40

40

Вилли Вагенкнехт, желудок которого согревал глоток коньяка, а глаза были прикованы к прицелу вкопанной у главных ворот тюрьмы «Френе» 88-миллиметровой пушки, прислушивался и ждал. Заключенный-немец, с такой горечью наблюдавший, как тысячи французов выстраивались за воротами «Френе», чтобы отправиться в концентрационные лагеря Германии, теперь был приставлен охранять свою собственную тюрьму. Где-то в глубине одной из пустынных улиц, лучами сходившихся прямо к стволу его пушки, Вагенкнехт слышал медленное позвякивание гусениц приближающихся танков.

Из окна третьего класса школы для девочек во Френе, значительно правее того места, где находился Вагенкнехт, у самого шоссе № 20, школьная учительница Жинетта Девре увидела те танки, шум которых он слышал. Весь день она ждала этого зрелища. «Вот они! — закричала она, и слезы покатились по ее щекам. — Боже мой, вот они!»

Один за другим мимо ее окна прошли три «шерма-на» — «Марна», «Ускуб»[29] и «Дуомон». Рядовой первого класса Поль Ландриё, тот самый, что покинул Париж три года назад, чтобы купить пачку «Голуаз», вернулся домой. Гусеницы его танка «Марна» взламывали ту самую мостовую, на которой он мальчишкой играл в футбол.

В этот серый день, перед заходом солнца, все три колонны 2-й бронетанковой, как и танк Ландриё, оказались на самом пороге Парижа. Фронт их наступления, составлявший утром 17 миль, сузился теперь менее чем до 10 миль, чтобы взломать оборону противника в юго-западной части города. На западном фланге колонна Морель-Девиля, которой было поручено «наделать шума» вдоль первоначальной линии наступления, наткнулась на упорное сопротивление за Траппом и остановилась. Двигавшаяся рядом колонна подполковника Поля де Ланглада достигла наибольшего успеха. После кровопролитного боя у Туссю-ле-Нобля бойцы Ланглада вытеснили немцев за реку Бьевр и далее за аэродром — в Виллакубле и закопченный пригород Кламар. Теперь же они готовились сделать крюк влево, к самой Сене, где до захода солнца должны будут захватить плацдарм в городе, проникнув через Севрские ворота. Но главная, восточная колонна полковника Пьера Бийотта наткнулась на упорное сопротивление по всему фронту своего наступления на город. Находясь на окраине Парижа, Бийотт попал в яростно обороняемый треугольник, заблокировавший ему дорогу в столицу, словно пробка, запечатавшая бутылку. Противник оседлал национальное шоссе № 20. В правом углу основания треугольника, чуть к востоку от шоссе, была тюрьма-крепость «Френе». Другой угол, к западу от шоссе, был привязан к промышленному пригороду Антони, а вершина находилась на глубине в одну милю на перекрестке в Круа-де-Берни, где был перекрыт южный въезд в город, до которого оставалось всего 4 мили.

Стены «Френе» из серого камня, за которыми лишь 9 дней назад находились Пьер Лефошё и его товарищи по несчастью, были превращены во внушительное препятствие Вагенкнехтом и 350 другими немецкими заключенными, в помощь которым был придан батальон 132-го пехотного полка. На флангах пушки Вагенкнехта, установленной перед главным входом в тюрьму, располагались пара противотанковых орудий меньшего калибра и два пулемета поддержки. Ворота, прорезанные в длинной стене «Френе», обеспечивали Вагенкнехту превосходный сектор обстрела вдоль трех из пяти улиц, ведущих к тюрьме.

Продвигаясь в своем «шермане» «Марна» к началу одной из них, авеню Республики, рядовой первого класса Поль Ландриё указал своему наводчику на квадратную колокольню церкви, в которой он венчался. Рядом была закрытая ставнями витрина табачной лавки — той самой, в которую три года назад Ландриё направился в поисках мифической пачки «Голуаз». Оба замолчали. Три танка повернули и начали осторожно продвигаться по авеню Республики к воротам «Френе». Там, на расстоянии 1000 футов, их поджидали Вилли Вагенкнехт и его пушка калибра 88 мм.

На борту танка «Вьей Арман», еще одного «шермана», двигавшегося сбоку, вдоль каменной стены «Френе» к воротам тюрьмы, рядовой Пьер Шове, наведя бинокль на забаррикадированный вход, подумал: «Бог мой, чего они тянут, почему не стреляют?»

Согнувшись за щитком своей пушки, Вилли Вагенкнехт задавал себе тот же вопрос. Теперь он видел танки, шум которых до этого только слышал, причем три из них осторожно подкрадывались к нему вдоль покрытых копотью многоэтажных домов на авеню Республики. Взяв первый танк на прицел, Вагенкнехт решил считать до десяти. Только он начал, как сзади раздался крик офицера: «Стреляй, болван. Ждешь, когда они через тебя переедут?»

Капитан Дюпон и адъютант лейтенант Марсель Кристан, пешком пробиравшиеся вдоль тюремной стены, чтобы лучше руководить боем, услышали раскаты первого выстрела 88-миллиметровки. Кристан увидел, как ведущий танк, двигавшийся по авеню Республики, от удара снаряда приподнялся в воздухе и грохнулся наземь, объятый пламенем. На глазах у Дюпона и Кристана из танка выполз и скатился на мостовую человек без ног и еще один, в горящем комбинезоне, выкарабкался из башни и бросился в укрытие.

Теперь со всех сторон наступающие танки Дюпона открыли огонь по воротам тюрьмы. Кристан понял, что, «если мы не выбьем оттуда эту стерву, она перестреляет всю роту». Над головой Кристана в сторону ворот понесся поток снарядов, выпущенных Пьером Шове из своего «Вьей Армана». Внезапно раздался ужасный взрыв. Один из снарядов Шове попал в грузовик с боеприпасами, стоявший позади пушки Вагенкнехта. У чудом уцелевшего Вагенкнехта мелькнула лишь одна мысль. Бросив свою изуродованную пушку, он сквозь дым и летящие во все стороны обломки ворот понесся в укрытие. За этой завесой он проскочил мимо танков, по которым только что стрелял, и бросился по улице, шедшей параллельно стенам «Френе» к деревенскому кладбищу. Там, задыхаясь, он упал в канаву. Когда он наконец перевел дух, в мозгу бывшего заключенного Вагенкнехта вдруг промелькнула мысль: «Слава Богу, я на свободе».

Ворота тюрьмы все еще изрыгали на наступавших французов столбы дыма и орудийного огня. Кристан и Дюпон продолжали скользить вдоль тюремной стены. От входа их отделяло менее 50 ярдов. Вдруг впереди из дыма возник немец в разорванной и измазанной униформе и дал по ним короткую автоматную очередь. Кристан услышал, как рядом охнул капитан Дюпон, и, обернувшись, увидел, как тот падает на тротуар: его голова была прострелена. В то же мгновение мимо Кристана пронесся один из его танков — «Нотр Дам де Лоретт». У ворот тюрьмы он повернул направо и, паля из всех стволов, протаранил остатки орудия Вагенкнехта и немцев, все еще оборонявшихся в воротах. Для водителя «Нотр Дам де Лоретт» в тюрьме «Френе» не было секретов. Рядовой первого класса Жак Неаль знал ее двор как свой парижский дом. Он был пленником гестапо в течение тринадцати месяцев, прежде чем ему удалось совершить побег и присоединиться к войскам Свободной Франции.

Остальные танки капитана Дюпона ворвались в тюрьму вслед за «Нотр Дам де Лоретт» и подавили огневые средства оборонявшихся.

Цена победы оказалась высокой. На прилегающих к «Френе» улицах стояли пять покрытых копотью, почерневших танков. В одном из них — посреди авеню Республики, в обгоревшем остове «Марны» — пара невидящих глаз уставилась через открытый люк на плывущие в сторону Парижа облака. Поль Ландриё был мертв: его грудь пронзил осколок первого снаряда, направленного точно в цель Вилли Вагенкнехтом. В кармане его обгоревшего комбинезона лежала нераспечатанная пачка «Кэмла», которую он привез домой, во Френе, из столь долгого путешествия в вечность.