Спорт

Спорт

Июль 2000 года.

Франция — самая могучая нация в Европе, а возможно, в данный момент, и в мире, хотя Бразилия станет это оспаривать. Немцы, обычно такие организованные и работоспособные, пребывают в нехарактерном для них состоянии разброда. Итальянцы обладают самобытностью, однако по природе своей находятся в глухой обороне. Голландцы по временам задиристы, но в лучшие свои мгновения самые артистичные из европейцев; бельгийцы по сравнению с ними невыразительны. Испания в высшей степени одарена, но постоянно работает ниже своих возможностей. Дания, Норвегия и Швеция, кажется, переживают спад. Югославию и Хорватию можно обвинить (как и Аргентину) в скрытой грубости. Турция, Нигерия и ведущие арабские страны стремительно приближаются к уровню Европы и Южной Америки, тогда как Япония и США остаются в большой степени странами второго сорта. Ну а Англия — увы, Англия! — это пешеходы, тактически наивные и, конечно же, хулиганы.

Мир — в аспекте футбола, как и всего космоса спортивных страниц, — несколько отличается от картины реальности, представленной в новостях, но мгновенно узнаваем, за исключением нескольких свободных от футбола уголков планеты. В нашу эру доминирования эффектных фраз грубые национальные стереотипы, порожденные спортом, начинают отображать то, как мы смотрим на «настоящий» мир, не хуже самой спортивной арены. Они даже влияют на то, как мы — включая тех из нас, в ком отсутствует хотя бы капля спортивных талантов, — смотрим на самих себя.

Спортивные достижения могут иметь самый ошеломляющий социальный, даже политический, эффект. Пару лет назад было много разговоров по поводу потери Францией культурной и национальной самоуверенности, по поводу некоего кризиса французской самоидентификации. Победа на чемпионате мира два года назад и триумф прошлой недели на Евро-2000 заставили умолкнуть все подобные разговоры. А гений французского мусульманина, суперзвезды Зинедина Зидана, забившего два гола на Кубке мира и вдохновляющего теперь европейских чемпионов, еще и переменил к лучшему отношение французов к мусульманскому меньшинству и навредил политическим устремлениям ультраправых больше, чем тысячи политических заявлений.

Сходным образом спортивные поражения создают круги на воде, расходящиеся далеко за пределы игрового поля. Так, Англия отреагировала на посредственную игру своей футбольной команды и дикость ее болельщиков приступом самокопания — что только с нами творится? — и мрачными размышлениями в духе бессмертного милновского ослика Иа-Иа. Не только английские футболисты не умеют играть в футбол — английские теннисисты не умеют играть в теннис, да и вообще один из них канадец. При таком настрое даже победы выглядят завуалированным поражением. Английская крикетная команда выигрывает отборочный матч, но верный себе Иа-Иа скептичен: когда Англия проигрывает, что обычно случается, ей как следует достается, а когда она выигрывает, что случается редко, она выигрывает чудом. Английская команда по регби побеждает сильную команду Южной Африки; ах, но они же не могут делать это постоянно, парирует Иа-Иа, это просто провал. Победа на международном чемпионате по боксу в тяжелом весе за британцами, однако Иа-Иа не преминет подчеркнуть, что Леннокс Льюис тоже говорит с заатлантическим акцентом.

Одно, кажется, совершенно ясна всем комментаторам. Национальные спортивные представления, их успешность или несостоятельность, как и поведение фанатов, проистекают из источника, очень далекого от замкнутой вселенной спорта. Они уходят корнями в Культуру.

Культура — это то, что мы имеем сейчас взамен идеологии. Мы живем в эпоху культурных войн, группировок, использующих суженные до предела собственные определения культуры и как щит, и как меч. Культура — штука деликатная. Произнесите не то слово, и вас обвинит в расизме какой-нибудь комиссар от культуры. (В новом поучительном романе Филипа Рота «Запятнанная репутация» это слово «призраки», в репортажах «Нью-Йорк таймс» из Акрона, штат Огайо, на прошлой неделе это было слово «скупой»[238].)

В наши дни все вокруг — культура. Пища — это культура, религия — культура, точно так же как и садоводство. Стиль жизни — это культура, и политика — это культура, и расы — культура, потом есть еще быстрое разрастание сексуальных культур, и давайте не будем забывать о субкультурах тоже. Спорт, разумеется, относится к главной культуре. Поэтому когда британские (и, в меньшей мере, прочие) хамы скверно вели себя в Голландии и Бельгии, ответственность за то несет их культура, и никто не видит иронии в использовании подобного термина для объяснения поступков в высшей степени некультурных личностей. Но если теперь хулиганство тоже культура, тогда это слово окончательно лишается своего значения. Значение это сохраняется только в том случае, если вы полагаете культуру чем-то иным, чем-то связанным с искусством, воображением, образованием и этикой; чем-то таким, что расширяет границы восприятия, вместо того чтобы их сужать; что позволяет нам видеть за рамками национальных стереотипов богатство и сложность настоящей жизни, в которой не все итальянцы находятся в глухой обороне, не все немцы усердны и трудолюбивы, а образ Англии, несчастной Англии, определяется не поведением ее спортсменов, хулиганов и осликов Иа-Иа; «призраки» и «скупой» не расистские слова, утонченность ценится больше громких выкриков, и игра — это просто игра.

Перев. Е. Королева.