этим не обращался. Да и вряд ли он стал бы это делать. Он ведь выступал на сцене, а не на манеже, а это большая разница – зрители видят происходящее только с одной стороны, а манеж – это круговой обзор, со всех сторон всё видно и «смошенничать» не получится. К тому же у него после каждого трюка закрывается занавес, и публика десять минут скучает до следующего номера. А у нас всё идёт каскадом. Вот его фокусы пытались копировать. Одной артистке это вроде бы даже удалось, но выполняла она трюк так, что сразу было понятно, как это сделано. Мало скопировать, надо ещё суметь сделать это виртуозно. А для этого тоже талант требуется. Что же касается зрителей, то я совершенно уверен: люди не разучились удивляться. Вот только их встречи с настоящими цирковыми чудесами происходят очень редко. И не по их вине.

– С развалом Союза им стало просто не до цирка…

– Но это было 20 лет назад! Тогда, в 91-м, нашу труппу спасло приглашение в Японию. Первый контракт был стандартным – три месяца, но, видя, каким успехом наши выступления пользуются у зрителей, его продлили. И в итоге мы работали там 15 лет. Исколесили всю страну вдоль и поперёк, кроме Окинавы, а это 150 городов! Выступали даже на крошечных островках с населением в три-четыре тысячи человек. Там меня сегодня знают лучше, чем здесь.

– Не поверю, что фамилию Кио в России забыли.

– Помнят, конечно. И даже в корыстных целях используют.

– Аттракционы воруют?

– И такое бывает. Ушёл от меня ассистент к конкурентам и все известные ему секреты продал.

– А вы его в суд!

– Можно. Но противно это. Мне тут знакомый звонил недавно, спрашивал, почему я открыл фирму по производству печенья. Я удивился, а он рассказал, как купил печенье под названием «КИО». Там и цирковой купол на упаковке изображён, так что никакого сомнения в том, о каком Кио речь. А я ни слухом ни духом. Жена пошла купила. Печенье съедобное, но нельзя же так беспардонно! И что, с этим тоже в суд идти прикажете? Только у нас такой беспредел возможен. Иногда кажется, что мы снова в 90-е откатываемся. Работали мы не так давно в Самаре. Там в фойе цирка устроили ярмарку. Билеты проверяют не у входа в здание, а у дверей в зал. Толчея, давка, артисты не могут пройти на манеж через боковые проходы – там всё лотками заставлено. Но зритель нас принимал очень тепло. Людям нужен цирк. И они будут туда ходить до тех пор, пока не разучатся верить в чудеса. А этого, я уверен, никогда не произойдёт. Так что дело не в зрителе вовсе, а в государственной стратегии. Вернее, в её отсутствии.

– Советский цирк был уникальной системой, очень продуманной.

– Вы верно сказали: это была именно система, где учитывалось всё – от подготовки молодых артистов до гастрольных маршрутов. Профессия была уважаемой, цирк любили все. И работали все цирки страны шесть дней в неделю, давая по выходным два, а то и три представления. Помню, как-то в Ереване на новогодних каникулах мы за двадцать дней отработали сто представлений: первое начиналось в девять утра, последнее – в девять вечера. Цирк очень любили. Вся страна знала наших выдающихся клоунов и укротителей, иллюзионистов и наездников. Даже в программах мюзик-холлов непременно были и акробаты, и жонглёры, и фокусники. Ни один праздничный концерт без цирковых номеров не обходился. А сегодня только певцы, поющие под фонограмму, и «юмористы» с плоскими шуточками. Даже в Москве цирки работают в лучшем случае три дня в неделю.

– Да, в моём детстве по части цирка, так же как и «по линии балета», мы были впереди планеты всей.

– Балет и цирк представляли за рубежом нашу страну, были предметом национальной гордости, и государство было заинтересовано в том, чтобы они развивались и совершенствовались. При всех издержках строя, при всех идеологических препонах! Фурцева приходила на все премьеры! И Брежнев часто бывал, и Микоян. Могу ещё полсотни фамилий государственных деятелей назвать. А кто сегодня из руководства страны дал себе труд хоть разок сходить в цирк? Президент встречается с музыкантами, актёрами, писателями, а цирковых артистов словно и на свете-то не существует! Обидно! И по телевидению наших артистов практически не показывают. Даже канал «Культура» предпочитает иностранные цирковые программы.

– Увы, таковы реалии нашего времени: то, чего нет в медиапространстве, действительно вроде как и не существует. Но и прессу, и телевидение интересуют в первую очередь скандалы. И чем громче, тем лучше.

– К сожалению, цирковые представления и у нас, и за рубежом всё чаще сводятся к эффектному шоу, где от собственно цирка остаётся всего несколько номеров. У наших артистов, которые кладут жизнь на манеже в буквальном смысле слова, нищенские зарплаты. Гастроли каждый устраивает себе как может, и легче найти работу за рубежом, чем оставаться в своей стране. В труппе «Дю Солей», которая не так давно гастролировала у нас, русские артисты составляют чуть ли не 70%.

– Этот цирк многие считают главным конкурентом российского цирка…

– Да не та это конкуренция, о которой можно говорить с чистой совестью. Зарубежные цирки (и этот – не исключение) давно уже пошли на упрощение трюков, нередко заменяя их ярким шоу, где зрелища больше, чем мастерства. Так легче: не нужны изнурительные тренировки, артисты не устают, зарядил пиротехнику, наладил лазеры для спецэффектов – и можно гнать несколько представлений каждый день. А неискушённый зритель радуется: ах, как красиво! А настоящий цирк – это тренировки и тренировки. Без конца! Артисты цирка на проспекте Вернадского приходят на репетицию, даже когда нет представлений. Это в спорте человек может напрягаться только перед ответственными соревнованиями. А тут каждый день – Олимпийские игры. Зритель приходит увидеть чудо, он его ждёт, и разочаровывать его нельзя ни в коем случае.

– Ваш брат Игорь, создавая в конце 80-х своё творческое объединение, высказался весьма жёстко, назвав цирк жанром вчерашнего дня. Мол, советский цирк умер и его только остаётся похоронить с подобающими почестями. Вы, как я понимаю, с ним категорически не согласились?

– Совершенно верно. Иначе я не возглавил бы Союз цирковых деятелей. Глупо было бы отрицать, что времена изменились. В СССР у цирка практически не было конкурентов: телевидение долгое время было редкостью, да и потом существовал всего один канал, а сейчас их несколько сотен. Интернета в помине не было. Кино ещё не стало аттракционом со всеми его технологическими новшествами. К тому же в цирк детей приводили очень рано и учили смотреть представления. Ведь восприятию искусства, в том числе и циркового, нужно учить ребёнка. А сейчас дети сидят в Интернете и играют в компьютерные игры. Им искусственное пространство заменяет реальное, и у них смещаются ориентиры. В игре у героя есть несколько жизней, и, даже проиграв, можно начать игру снова. А в настоящей жизни всё совсем не так – запасной жизни нет ни у кого. Как и в цирке, где каждый трюк выверен до миллиметра и при всех страховках это большой риск. Пусть продуманный и взвешенный. Надо учить ребёнка ценить настоящую работу, которую делают живые люди, а не псевдореальность, где похожие на роботов персонажи не умеют ни радоваться, ни плакать.

– То есть вы в будущее цирка смотрите с оптимизмом?

– Я надеюсь, что он уцелеет. Всё рано или поздно должно встать на свои места. Искусственная реальность компьютеров или кино не может целиком заменить нормальному человеку настоящую жизнь. Тут, возможно, произошёл некоторый вполне естественный перекос: появились все эти технические игрушки за очень короткий срок, люди ими просто ещё не успели наиграться. Отсюда и такая популярность. А как распробуют, привыкнут, когда всё это перестанет быть диковинкой, чем-то из ряда вон выходящим, найдётся место интересу и к таким «простым» вещам, как цирк.

Беседовала Ксения ВИШНЕВСКАЯ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: