18

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

18

У его окружения, возможно, и возникло недоумение по поводу инициаторов перестрелки; де Голль не сомневался относительно того, кто за этим стоял. Он был убежден, что это дело рук коммунистов. Возвращаясь в Министерство обороны, он заметил своим помощникам: «Ну вот, господа, в нашей стране существуют силы, готовые уничтожить меня, чтобы проложить себе дорогу к власти». В худшем случае, предполагал де Голль, стрелявшие намеревались убить его, в лучшем — посеять семена хаоса, который был бы на руку его соперникам.

К моменту возвращения в Министерство обороны у де Голля созрело решение. Восторженный прием со стороны толпы подтверждал, что он пользуется поддержкой народа; стрельба продемонстрировала те опасности, с которыми ему придется столкнуться. Он решил реагировать немедленно, пока находится на вершине популярности, и сломить своих противников. Его первым решением было разоружить ФТП и раздробить их на небольшие подразделения в составе регулярной армии, где они будут связаны армейской дисциплиной.

Через несколько часов генерал Кёниг заявил полковнику Ричарду Виссерингу из штаба Верховного командования союзников, что «самой страшной опасностью в Париже в настоящее время являются ФФИ». Де Голль, продолжал он, хочет «ослабить напряжение, облачив самые беспокойные элементы в военную форму и связав их воинской дисциплиной». С этой целью Кёниг попросил «срочно» предоставить 15 тысяч комплектов обмундирования. Вслед за информацией Кёнига в штаб Верховного командования союзников поступило донесение: «Ситуация с точки зрения общественной безопасности вызывает тревогу. Граждане, придерживающиеся различных взглядов, опасаются арестов со стороны той или иной банды. Представляется, что большинство этих групп носит политический характер, и самая мощная из них — коммунисты. Район [Парижа] быстро превращается в зону террора, и всеми сторонами высказывается общее мнение, что в любой момент может возникнуть состояние гражданской войны».

Де Г олль написал Эйзенхауэру, убеждая его в абсолютной необходимости оставить 2-ю бронетанковую дивизию в городе до полного восстановления порядка. На следующий день он попросил Эйзенхауэра устроить в городе парад американской дивизии, чтобы продемонстрировать населению, насколько союзники поддерживают его правительство.

Через два дня де Голль объявил о роспуске высших эшелонов командования ФФИ в Париже. Он объявил, что «те подразделения ФФИ, которые могут быть полезны», будут включены в состав действующей армии. Все члены ФФИ должны были зарегистрироваться у Кёнига. Их оружие и снаряжение должны быть сданы на хранение под наблюдением воинских подразделений генерала Кёнига.

НКС вместо «национального дворца» получил для проведения нескольких своих заседаний невзрачную виллу, принадлежавшую английскому лорду, после чего эта организация была быстро предана забвению. Де Голль, конечно, никогда не присутствовал на его заседаниях. Лишь однажды он устроил для его членов короткий прием. Они выразили свое намерение преобразовать эту организацию в постоянный орган, функционирующий параллельно с правительственными учреждениями, передать в ведение КОМАК, военного органа НКС, коммунистическую милицию. Де Голль вежливо, но безапелляционно заявил, что их деятельность должна быть прекращена. Законность и порядок будут обеспечиваться полицией, сказал он. В «народной милиции» коммунистов больше нет необходимости. Она была распущена, равно как и КОМАК, членов которого он так и не принял.

«Железо было горячо, — писал позднее де Голль в красноречиво сдержанных выражениях, — и я нанес по нему удар».