Письмо сорок второе

Письмо сорок второе

Получил от вас толстую пачку писчей бумаги. Обложка бандероли оказалась изорванной в клочья. Наверно, внутри и письмо было. Перебрал все листочки по одному — пусто.

Только после вашего отъезда понял, что много еще не успел рассказать. Да еще бы надо было вам побеседовать с Лидой. У нее своя жизнь и не менее трудная.

Асфальт жизни пробила она своей головой и сердцем. Лида — коренная горожанка, а пришлось укореняться на деревенской почве. Да в такой глуши, глуше которой, кажется, и не сыщешь. Хуторок в степи, три десятка дворов. Вся красота — пруд, что напротив нашей хаты. В преддверии коммунизма наша мазанка все еще покрыта ржаной соломой. Зато тепло и над головой не каплет. Все мое богатство — собственная библиотечка. Ею не брезгует пользоваться даже учитель литературы из станичного села Лемешкино. В книжном шкафу, будто в строю стоят солдаты. 317 экземпляров. Есть уникальные, дореволюционные издания. Да вы и сами видели, в руках держали.

По поводу вашего приезда до сих пор много разных толков. Все сходятся в одном: Валентин прислал на радио кляузу. Будто в нашей местности перевелась вся дикая живность. Потому Москва прислала специального корреспондента. Во всем разобраться. Однако факты не подтвердились.

Так рассуждали и в бригадной каптерке, в моем присутствии. Я сидел в уголке, никому не перечил. Когда же выступила жена Павла Трошило, я не удержался, спросил: «Откуда у тебя такая дичь?» Таня с гордым видом ответствовала: «Это, к твоему сведению, живые слова товарища Садыкина». То есть нашего секретаря райкома.

Жаль, мало у нас пожили. Много времени потеряли в Рудне. И все равно преогромное спасибо. В.