Письмо восемьдесят третье

Письмо восемьдесят третье

Собрался было на родину. Не отпустили. Дел больно много. Обещают отпуск в июне.

Восьмой год уж как мы осели на Кавказе. В одном из писем я, кажется, переложил меду и сахару. На самом деле жизнь в Капельнице не столь уж и сладкая. Много тут людей политичных, хитрованов разных мастей.

Когда сюда мы в спешке уезжали, своих павлинов я оставил у сестры, надеясь потом за ними вернуться. Получили квартиру, сарайчик. Но птицам места не находилось. Как быть? И вот что надумал. Совхоз богатый, вокруг культура и красота. Ну и хотелось со своей стороны прибавить малую толику. Пошел с докладом к самому директору: дескать, намерен подарить коллективу необычных птиц. И место им приглядел — в детском саду.

Мысль директору понравилась. Но когда он подсчитал расходы, за голову схватился. Много требовалось бензина в оба конца. Горючее же в дефиците, лимитируется. Тогда я решил перевезти пернатых за свой счет. Сколько трудностей в пути встретилось, не описать. Совхоз оплатил расходы по минимальному железнодорожному тарифу, как поездку в плацкартном вагоне. Остальное — из своего кошелька.

Наконец павлинов можно было поздравить с новосельем. Но сразу выяснилось, что в хозяйстве нет подобающего корма. Дома у меня был целый мешок семечек, и я уговорил соседа привезти их на мотоцикле. Там всего четыре километра. На обратном пути нас захватила сильнейшая гроза. На крутом вираже машина перевернулась, едва в пропасть не полетели, дерево спасло, а фару разбили. Конечно, я оплатил товарищу убыток. А моя семья меня ругала за пустые расходы. Попутно было сказано, что я слишком прост, потому и живем бедно. Мне же хотелось, чтобы павлины не пропали и радовали людей поселка своей природной красотой.

Когда мы жили на хуторе, многие просили перья этих птиц. Кое-кто и воровал, живьем вырывали из хвостов. Перья ставили в красном углу, укрепляли на стенах. Держали в качестве подарка на торжественный случай. И вышло так, что сами мы остались без павлиньих перьев. А ведь у одного самца их вырастает за сезон до 150 штук. И все равно не хватало.

Когда мы перебрались на Кавказ, одно перышко Лида сберегла. По приезде поставила в вазу и сказала: «Пусть будет на память». Но вышло иначе. На каникулы в Капельницу приехал Сашкин товарищ. Как ни зайдет в горницу, с завистью глядит на лазоревое перо, глаз не отведет. Оно и, правда, приковывает взор. Когда же паренек собрался ехать в Магадан, стал умолять Сашку, чтобы тот выпросил у меня перо павлина.

Жаль было расставаться с красотой. Но я подумал, что самцы осенью снова сбросят перья, и я выпрошу одно. Лида же стала меня укорять, что всегда готов отдать последнее. Я же ее утешал: детский сад не пожалеет нам перышков. А Лида в ответ: «Жди, они для своих только! И такого простофилю еще поискать».

Никак не мог я согласиться с женой. Но на досуге подумал: ведь не раз уже Лиде я проспоривал. Она рассудительней и зорче. Однако, выбрав час, пошел в детский сад и обратился к заведующей. «Вера Никитична, — говорю, — когда самцы сбросят перья, вы мне дадите хотя бы парочку?» Она стала громко смеяться: «Зачем тебе, ты же не маленький». Я был осторожен в словах. А Вера Никитична, видя, что в нашу сторону приближаются дети, стала смеяться еще громче и сильней, делая при этом вид, что разговаривает шутя. Наконец, успокоившись, спросила уже вполне серьезно: «Зачем вам перья павлина? Какой в них секрет?» Я был недоволен ее шутками. Но она меня успокоила, заметив: «Придет срок, хоть все перья забирай». Я же подумал: «Хоть и насмешлива эта женщин, но щедра».

Настала осень. Павлины освободились от хвостов. Я снова пошел в детсад и обратился к Вере Никитичне с тем же вопросом. Теперь уже она без смеха, серьезно взглянула на меня и зло сказала: «У нас у самих большой коллектив. Зачем нам такую красоту раздаривать посторонним!» Напомнил я ей весенний разговор. Она в ответ: «Скажите, зачем вам триста перьев?» Я заметил: «Но павлины-то все же мои». Она почувствовала укор в моих словах. Дико завертела глазами и выпалила: «Мы тут ухаживали за птицами. А вы кто такой?» Мне припомнились слова из кинофильма «Чапаев». Василий Иванович адресовал их своему ближайшему соратнику Фурманову: «Я — Чапаев! А ты кто такой?»

Вера Никитична догадалась, что попала впросак, своему низкому поступку не может дать отчет. Сказала: «До свиданья!» И фальшивой походкой пошла к себе.

С тех пор годы прошли. Жена про несчастные перья уже и забыла. Мне же до сих пор неловко, что я своим упреком зря обидел жену.

Валентин.