Неработоспособность от нежелания работать

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неработоспособность от нежелания работать

Почему сразу после парламентских выборов, где, как предполагает Конституция, власть делегируется от народа его представителям в Думе, этот самый народ, только взглянув на сформированный заново высший законодательный орган, испытывает искреннее отвращение? Потому что в Думе оказываются вовсе не те, кто представлял правящую партию в списках. Те, кому народ готов был бы поверить, обманывали его и отказались от своих мандатов в пользу неких «серых мышей». А над «серыми мышами» поставлены люди, которые обязаны организовать дело.

На самом деле все еще хуже. Оказывается, что для «мышей» в руководители определили таких же «мышей». Способностями организовать дело они не обладают. Многие об этом не знают, но все же предполагают, что представители народа в Думе интересов народа не представляют не только потому, что их никто не избирал (голосовали за что-то другое), но и потому, что им это не позволено. И даже если бы позволили, это ничего бы не изменило. Просто руководство Думы, избранное голосами «Единой России», не умеет ничего. Даже внятно говорить.

Как «свеженький» депутат, в первые месяцы работы Думы (начало 2004 года), я попытался письменно обратить внимание председателя Госдумы Бориса Грызлова на массу нелепостей, которые творятся у него под носом.

1. Государственная Дума в настоящее время рассматривает не проблемы, а законопроекты. Сами законопроекты не квалифицируются по проблемам, а лишь относятся к компетенции того или иного комитета. Законопроекты вносятся на пленарные заседания тематическими группами, но не связываются между собой и не соотносятся с существующими в нашем государстве и обществе проблемами. Таким образом, складывается бюрократический отраслевой подход к законотворчеству, противоречащий многофакторному характеру проблемного пространства.

2. Поток законопроектов крайне неравномерно проходит через комитеты. Комитет по конституционному законодательству и государственному строительству курирует примерно столько же законопроектов, сколько все остальные комитеты вместе взятые. Ряд комитетов фактически не работает и даже не пытается рассматривать круг проблем и готовить предварительные разработки, вслед за которым могут разрабатываться задания для законопроектной деятельности юристов и специалистов соответствующего профиля (это я знаю не только по своему Комитету, но и по сообщениям своих коллег по фракции «Родина»), Собираемая аппаратами комитетов разносторонняя информация фактически не используется, она не становится предметом дискуссии в комитетах. Соответственно, решения, если и принимаются, то не исходя из анализа информации, а лишь в силу политической конъюнктуры. В ряде случаев уже имели место решения Госдумы, которые противоречат друг другу в концептуальных подходах (например, в одном случае льготы для коренных малочисленных народов отклоняются, в другом вводятся, опровергая только что звучавшие доводы, принятые как основательные).

3. На пленарных заседаниях фактически не существует процедуры парламентских дебатов. Так, в случае получения неудовлетворительного ответа на вопрос, заданный депутатом автору законопроекта, он не имеет возможности дать свой комментарий на ответ или уточнить вопрос. Нет такой нормы, как содоклад с особым мнением. Даже в том случае, когда у депутатов есть что сказать по тому или иному законопроекту, Регламент дает возможность пресечь дискуссию или дать по одному выступлению от фракции. В результате парламент не обсуждает проблемы, а только голосует за законопроекты и считает число принятых законов показателем эффективности работы депутатов. Законы превращаются в «продукцию», причем очень дурного свойства — ее все время приходится дополнять и исправлять. И происходит это в связи с полным игнорированием проблемного подхода и системной организации законодательства.

4. Подготовка повестки дня пленарных заседаний ведется таким образом, что депутат не в состоянии уследить, в какой момент будет рассматриваться тот или иной законопроект и подготовиться к его обсуждению. Законопроекты, поступают к депутату в несистематизированном виде и в комплекте с чисто бюрократическими документами, которые затрудняют возможность быстрого определения темы законопроекта и совершенно ничего не говорят о сроке его вынесения на пленарное заседание.

В ворохе бумаг, находящихся то в почтовом ящике, то в зале пленарных заседаний, совершенно невозможно разо-браться. Думаю, что подавляющее большинство депутатов, рано или поздно, прекратит их читать совсем (а может быть, уже прекратила). Тем самым завершится процесс профанации законотворческой работы.

5. Условия оснащения рабочего помещения депутата таковы, что невозможно организовать эффективную совместную работу с помощниками. Единственный стационарный компьютер и одно рабочее место на двух помощников — слишком мало, чтобы эффективно работать. Если же не работать, то все это лишнее. Но в Думе не принято, как я понимаю, ориентировать техническое обеспечение на работающих (в аппарате, как я услышал, бытует термин «работающие депутаты» — то есть те, кто ходит на работу и кого можно застать в кабинете). Получается, что наиболее работоспособная и нацеленная на результат часть депутатского корпуса вместе с их помощниками не в состоянии по техническим причинам уследить даже за процедурой прохождения законопроектов и вовремя готовить свое мнение в виде выступлений или поправок.

6. Заключения и отзывы на законопроекты не выдерживают никакой критики. Правительственные отзывы, похоже, готовятся какой-то группой, отрабатывающей формальную процедуру. В результате депутаты не получают никакой информации по проблеме и вынуждены довольствоваться только поверхностными юридическими или политическими аргументами, которые вольным образом разворачиваются в ту или иную сторону. Никаких прогнозных оценок результатов принятия того или иного закона нет. Получается, что принятие закона производится в условиях отсутствия информации и в присутствии безответственности.

Выступления представителей правительства и президента, допускают оценочные суждения в адрес депутатов и их позиции, невольно переходя границы, установленные их статусом, и разжигая страсти в зале заседаний. По моим наблюдениям, чаще всего эти выступления являются совершенно излишними, если они не идут от представителей профильных министерств и авторов законопроектов.

7. Насколько я мог убедиться, комитеты практически не ведут работу с авторами законопроектов и не стремятся к объединению законодательных инициатив, идущих из различных источников. В ряде случаев отклонение законопроектов сопровождается признанием важности поднятых проблем. Но при этом от комитета не поступает никаких альтернативных предложений. Таким образом может быть создана лишь политическая монополия на законотворчество, в которой всякое творчество будет умерщвлено.

8. Наконец, нет никакого анализа эффективности законодательства по отдельным его направлениям. Притом что глубокая его неэффективность и даже вредность множества законов не оставляют никаких сомнений. Получается, что Дума продолжает воспроизводство никуда не годного законодательства и не пытается вникнуть в смысл своей деятельности и задуматься о ее эффективности.

Грызлов, вероятно, толком не знал, как реагировать на такие послания. Он поручил своему помощнику разыскать меня. Мы встретились в высоком кабинете. Меня тогда поразила стерильная чистота стола председателя Госдумы, на котором не было ничего, за исключением моего обращения. Разговора у нас не получилось. Я что-то стал доказывать, предлагать, а Борис Вячеславович заскучал уже на третьей минуте и явно ждал, когда я уберусь восвояси. Это была первая и последняя личная встреча. Больше на мои послания Грызлов уже не реагировал, дав указание пересылать их в комитеты, а там депутатов от оппозиции «не видели в упор».

Еще не зная, что все так плохо, я сгоряча написал еще пару посланий, призывая по уму организовать работу и обращая внимание на несуразности в обеспечении работы депутатов:

1. Крайне бюрократизированный порядок выписывания командировок. В частности, первый заместитель Л.К.Слиска задержала подписание командировки для меня, в то время, когда командировка для моего помощника была оформлена почти мгновенно. Мотивы для задержки были 1) «Любовь Константиновна не подписывает командировки до 17.00», 2) «я не знаю подписи Кокошина» (председателя Комитета). Необходимо предельно упростить процедуры, когда нет сомнений в том, что командировка связана с взаимодействием с государственными органами.

2. Невозможность сделать необходимые копии брошюр, которые понадобились мне для работы. Службы Госдумы отказались размножать библиотечные брошюры, поскольку, якобы, они не могут сделать копии страниц, не разбирая книгу на отдельные листы. В результате эти копии были сделаны моим помощником на маломощном ксероксе. Получается, что мой помощник может вести такую работу, а специально созданным для этого службам, снабженным соответствующим оборудованием, мешают некие инструкции. Необходимо отменить нелепые инструкции.

3. Приостановление права депутата не бесплатный проезд в городском и пригородном транспорте. Во-первых, о данном решении прежнего состава Думы депутаты нынешнего состава узнали не сразу (нам раздавались тексты закона о статусе депутата без указания на приостановку действия одной из статей), во-вторых, данное решение является нелепым (особенно по месту его размещения — в бюджете страны), ибо ведет лишь к увеличению затрат — стимулирует депутатов ездить на служебных машинах, даже когда проще проехать общественным транспортом. Необходимо рассмотреть вопрос о внесении законопроекта об отмене странной статьи бюджета 2004, оставленной в наследство прежним составом Госдумы.

Я писал Грызлову, что обстановка в Государственной Думе становится все более мрачной и серой — день или дня нарастает напряжение в отношениях между фракциями и раздражение депутатов, обостряющееся неаккуратными действиями, намеренными и нечаянными грубостями.

Во многом неудовлетворительная обстановка в Думе объясняется неоднозначностью процедуры. Законопроекты вносятся неожиданно. Их обсуждения фактически отсутствуют. Депутат никогда не может быть уверен в том, что ему удастся исполнить (или хотя бы попытаться исполнить) свои обязательства перед избирателями. А ведь он выступает с трибуны Государственной Думы не только для тех, кто сидит на заседаниях палаты. Он выступает и перед избирателями. Но депутатам то и депо говорят, что они «пиарятся»…

Я писал, что единственная гарантия полномочий депутатов — Регламент. Строгое следование ему обеспечивает гарантию от предвзятости и понимание депутатом своих возможностей, которые должны быть равными: как для принадлежащих к большинству, так и принадлежащих к меньшинству. Неравенство должно присутствовать, но только в момент голосования, — как его результат. В Государственной Думе под контролем Кремля все обстоит иначе — постоянно принимаются произвольные решения, не соответствующие или противоречащие Регламенту. Но нигде в законах или Регламенте Думы не указано, что такой произвол возможен, что большинство Думы может обеспечивать себе эксклюзивные права вне момента голосования и применять разные правила к совершенно идентичным случаям. Только строгое следование Регламенту без каких-либо исключений может привить культуру дискуссии и убедить депутатов, что ими не манипулируют и не помыкают, что в их лице уважаются избиратели, независимо оттого, какие убеждения они исповедуют. Поэтому не может быть никаких произвольных процедурных решений, которые «выше Регламента»!

Иное положение, которое, увы, уже привилось в Государственной Думе в виде дурного обычая, противоречит Конституции Российской Федерации, Ст. 101, п. 4: «Каждая из палат принимает свой регламент и решает вопросы внутреннего распорядка своей деятельности». Таким образом, Регламент каждой палаты имеет силу закона, хотя и не является законом по форме. Регламент не исчерпывает, разумеется, вопросов внутреннего распорядка, но коль скоро он принят, никто не вправе его нарушать. В Регламенте ясно была реализована указанная норма Конституции: «Статья 2. Порядок деятельности Государственной Думы определяется Конституцией Российской Федерации, федеральными конституционными законами, федеральными законами и настоящим Регламентом». Данная статья Регламента полностью повторяла статью Закона «О статусе…», где говорится: «Статья 7 Формы деятельности члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы (…) 3. Деятельность члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы может осуществляться также в иных формах, предусмотренных Конституцией Российской Федерации, настоящим Федеральным законом и регламентами палат Федерального Собрания Российской Федерации».

Очевидно, что согласно закону никаких форм деятельности депутата вне Регламента быть не может, но в рамках Регламента эти формы гарантируются федеральным законом. Таким образом, никаких иных процедур в порядке деятельности Думы, кроме Регламента, не существует! Государственная Дума вправе менять этот порядок, но только путем внесения основанных на законе изменений в Регламент.

Плевать они хотели на закон… И на Регламент тоже.

Я наивно полагал, что смогу обратить внимание Грызлова на постоянное нарушение принципа свободного обсуждения. В Думе это происходило, когда вдруг принималось решение вообще не проводить обсуждения и дать только «по одному выступлению от фракции». Или же когда так же произвольно ограничивалось время обсуждения, что лишало дебаты какого-либо смысла. Ничего подобного в Регламенте не было предусмотрено, и подобные решения прямо нарушали права депутата. Нарушением Регламента являлся также и постоянный рефрен «Прошу проголосовать за…», звучащий со стороны председательствующего на заседании. «За…» — это уже команда.

Я предупреждал Грызлова, что неуважение к политическому сопернику рано или поздно скажется на репутации парламентского большинства. Да и ответные меры, включая полемику за пределами думских заседаний, не заставят себя долго ждать. Несправедливость порождает непримиримость, а непримиримость, похоже, в ближайшие годы будет востребована обществом в самых значительных масштабах. Вместо профессиональной работы и регламентированной конкуренции мы получили борьбу на уничтожение в расколовшемся обществе, где марксистская догма о классах снова обретает плоть и кровь. Отвратительное хамство, взрывавшееся в определенные моменты пленарных заседаний, сменялось серой рутиной, в которой у ораторов не было слушателей и голосования проходили не за смысл того или иного закона, а за поддержку постороннего мнения, продиктованного не волей народа, не рассудком, а лишь соизволением невидимого начальства.

Грызлова это не трогало совершенно. Напротив, в Регламент с течением времени были внесены изменения, закрепившие противозаконную практику. Регламент Госдумы становился все более формальным и бесполезным для реальной работы. Зато, рассматривая за один день до 70 вопросов, Дума по этому показателю вдвое обгоняла Думу предшествующего созыва. Это грело душу вице-спикеру Слиске и давало ей силы для того, чтобы продолжать «гнать картину», стремясь во что бы то ни стало формальными действиями пресечь естественное желание обсуждать вопрос и поставить на голосование необсужденные решения. Как только сигнал к голосованию прозвучал, «Единая Россия» хором нажимает кнопки. Закон принимается, но проблема так и остается не осмысленной. Слиска торжествует, а парламент вырождается. Когда в руки мадам Слиски попадал думский штурвал и позволялось покомандовать машиной для голосования, в пространство направлялись комментарии типа: «мы не на базаре», «надо быть почестнее», «хватит себя пиарить». Образ и стиль поведения торговки с рыбных рядов, возомнившей себя крупным политическим деятелем, создавали именно атмосферу базара. Это торжествующее хамство бюрократии мне было особенно отвратительно.

Итак, думской процедурой законы превращались в «продукцию» очень дурного свойства — ее все время приходится дополнять и исправлять. Законы, по которым должна жить страна, происходили из хаоса в головах «партии власти». Зато за кулисами парламентской жизни идет партийная работа. «Единая Россия» даже создает институт, помогающий депутатам разбираться с проблемами законодательства. Но все это вне публичных процессов, вне очных схваток с оппозицией. То есть, в условиях тупой монополии. И ладо бы это была монополия профессионалов! На деле это всего лишь институт марионеток, действующий по принципу «чего изволите». Об этом свидетельствует поведение депутатов одноименно фракции, готовой быть вершиной бюрократического айсберга, навалившегося на Россию.

Роль наймитов бюрократии позорна. Даже минимальная прозорливость позволяет увидеть, как бюрократия унижает даже тех, кого возносит на вершины власти. Лидер «фракции подавляющего большинства», председатель Думы на заседаниях превращается в машинку, командующую микрофонами. В такой роли не может состояться лидер парламента — народного представительства. Не случайно ролевая — функция, навязанная Борису Грызлову, не позволяла ему поставить на место Жириновского, то и дело устраивающего свои хамские спектакли на трибуне Думы.

Дума потоком отправляла в корзину сотни законопроектов. Среди них были десятки вполне обоснованных и актуальных. Но каждый раз «Единая Россия» в лице своего представителя, забравшегося на трибуну именно для этого, объявляла о том, что разделяет лишь тревогу авторов законопроекта по тому или иному вопросу. Но сам проект объявлялся недоработанным и несвоевременным. Ряд забракованных законопроектов касался ограничений насилия на телеэкране, разнузданной порнографии в рекламе, мер по противодействию производству «паленой» водки и самогона, увеличения финансирования оборонного заказа и т. п. Каждый раз «Единая Россия» лишь выражала «озабоченность», обещая вернуться к вопросу позднее и вынести более серьезный документ для принятия парламентом. Эти обещания никогда не выполнялись.

Одновременно сходу принимались отъявленно лоббистские проекты. Вроде резкого снижения барьеров для проникновения в нашу авиационную промышленность иностранного капитала. Или вроде снятия ограничений на долю студентов в вузе, обучающихся на коммерческой основе.

«Единая Россия» хором поддерживала такие проекты, не слушая никаких аргументов. Кому-то они были очень нужны. Тому, у кого «партия власти» находилась на содержании.

С течением времени я понял, что эффективность работы здесь не просто не является целью, а как раз напротив, целью является прямо противоположное. Дума работать должна как можно хуже — именно эта задача успешно реализована «Единой Россией» и ее руководством. Поскольку хаос и произвол должны были скрывать некомпетентность большинства лидеров правящей партии и их интеллектуальное убожество. С ними просто не о чем разговаривать. Они начинали скучать как маленькие дети, не умеющие концентрировать свое внимание. Поэтому уклонялись от любого принципиального спора и даже от изложения своей позиции. Позиции у «едросов» не было никакой. Кроме повторения мнения начальства. Все остальное уже не имело для них никакого значения.

Уже к концу работы Думы 4-го созыва группа депутатов во главе с Евгением Ройзманом (в которую попал и я) попыталась добиться простой вещи — публикации на официальном интернет-ресурсе Думы поименных результатов голосований. Такие результаты появлялись в открытых публикациях, но отрывочно, неофициально — через внутреннюю сеть Думы. Нужно было сделать все это публичным, общедоступным. Собственно, никто ничего скрывать не собирался. Но бюрократическая машина Думы воспротивилась естественному желанию депутатов дать возможность избирателям посмотреть, как и кто голосует по ключевым вопросам. В интернет-среде это давало возможность указывать ссылками на конкретное голосование. Ответственность, пусть только моральная и преимущественно в глазах политизированных пользователей сети интернет, пугала бюрократию. «Едросы» боялись обоснованной и персональной критики, предпочитая принимать законы скопом, не обнаруживая за названием своей партии никаких фамилий.

Думские бюрократы объявили, что реализовать высказанную идею чрезвычайно сложно, ибо придется разрабатывать новую автоматизированную информационную систему и встраивать ее в инфраструктуру и операционную среду компьютерной сети Государственной Думы. Была даже названа страшная сумма — 5–5,5 млн. рублей. И не менее страшный срок запуска такой системы — 2–2,5 года. Эти цифры, взятые думскими бюрократами с потолка, обосновали только одно — крайнюю степень непрофессионализма и крайнюю степень бесстыдства той системы, которая создавалась под руководством лидеров «Единой России». Эта система могла только уничтожать полезное, разумное, приемлемое и создавать бесполезное, бессмысленное и вредное.

Возможно, когда-нибудь в России будет такое представительство, которое будет работать, используя самые современные управленческие и информационные методы. Но для этого у руля власти должны стоять другие люди — подвижники и трудоголики, а не коррупционеры и тунеядцы.

Наблюдение за думским руководством повергло меня сначала в состояние глубокого удивления, потом — в состояние уныния. Разве можно таким людям хоть что-то доверять. Скажем, есть в стране два председателя палат Федерального законодательного собрания — Миронов и Грызлов. Что это за люди? Чем они заслужили свои высокие посты? Что они смогли на своих постах, замещаемых многие годы, сделать? Удивительно, но все эти годы ни тот, ни другой с какой-то концепцией законодательства ни разу не выступал. Ни тот, ни другой не выдвинул какой-то существенный, важнейший для страны закон. Оба исполняли роли чиновников, а должны были представлять народ как народные избранники. А как руководители палат — заниматься организацией эффективной работы, контролем результатов, созданием творческой атмосферы, закладыванием основ парламентской культуры и т. д. Ничего этого не было! Ни-че-го.

Спикеры обеих палат должны были стать не столько председателями своих политических объединений, сколько лидерами парламента. Ничего не вышло и даже не планировалось. Грызлов остался зиц-председателем фракции «Единая Россия». Он не только Думой в силу своих способностей не мог руководить, но и фракцией. Он получал инструкции откуда-то из-за кремлевских зубцов и соответственно строил свое поведение в Государственной Думе. Ни разу он не выступил как лидер даже одного заседания Государственной Думы, одного законопроекта. Я уже не говорю о том, что надо было проводить какую-то стратегическую линию. Вся стратегия свелась к роли «маленького человечка», который исполняет волю высокого покровителя и не вникает в смысл того, что его обязывают делать. Грызлов оставил у меня впечатление совершенно необразованного и бесталанного человека, не владеющего даже собственным языком. У него горели глаза только на футболе. А в остальное время он лишь научился делать сумрачное лицо, озабоченное своим внутренним миром.

Я в меньше степени посвящен в то, как вел себя Миронов на заседании Совета Федерации, но по лидеру Государственной Думы я вижу, насколько серыми стали у нас представители государственной власти, насколько они не способны к самостоятельному решению, насколько они невежественны и черствы. Они не читали книг в свое время, а сейчас им некогда. Но ведь можно и в отпуске познакомиться с крупнейшими работами современных зарубежных философов, русских мыслителей начала и середины XX века, поглядеть статистические данные современного состояния страны, повстречаться с учеными и экспертами. Без этого понять, что такое Россия и что необходимо делать в сфере законодательства, просто невозможно. Но Миронов и Грызлов, насколько я понимаю, считают, что это и не нужно, что Россия — страна исключительно чиновников, что интеллектуальное развитие для политического деятеля противопоказано. Они за огромный промежуток времени — за десятилетие — не изменялись ни в чем! И решали труднейшую задачу, противную человеческой природе: сохранить свое место во власти. Именно такую задачу и ставила перед ними бюрократия, попутно решая свои проблемы. И они выполнили то, что требовалось от подобного персонала: были «полезными идиотами» в спектакле, поставленном самыми отпетыми негодяями.

Это печальный факт, но, видимо, мы находимся в преддверии какого-то сезона рождения новых политиков, которые должны заместить всю эту незыблемую серость. Не может страна быть успешной и интенсивно развиваться, когда у власти находятся столь невнятные люди, столь статичные личности. Дума, народное представительство в целом не может быть дееспособным, пока нет лидеров — достаточно образованных, имеющих представление о стратегии России, стремящихся к результатам, действительному выражению воли народа через его представителей, а не к имитациям. Ни Грызлов, ни Миронов не могли быть лидерами такого типа. Должность не пробудила в них скрытых талантов, как это часто бывает, когда на человека вдруг падает громадная ответственность. Напротив, их глубинная «дурь» полезла наружу — у одного в колченогих обрывочных фразах и утрате нити собственной речи уже на третьем предложении, у второго — в неумной болтливости и глупостях, которые то и дело выскакивали у него изо рта.

Низкая результативность депутатской деятельности определяется, прежде всего, состоянием этой системы — ее корпоративной замкнутости и бессовестности. Чиновник — это функция. У функции нет эмоций, она не может кому-то сочувствовать. К тому же эта функция не направлена на защиту закона. Бюрократ с удовольствием посылает гражданина в суд, где сидит такой же бюрократ, только в мантии. Бюрократ всегда предлагает жаловаться на него, заведомо зная, что чиновничья солидарность делает его неуязвимым. Система исключает серьезное влияние депутата как на ситуацию в целом, так и на частный вопрос. Для многих вполне приличных людей, попавших в Думу по спискам «партии власти», это становилось оправданием бездействия. Мол, систему не сломать. Для неприличных людей из того же списка это облегчало возможность реализовать принцип: где бы не работать, лишь бы не работать.

Система думской бестолковщины должна была сломать и тех депутатов, которые хотели работать. Им были созданы такие условия, чтобы результаты работы были минимальны, а технические проблемы постоянно ставили бы вопрос: «да кому это нужно?»

Депутат, имея минимум технических возможностей, постоянно склоняется к ведению собственной канцелярии — "учету и хранению сотен писем и к непременным ответам на них. Помню, как юным депутатом Моссовета в горячие дни кризисов 1990 года я пытался разгрести шквал писем, которым лужковская группировка пыталась отвлечь депутатов от продуктивной работы. Чтобы не дать работать новоизбранным депутатам, в глазах которых еще светился энтузиазм, Лужков распорядился перенаправить письма граждан из исполнительных структур депутатам. У которых не было ни аппарата помощников, ни оргтехники, ни даже приличных помещений для работы. Быстро стало ясно, что у депутата не хватит сил, чтобы хотя бы часть писем от граждан сопроводить своим контролем и активно способствовать защите прав граждан, превратившись в ходатая по каждому письму. Один из тогдашних лидеров «демократов» в Моссовете, когда я поделился с ним своей заботой, сказал: «А вы просто не отвечайте». Я сильно тогда удивился: избирались, обещая заботиться о народе, а теперь «не отвечайте»! Но многие так и поступили: просто прекратили работать.

За четыре года в Думе мне пришлось написать тысячи писем. Я предпочитал вцепиться в какую-то проблему и использовать все способы ее решения — через запросы, личные встречи, сбор материалов, подготовку законодательных инициатив, публицистику… Но можно точно сказать, что в целом эффективность этой работы крайне низка. Потому что депутату, действующему в одиночку, невозможно систематически проламывать бюрократическую систему. Удается лишь изредка проскользнуть в щелку, в прореху в бюрократической системе. Да и в целом думское начальство предпочитает, чтобы депутаты как можно меньше занимались делами избирателей. Ему нужны истуканы, а не народные представители.

Не только потерявшие стыд чиновники способствуют бюрократической системе. Им под стать определенный тип граждан. Мне не раз приходилось встречаться с эгоизмом особенно пронырливых лиц — с просителями по частным делам, которые почему-то считали себя не только вправе занять депутата своими проблемами, но также предполагали, что депутат для них должен быть вроде мальчика на побегушках. То есть, приходить на помощь по любому зову и немедленно, бросив все прочие дела. Понятно, что жизненные проблемы побуждают предъявлять претензии к власти. Понятно, что обращение к депутату — один из способов решить эти проблемы. Но непонятно, почему часть граждан предполагает, что их проблемы должны решаться в первую очередь, а все прочие — должны быть отложены?

С советских времен сложилась практика, когда депутат не просто вникал в конкретные проблемы избирателя, но имел возможность эти проблемы разрешать. Отчасти эта практика была восстановлена — в ряде регионов бюджеты предполагали определенные суммы, которые депутаты могли тратить по своему усмотрению на самые насущные нужды избирателей. Неформально крупные суммы выделялись и депутатам «Единой России», чтобы они также могли ублажить избирателя и оставить о себе добрую память. Для депутатов оппозиции ничего подобного не предполагалось. В парламенте депутат «Родины» располагал только тем, что ему было положено по закону — весьма аскетичному, а местами просто дурацкому. Да и этот закон думская бюрократия усекала, как могла.

Конкретная проблема могла решаться только одним путем — обращением в органы власти, которые могут и должны ее решить. Увы, метод этот крайне неэффективен. Бюрократия имеет стойкое противоядие к любому депутатскому обращению. Она умеет запутывать, затягивать, извращать переписку. В особенности это касается правоохранительных органов, которые не утруждаются информированием депутата по его запросу в полном объеме, а лишь сообщают ему об итогах рассмотрения обращения. Депутатский запрос превращен в письмо от обычного гражданина и никаких дополнительных обязательств на чиновника не налагает. Зато, как оказалось, каждый запрос депутата может стать поводом для атаки на народного представителя — судебного иска или даже обвинения в заведомо ложном доносе.

По одному из ответов на запрос в ФСБ я обнаружил, что текст запроса изучается на предмет наличия признаков «заведомо ложного доноса». Потом передо мной в косвенной форме извинились, но я понял, что такие исследования постоянно сопровождают подготовку ответов на запросы депутатов от оппозиции. Что касается судебного иска, то я, вероятно, был одним из первых, кому пришлось отвечать за изложение своей позиции сначала в служебном письме (депутатском запросе), а потом на личном сайте, где это письмо было опубликовано. Статус депутата не помешал суду исполнить поручение начальства и защитить честь и достоинство чиновника, которых тот, с моей точки зрения, был лишен по своему выбору — своими словами и поступками. Собственно, и вся система, созданная Путиным, лишена чести и достоинства. Мне же в судебном порядке (то есть, «по беспределу», вопреки прямым нормам закона) доказали, что я нарушил закон. Но об этом эпизоде стоит подробнее в другом сочинении.

И вот в этой обстановке приходится сталкиваться с типом избирателя, который свое время тратит на то, чтобы депутат был ходатаем лишь по его делу. Он требует непременно личного приема, отказывается говорить с помощниками, жалуется руководству Думы на отказ иметь с ними дело. Часть персон подобной категории наотрез отказывается готовить тревожащие их вопросы в письменном виде. Им непременно надо час-другой занять депутата разговором. Большую часть таких болтунов удается отсечь, но некоторые находят лазейку, чтобы явочным порядком пролезть в кабинет (из вежливости ведь не выкинешь человека за дверь). Иные угадывают, как задеть депутата за живое, заставить его умилиться или возмутиться. И только во время встречи обнаруживается, что вас элементарно надули, а человек занимает время, обманным путем решая свои частные (иногда просто психологические) проблемы, или пытается полностью переключить депутата на собственную программу деятельности.

И все же в такой непростой ситуации депутат мог и обязан был работать. При крайне низкой эффективности своей деятельности, он вполне мог бы добиться многого. Если бы работали все депутаты, то чиновников можно было бы приучить к тому, что они имеют дело с серьезной силой. По моим оценкам, депутаты в подавляющем большинстве бездействовали. Минимальной доля бездельников была в оппозиционных фракциях. «Правящая партия» тунеядство возвело в принцип.

Оппозиции все время предъявляют претензии за то, что ей нечем похвалиться по итогам своей работы. Любой перечень заслуг всегда будет встречен скептическим: «И это все?!» Даже противники режима предпочитают поносить парламентскую оппозицию как недееспособную. За время своего существования фракция «Родина» получила нелестных характеристик от внепарламентской оппозиции не меньше, чем в адрес правящей партии. Несправедливость этих характеристик наносила чувствительный удар самооценке и всегда ставила передо мной вопрос: «За что, за кого сражаемся?» В Думе «Родина» окуклилась, лишилась плотной связи с организованными политическими группами и даже с собственной партией. Внутрипартийная бюрократия серьезно мешала взаимодействию депутатов и общества, а СМИ минимизировали наши возможности донесения до общества наших проблем и усилий. И все равно надо было сражаться против бюрократии, противостоять думскому абсурду и правилам, склонявшим к тунеядству.

Клевета и сплетня сопровождает политиков с древнейших времен. Некоторые имена стали нарицательными только потому, что до наших дней дошли скабрезные писания авторов, которые во времена античности были популярнее серьезных историков, философов, публицистов. То же происходит и сегодня. В общественном сознании укореняется то, что не имеет никакого отношения к действительности, зато широко распубликовано и обмусолено в СМИ. Депутат должен «работать со СМИ» и даже подстраиваться под запросы журналистов, чтобы хоть как-то отразить свою позицию в массовых изданиях и донести ее до избирателя. Работа со СМИ во многом заменяет работу, которую депутат должен исполнять по закону.

Политики скорее развлекают публику, чем работают. От политиков ждут фарса, скандала, похабщины. И все это раздувается из малозначимых эпизодов, либо просто придумывается. Все мои попытки остановить клевету натолкнулись на тунеядство правоохранителей — в прокуратуре, в ФСБ, в судах. Все эти структуры также противодействовали народному представительству. Лишь бы депутат не работал.

Абсурд политической жизни, уродства государственного устройства, наглость бюрократии, клинические типы в обществе — все это убивает саму возможность народного представительства во власти. Депутату не дают работать, превращая его в марионетку. И думский абсурд многогранно демонстрирует, как это происходит на практике.