На земле не должно быть чужих людей
На земле не должно быть чужих людей
Алина Ткачева, г. Астрахань, школа № 53, 11-й класс
В 30-е годы греческая семья Киры Константиновны Харлампиди была выселена из родных мест, этаже участь постигла ее снова, сделав после первой «чеченской кампании» беженкой. Но она не согласилась бы поменять родной город ни на какой другой. Для Киры Константиновны город Грозный дороже, ближе всех, самый красивый город на земле. Рассматриваю открытки Киры Константиновны: удивительное солнце, зеленеющая трава посреди зимы, в центре города восхитительный парк с мохнатыми голубыми елочками (интересно, уцелели ли они сейчас?), огромные виноградные плантации, скверик имени Лермонтова с прекрасным фонтаном. Вспомнила, как на уроке литературы учительница рассказывала, что Кавказ стал началом трагического конца Грибоедова и Лермонтова.
Кира Константиновна достает из «чужого» буфета удостоверение члена Союза журналистов России, которое подтверждает, что «Харлампиди Кира Константиновна является профессиональным журналистом». Документ выдан в 1972 году, а начала работать она в Комитете по радиовещанию и телевидению с 1963 года. Вспоминает, что, когда пришла устраиваться на работу, председатель долго изучал документы «брал осторожно» (ведь справку о реабилитации отца она получила только в 1966 году). Отдала мне Кира Константиновна и свою трудовую книжку со словами: «Она мне не нужна. Вот и все. Рассказывать о себе больше нечего».
И начался поиск тех людей, кто знал Киру Константиновну, кто с ней работал. Сделать это было сложно, так как многие приехавшие из Грозного в Астрахань не имеют собственного жилья, живут на квартирах, постоянно ищут работу. Но я звонила, договаривалась о встречах. Все они были разные, порой очень тяжелые. Так, Роза Георгиевна Леонова — беженка из Чечни — потеряла память, и первые предложения заканчивались отчаянными словами: «Я ничего не помню дальше…» Никто не желал говорить о войне, о разрушениях, о сегодняшнем положении. Это и страх, и боль, тревога, что ждет их впереди. Вернутся ли на родную землю?
Рая Вахаевна Цадаева — удивительная чеченская женщина, гостеприимная, отзывчивая — откликнулась на мою просьбу. «Кира — вдумчивая, романтичная натура, выросшая среди кавказских гор. Излишне скромная. Когда на очередной „летучке“ хвалили Кирины передачи, она вся краснела, терялась. За 15–16 лет нашей совместной работы на моей памяти не было такой „летучки“, на которой не хвалили бы ее передачи. Репортажи Кирочка делала очень трогательные. Война (я имею в виду войну в Чечне) заставила людей по-новому взглянуть на себя, свое место в жизни, переосмыслить многое. Кира столкнулась с реалиями жизни, с ужасами войны, но она не сломалась, наоборот».
Рая Вахаевна пообещала мне, что привезет из Грозного кассеты с передачами Киры Константиновны, у нее остались записи, но, к сожалению, уехала она в Грозный и до сих пор не вернулась.
Очень помогло письмо Ирины Дмитриевны из Саратова. Она рассказала, как начинался трудовой путь гречанки Харлампиди. «Кира Константиновна, Кира, Кируся, как ласково мы, ее подруги, называем этого замечательного человека. Познакомились мы в стенах чечено-ингушского радиокомитета где-то более 40 лет назад. Кира (недавняя выпускница школы) посещала школу молодого журналиста и сотрудничала с редакцией детских передач. Она сразу же обратила на себя внимание. Дисциплинированная, ответственная. Она побывала во всех уголках республики. Ее зарисовки, репортажи, очерки с интересом слушали, о чем говорили отклики и многочисленные письма иных и более старших радиослушателей. Сотрудничество Киры было настолько плодотворным, что вскоре из внештатного корреспондента она превратилась в штатного сотрудника республиканского радио, а со временем стала редактором молодежных передач… Но, пожалуй, с особым вниманием она работала над передачами рубрики „Тебе, Отчизна, сердце солдатское“, в которых рассказывалось о ребятах, проходивших армейскую службу по всей территории Советского Союза, о связи поколений, о чеченских традициях, об участниках Великой Отечественной войны».
На большой фотографии, сделанной на Всесоюзном совещании журналистов, пишущих на военную тему, Кира Константиновна сидит первая справа. Исторический парадокс заключается в том, что журналистка, посвятившая свою жизнь передачам об армии, Великой Отечественной войне, сама пострадала от войны, столкнулась лицом к лицу с обстрелами, гибелью близких, разрушениями в родном городе.
Город Грозный предстал передо мной после просмотра фильма в Комитете солдатских матерей (не с открыток Киры Константиновны) совершенно другим. Закопченный, безжизненный, таящий смертельную опасность, с вдрызг разбитыми коробками домов, смотрящих пустыми глазницами окон, как будто грозя. И хочется задать вопрос — зачем, почему?
Еще раз просматриваю трудовую книжку Киры Константиновны — благодарности, благодарности, благодарности… Их много. Сама Кира Константиновна говорит: «В комитет приходила разнарядка на награждение. Обязательно должен быть один русский, один чеченец и один ингуш. Других национальностей не значилось. Не знаю, почему?» А в их дружной компании были и гречанка, и грузинка, и чеченка, и армянка, и русская. Вот четверо из них стоят около комитета, и это не декларированная «дружба народов», а искренняя, честная, настоящая. Подтверждение тому — интервью с Раей Вахаевной и письмо Ирины Дмитриевны. Как тепло отзываются они о своей греческой подружке: «Кира для меня очень дорогой человек. Прежде всего потому, что они дружили (ели манную кашу вместе) с моей мамой, а затем она стала моей наставницей и другом».
«На рубеже веков многие раны прошлого столетия, которые, казалось бы, давно зарубцевались, вновь кровоточат…» Так начинает свою статью «Война» Маргарита Петросян в специальном выпуске журнала «Мемориал» (2002. № 25). На первой странице фотография — дом с вывеской, написанной будто детской рукой: «1994 г. В Чечне идет война». Война, в результате которой множество людей вынуждено было подвергнуться опасностям, холоду, голоду, болезням. Война, которая резко изменила привычную жизнь каждой семьи и сделала более 300 тысяч человек беженцами.
Теперь главный вопрос для многих: «Как жить после всего происшедшего?» Кто ответит на этот вопрос — армия, власть? В статье Маргарита Петросян пишет о том, что только в 1997 году указом президента была утверждена Концепция национальной безопасности, которая предусматривает, что «применение военной силы против мирных граждан для достижения внутриполитических целей не допускается» (с. 86).
И еще одна выдержка: «Закон о чрезвычайном положении был принят еще в 1991 году (17.05.91 г. № 1253-1). Однако ни во время первой вооруженной акции в Чечне, ни в теперешней ситуации он не был применен…» (с. 87).
Что же получается? Война началась в 1994 году, закон 91-го года не соблюдался, а концепция принята только в 97-м году. Все это время мирные жители Чечни оставались беззащитными, и многие вынуждены были покидать свои дома, друзей, родных и уезжать. Возможно, там оставляли не просто стены дома, где выросли, а нечто большее. Они оставляли там свою старую жизнь! И становились вынужденными переселенцами.
Такой статус получила и Кира Константиновна Харлампиди. В 1997 году она приехала в Астрахань. Все для нее здесь непривычное, чужое. Никак не может смириться со своим теперешним положением, и если говорит о сегодняшнем дне, то с горечью: «Часто перебираю, вернее, перебирала семейный архив. Сохранился ли он? И вообще, сохранилось ли что-нибудь? Чужой город, чужая квартира, чужая одежда, обувь… Это мой сегодняшний день… Где сейчас мой брат Степан? Жив ли он? Обидно, больно и очень страшно. Да, в жизни все повторяется. Отец мой был спецпереселенцем. Я — вынужденная переселенка. Судьба отца мне известна. Какой будет моя? В Пятигорске меня приютила добрая грузинская женщина — Инга Георгиевна Абашидзе, с которой мы вместе работали… семнадцать лет назад. Безмерна моя благодарность ей».
Рассказывать о войне, Грозном, не хочет и против того, чтобы я что-либо об этом писала. Как она сказала: «Я не хочу пачкать твои детские мозги. И вообще, сожалею и удивляюсь сама себе, зачем я согласилась на все это. Не знаю, конечно, что у тебя получится, но если ты не станешь писать, не обижусь. Вот лучше почитай книги о Махмуде Эсамбаеве, посмотри открытки, какой была красивой Чечено-Ингушетия и Грозный. Вот книга о летчиках, сражавшихся в небе Грозного в годы Великой Отечественной, „Крылья дружбы“. Мне подарил ее автор, Алексей Павлов».
И еще одну книгу дала Кира Константиновна — «Крутой маршрут. Хроника времен культа личности» Евгении Гинзбург. Случайно она дала именно эту книгу или нет, не могу сказать, но за чашкой чая иногда ее словно «прорывало», и она рассказывала урывками то, о чем не хотела вспоминать. «Грозный сильно бомбили. Вот здание Республиканской библиотеки имени Чехова. Я часто ее посещала. Разбомбили полностью. Все в руинах. Я не могла попасть в свою квартиру. Все было занято солдатами. Никто не понимал, какими. С одной стороны — российская армия, через улицу — „дудаевцы“. Шла стрельба. У нас был дом на три семьи. Когда я все-таки пробралась в квартиру, ничего не узнала. На полу валялись перья от подушек, книги, побитая посуда, а из дивана, который купил брат накануне войны, сделали туалет. Я настолько была потрясена увиденным, очень расстроилась, не знала, куда идти. Соседка-чеченка пригласила попить чаю. Когда она поставила разные чашки, сказала: „Извини, то, что осталось, и чем могу, накормлю“. Но я уставилась на блюдца, это были наши блюдца — розовые с голубыми цветочками. Она произнесла: „Солдаты во дворе стреляли, когда уехали, подобрала, это — твои. Можешь их взять“. Вот так, с тремя блюдцами и приехала. Паспорт тоже потеряла. Выдали вместо него справку. Да тогда такие паспорта имело 70 процентов населения. В январе 95-го года пропал без вести брат Степан. Мне сказали, что его вывезли в полевой госпиталь Моздока. Я долго его искала, где только ни была. Никаких следов. Много потеряла близких людей. Но я не хочу об этом говорить. Страдали многие».
Вот передо мной «временный паспорт» Киры Кинстантиновны. Выдан он 8-го февраля 1994 года и действителен только до 8 апреля 1994 года, затем продлен до 8 июня, до 10 октября, а потом уж и не продлевали. Война затянулась. На паспорте печать, поставленная 4 апреля 1995 года, удостоверяющая, что Кира Константиновна получила помощь от Красного Креста — 22 рубля 50 копеек и еще бутылку шампуня. Что интересно, приехав в Астрахань, этот «документ» еще долго подтверждал личность Харлампиди К. К. Справка о том, что во время военных действий в г. Грозном пропал без вести брат Степан и заведено розыскное дело за № 263/95 выдана РОВД г. Грозного.
Дополнительных сведений о судьбе брата Кира Константиновна так и не получала с 1995 года и вряд ли уже получит. В Астрахани «вынужденная переселенка» часто сталкивалась с равнодушием людей, занимающихся вопросами таких, как она. И хотя по закону Российской Федерации о вынужденных переселенцах ей должна была быть «предоставлена безвозмездная субсидия и выплачена компенсация» (Указ Президента РФ от 5 сентября 1995 года № 898), никаких не то чтобы «дополнительных компенсаций», вообще компенсаций за утраченное имущество Кира Константиновна не получала и жилья собственного не имеет до сих пор. Почему? Она обосновалась в Астрахани в 1997 году, когда было принято Постановление РФ от 30 апреля 1997 года № 510 «О порядке выплаты компенсации за утраченное жилье или имущество гражданам, пострадавшим в результате разрешения кризиса в Чеченской Республике и покинувшим ее безвозвратно».
Сколько постановлений, законов… И все-таки препятствий намного больше, и в этом я убедилась, когда прочитала материалы, подготовленные С. А. Ганнушкиной — «О положении в России жителей Чечни, вынужденно покинувших ее территорию» (М., 2002). По-моему, эта проблема просто нарастает, словно снежный ком. Сама же Кира Константиновна о компенсациях, постановлениях не думает. Она и не обсуждала этот вопрос со мной. Ее мысли о другом. Их, по-моему, хорошо выразила Ирина Дмитриевна Шипулина в письме ко мне: «В нашей дружной компании были и гречанка, и грузинка, и чеченка, и армянка, и русская. Мы и окружающих не делили по национальному признаку, просто есть люди порядочные и непорядочные. Мы не сразу поняли, что стало происходить со страной и республикой с 1991 года. Но вскоре в Чечне уже невозможно было оставаться. Кира держалась там, можно сказать, до последнего. Она пережила и военные действия, разбой, беспредел. Пропал Степан, любимый брат… Уехала в Астрахань, но ее душа оставалась в Грозном. Родной край притягивает ее, и не может она смириться с тем, что произошло в республике и с республикой. Главная ее мечта — вернуться в родные и дорогие места».
Конечно, мне было интересно узнать, что стало с городом. Но Кира Константиновна рассказывать об этом не могла и не хотела.
В журнале «Мемориал» (2002. № 25) я нашла интересную информацию о Комитете солдатских матерей Астраханской области. Я достала телефон этого комитета и встретилась с Любовью Игнатьевной Гарливановой. Она заинтересовалась моей темой и предложила встретиться. Она подготовила для меня материалы о «вынужденных переселенцах», рассказала о работе Комитета солдатских матерей, который образовался в первые дни войны в Чечне в 1994 году: «Особую тревогу вызывают сыновья, которые проходят срочную службу в сегодняшней армии. Служба этих ребят превращается для матерей в ежедневную пытку и страх. Насильственный призыв в Российскую армию, где постоянно гибнет и калечится молодежь, сопровождается постоянным стрессом у матерей, разлученных со своими сыновьями».
Любовь Игнатовна с 1993 года занимается правозащитной деятельностью и судьбами пропавших без вести в Чечне. В Чечню она ездит постоянно.
На мой осторожный вопрос: «Что представляет собой город Грозный сейчас, как живут там люди?» — она ответила: «Когда я первый раз попала в Грозный, у меня был шок. Все разрушено. Руины. Первое впечатление — растерянность. Бомбы воюют с городами, домами и с мирными жителями. В Шали бомбили роддом[105], потому что рядом стоял танк, как памятник Великой Отечественной войны. Тяжелая судьба дома престарелых. Еды оставили на три дня. В медицинских пунктах все лежали вперемежку — чеченцы, русские, евреи, греки. Мужчины плакали, никто не понимал, что происходит. В Хасавюрте запомнилось, как из дома забирали двух стареньких женщин — русскую и чеченку. Они плакали, просили их не разлучать: „Мы не хотим умирать раздельно“. Я считаю, что народ хотели истребить. Когда была в Грозном в январе 1995 года, попала под бомбежку. Летит вертолет, а люди все бегут. Было очень страшно. Я упала. Даже не понимали, почему бомбят». Любовь Игнатовна плакала, когда стала рассказывать об обмене пленных на границе Дагестана и Чечни, на реке Аксай[106]. Несмотря на то что она часто бывает в Чечне, говорить спокойно об этом не может.
От войны в Чечне пострадала гречанка — Кира Константиновна. История преподнесла ей еще один «урок», и сущность его осталась прежней, а вот дата действительно поменялась. Ее родители приехали в Россию как эмигранты, или беженцы, в начале XX века, Кира Константиновна стала «вынужденной переселенкой» в конце XX века. Но если в начале века греков Россия встречала радушно, то сегодня делается все для того, чтобы вернуть жителей Чечни на ее территорию, где им постоянно грозит опасность. Вернуться на Родину предков и стать полноправной гражданкой Греции Кира Константиновна может, но она никогда этого не сделает, потому что ее Родина — Россия, такой выбор сделал ее отец.
От истории не уйти, как не уйти от самого себя. И приукрашивать ее или просто заклеивать некоторые ее трудные периоды белой бумагой, по-моему, безнравственно.
Мы обязаны не отводить глаз, не отворачиваться от правды. И я считаю огромной для себя удачей встречу с Кирой Константиновной Харлампиди.