Безумие и безумцы школьных реформ
Безумие и безумцы школьных реформ
Развал школы был организован ельцинистами, дорвавшимися до власти и удовлетворившими свои психические (геростратические) комплексы и страсть к наживе в школьных реформах. В 1992 году закон «Об образовании» заложил возможность денежных отношений в школе. Но атака разрушителей началась с вузов. В 1996 году закон «О высшем и послевузовском образовании» дал вузам «свободу» — возможность набирать студентов на платные отделения.
К 2000 году 53 % студентов государственных вузов учились на таких отделениях. В 2010 году даже в МГУ половина студентов обучалась за плату. На этом фоне отношения между учителем и учеником в школе также стали платными — неофициально руководство образованием разрешило легализацию коррупционных сделок.
Помимо «свободы» образованию была предложена «модернизация»: замена полноценных экзаменов тестированием на Едином государственном экзамене (ЕГЭ) и массовое сокращение малокомплектных школ. Но главное, о чем годами говорили наиболее квалифицированные и честные специалисты в области образования, — смена целеполага-ния. Из образования было полностью исключено воспитание и задача формирования личности. Образование стало жертвой «золотого тельца». Открыто с самых высоких трибун декларировалось, что образование должно следовать за спросом на рынке труда. Иными словами, в школах и вузах должны были готовить не граждан, а рабов.
В путинской России ежегодно закрывалось более 1000 школ. Пик пришелся на 2006 год, когда было закрыто более 3,5 тыс. школ. В 2010 году был принят закон «Об изменении статуса муниципальных учреждений», который окончательно превратил школы в коммерческие учреждения, которые живут за счет грабежа родителей или на подачки местной власти.
С некоторых пор наша власть признала, что слово «реформы» вызывает в народе отторжение. В своих выступлениях в Думе в 2006 министр обороны Иванов и министр образования Фурсенко признались в этом одинаковыми словами. А также в том, что намерены заниматься все теми же «реформами», но называть их «модернизацией». Чтобы не бесить народ. То есть, будут продолжать реформы, но успокаивать, что это всего лишь модернизация.
Смысл слова «модернизация» в устах наших образовательных чиновников состоит в том, что им надо снова переставить кубики административной системы. Они то и дело проговариваются по поводу «самоокупаемости», то есть коммерциализации образования. В том числе и государственного. Именно для этого и предназначено бюрократическое конструирование — превратить институт, формирующий социум и требующий расходов, в доходный — чтобы паразитировать на распаде того же социума. Именно в этом причина катастрофического падения уровня образования.
Образования коснулась идея выдвижения неких «национальных проектов». Весьма незначительные средства, которые попали в Минобр по линии нацпроектов, растрачены на создание внутри учительства привилегированной касты, получающей значительные надбавки к зарплате. По распространенности этих надбавок можно судить, сколько учителей на самом деле собирается содержать власть. Глупая идея «компьютеризации всех школ» и вывода их в сеть интернет, провалилась так, что о ней теперь и не вспоминают. Но к выборам 2007–2008 гг. надбавки и компьютеризация свою роль выполнили: коррумпировали учительство.
Единственная социальная система, которая еще способна усилиями государственной власти вернуть себе признаки народности — это система образования, через которую проходит подавляющее большинство граждан. Тем не менее, поставленная руководством Министерства образования во главу угла коммерциализация образования, грозит разрушить до основания и этот инструмент национального единства, средство соединения народа и власти.
Каковы же главные замыслы инициаторов так называемой «модернизации»? Они отражены не в документах Ми-нобра, не в Концепции модернизации, а в делах.
Минобр и российское правительство реализуют сегодня следующие главные идеи, получившие отражение в докладе А.Фурсенко перед депутатами Государственной Думы:
1. Тотальная коммерциализация образования путем легализации имеющихся форм коррупции и постепенного устранения государства от финансирования и организации системы образования.
2. Превращение образования в удел лишь высокодоходных слоев населения. Уход образования в отдельные образовательные центры и разрушение образования как системы (и с точки зрения организации, и с точки зрения методик).
3. Превращение образования в частное дело, устранение государства от ответственности за содержание и уровень образования.
Доклад в Государственной Думе прямо прояснил также ряд задач бюрократии, которые были высказаны с достаточной откровенностью:
1. Полное разрушение всех традиций образования, закрепленных в системе, созданной в середине XX века.
2. Создание конкуренции между образовательными учреждениями, которая уподобится той нездоровой, преступной конкуренции, в условиях которой действует российский бизнес.
3. Резкое сокращение числа школ и штата учителей — вслед происходящей на наших глазах демографической катастрофе.
4. Изменение содержания образования вслед деградации хозяйственной жизни — по текущим потребностям работодателей, а не по стратегическим интересам общества и государства.
5. Организация социального конфликта между поощряемыми и непоощряемыми учителями, а также между учителями, которым предписано наращивать платные услуги, и родителями с низкими и средними доходами.
6. Использование ЕЭГ не для контроля качества школьного образования, а для расшатывания системы образования — уничтожения его смыслового наполнения.
7. Подмена образования завозом интернет-оборудования, на которое уходят государственные средства вместо элементарного ремонта и обычного оборудования школ. Имитация введения не испытанных, нетрадиционных «ультрасовременных» образовательных методик при отсутствии базы для реализации обычных методик.
8. Организация хаоса в методиках школьного преподавания, применяемых учебниках и стандартах знаний, предусмотренных по окончании каждого класса.
9. Разрушение единства системы образования: пропасть между уровнем знания выпускника школы и требованиями к абитуриенту вуза, которая заполняется самой беззастенчивой коррупцией.
10. Разрушение национальной системы образования и ориентация на глобальную систему — прямое посягательство на суверенное существование России и стимулирование «вывоза мозгов» и квалифицированной рабочей силы за рубеж.
Выступая в Госдуме, министр образования сказал: «Приоритетные направления развития образовательной системы Российской Федерации опираются на следующие базовые принципы: открытость к общественным запросам и требованиям времени; привлечение общества к активному диалогу и непосредственному участию в управлении образованием, образовательных реформах; переход на современные образовательные технологии и обеспечение доступного качественного образования для всех граждан России».
Здесь нет ни слова правды. Правда в других словах министра, которые он произнес на заседании фракции «Родина»: «Мы все прекрасно знаем, сколько денег сегодня идет на образование. И мы прекрасно знаем, что в основном они идут “вчерную". И единственная наша (органов федеральной власти) задача — это сделать финансирование абсолютно легальным». То есть, курс Минобра состоял в том, чтобы сделать преступление разрешенным, а образование превратить в бизнес. Последнее означало легализацию коррупции, о которой «мы прекрасно знаем».
На деле технология «модернизации», которые придумали Фурсенко и олигархическая власть, отдаляют гражданина от образования. Идеи этих реформ никогда не обсуждались публично. Мол, достаточно мнения специалистов. А за специалистов выдают вконец разложившийся аппарат Минобра, который держит в своих «хрупких руках» жизни наших детей и отыгрывается на этих жизнях за свое униженное положение. Создается корпоративно замкнутое сообщество, стеной вставшее против участия родителей в контроле за образовательным процессом и формированием его содержательной стороны. Открытость Минобра, как оказалось, сводится к совместным заседаниям с таким «институтом гражданского общества», как Российский союз промышленников и предпринимателей, а также в создании множества межведомственных комиссий.
Реформы в сфере образования подобны пресловутой приватизации. Об их содержании совершенно не информированы те, кого они касаются самым прямым образом — родители. Смысл реформ никогда не обсуждался широко, народ не давал санкции на их реализацию. Но замкнутое сообщество чиновников, фактически занятых приватизацией образования, решило, что это современно и перспективно. Не случайно административные структуры образования столь решительны в действиях, не допускающих реализации нормы закона «Об образовании», закрепившей государственно-общественный характер образования.
В этом мне довелось убедиться при разработке проекта «Собрание родителей», созданном совместно с моими помощниками. В рамках проекта «Собрание родителей» нам удалось выявить множество нарушений действующего законодательства и стремление руководства Министерства образования, а также московского Департамента образования, к закреплению этих нарушений как принципиальной основы некоей «модернизации». Ответом на эту инициативу была организация репрессий против моих детей и детей ведущего соавтора проекта Игоря Литвененко. Если мои дети попали под административный пресс в выпускных классах, то дети Литвененко продолжали подвергаться давлению в течение ряда лет. Нам не раз пришлось обращаться в правоохранительные органы в связи с рассылкой клеветнических писем, организацией судилищ над детьми и повседневных придирок. Все это стало продолжением нашей работы по противодействию нарушениям закона в школе — незаконным поборам, произвольной системе охраны, устранению родителей от процесса обучения их детей ит.д.
На моральную атмосферу, царящую в бюрократической среде, указывает привлечение к обсуждению проекта «Собрание родителей» некоей полусветской дамочки, прикинувшейся политиком, смеющей учить нравом других. Безбедно вдовствуя от покойного мужа, находившегося под следствием за коррупцию и в заграничных бегах. А также воспитав из дочери всероссийски известную… Как бы это выразиться? Впрочем, оставим характеристику на усмотрение читателя. По совместительству эта дамочка оказалась членом Совета Федерации, представлявшей вовсе не свой родной Питер, а Великий Хурал Республики Тыва. Разумеется, в вопросах организации образования, как и во всех прочих вопросах, она в принципе разбираться не могла, но считала себя специалистов во всем. Людмила Нарусова имя этой дамы, приятной власти во всех отношениях.
Протокол обсуждения в Минобре содержал оскорбления в адрес авторов проекта, но опустил некоторые совсем уж циничные фразы. Они сохранились в диктофонной записи. Прослушав запись, я отметил опущенные в протоколе заявления мадам Нарусовой. Например, о том, что «Собрание родителей» — это плагиат. Конечно, занимаясь 15 лет «демократизацией» и немало нажившись на этом, Нарусова жаждала сохранения монополии. Кто бы что ни сказал, у нее все будет плагиатом. В стенограмме также были опущены эскапады Нарусовой по поводу моего поведения в Думе. Мол, как это можно вообще слушать человека, который 1) бьет людей по лицу (это о том, что я бил Жириновского), 2) подписал «отвратительное антисемитское письмо» (прокуратура не нашла в письме депутатов в Генпрокуратуру ничего антисемитского), 3) затеял свой проект ради избирательной кампании (никакой избирательной кампании с моим участием в тот период не намечалось, а в будущем и не состоялось)! В лице Жириновского Нарусова защищала своего политического союзника, в лице еврейских экстремистов — своих хозяев и деловых партнеров, а обвиняя других в «политизации» вопроса, сама была не прочь попользоваться общественным интересом к нему, не допуская представления иной позиции, кроме своей. Высказывания Нарусовой и прикормленных бюрократией «общественников», будучи занесенными в протокол, делали какое-либо сотрудничество со всей этой группировкой, совершенно невозможным. Мы могли добиваться только одного — полного ее устранения из образования.
«Я бы своих детей таким на воспитание не отдала», — сказала Нарусова о нас. Если гипотетическое воспитание распутной Ксюши даже и было бы нам предложено, то мы тоже отклонили бы это неприличное предложение. Это единственное, в чем мое желание совпадает с желанием Нарусовой. В домах терпимости ее методы воспитания, возможно, пригодятся, но родителям я бы предложил чутко следить, чтобы эта дамочка не коснулась их детей.
Два эпизода, отражающих дезинформированность власти по поводу состояния школьного образования, связаны президентом Путиным. Во время всероссийского телемоста на исходе 2007 года ему был задан вопрос в связи с поборами с родителей в детском саду и тревогой родителя, что нечто подобное будет происходить и в школе. Масштабы школьной коррупции, вероятно, не были доведены до сведения Президента. Они лишь в незначительных масштабах фиксировались правоохранительной системой. Тем не менее, ряд нарушений был зафиксирован в школе № 2005, где учились дети Литвененко, и которую (вот уж совпадение!) Президент почтил своим посещением. Вероятно, это посещение, организованное в клановых интересах определенной группы работников образования, стало причиной выделения инновационного гранта данной школе. И произошло это в прямом противоречии с теми задачами, которые стоят перед образованием при реализации принципа государственно-общественного управления и реальной ситуацией в данной школе. Поддержка государства пришла в школу, где законы попирались с образцовым усердием. Что подтвердило общее правило бюрократии: законы — одно, жизнь — нечто прямо противоположное.
В 2008 году исследования показали, что и учителя сами не справляются с ЕГЭ по своему профилю! Как же они могут готовить детей к этому тесту? Оправдание нашли простое: эти тесты писались специально для школьников со «свежими» знаниями. То есть, обучают наших детей люди с «несвежими» знаниями и без тех знаний, которые необходимы для успешного прохождения государственных тестов и продолжения обучения в вузе!
Эти оправдания прозвучали из московского Департамента. Там бюрократия всегда была впереди всех прочих ее отрядов, и за словом в карман не лезла. Здесь убеждены, что наших детей должны учить невежды. Мы должны это помнить: детей обучают в основном невежды.