14

14

Генералу Вальтеру Варлимонту, стоявшему в одиночестве в зале для совещаний в ставке фюрера, затемненные светомаскировкой строения штаба Верховного главнокомандования вермахта казались призрачным городом. Снаружи лес был неподвижен. Волки и шакалы больше не нарушали тишину растенбургской ночи своим воем; минные поля и ряды колючей проволоки под напряжением, окружавшие ОКВ, давно отогнали их в более отдаленные укрытия. Их рычание сменили другие звуки: гудение вентиляционных механизмов, постукивание телетайпа и, прежде всего, перезвон телефонов, которые двадцать четыре часа в сутки уносили нервную энергию Вальтера Варлимонта и сотен таких же, как он, чьи жизни вращались вокруг наступавшего дважды в день момента, когда на своих стратегических совещаниях повелитель «третьего рейха» изрекал решения, определявшие ход войны.

Как всегда в таких случаях, Варлимонт прибыл на совещание на полчаса раньше. Варлимонт, только что вернувшийся из поездки на Нормандский фронт, отвечал за подготовку всех совещаний. Левой рукой он прижимал кипу рабочих бумаг, правой — рулоны карт Генерального штаба, по которым через некоторое время Гитлер будет изучать последние донесения с фронтов. После 22 июля Варлимонт отказался от привычки носить бумаги в портфеле из телячьей кожи. Он был слишком горд, чтобы согласиться на унизительный обыск, которому подвергали всех стоявшие у двери эсэсовцы в серой форме.

Сейчас Варлимонт разложил на столе огромную карту общей обстановки в масштабе 1:1 000 000 и планшеты по секторам в масштабе 1:200 000, на целлулоидных поверхностях которых оперативное управление ОКВ нанесло новейшую информацию о линии фронта.

В одном это совещание сильно отличалось от всех других, на которых Варлимонт присутствовал в ОКВ. В тот вечер, впервые после 21 июня 1941 года, Гитлер отбросил карты Восточного фронта, которые перед ним разложил генерал-оберст Йодль, и обратил внимание вначале на обстановку на западе. Фюрер напомнил Варлимонту «встревоженного зверя», когда в долгом раздумье склонился над разложенными перед ним картами. Затем из всех других карт он выбрал одну — масштаба 1:200 000.

В центре ее было огромное черное пятно, венчавшее три широких изгиба Сены. От него, словно нити паутины, расходились обозначенные на карте дороги. Эта черная масса означала контуры Парижа и его пригородов. Гитлер вынул стеклограф и быстро черканул по карте. Затем распрямился и объявил, что настало время подготовить оборону Парижа.

— Если нам нужно удержать Сену, — сказал он, возвышая голос, — мы должны удержать Париж. Мы будем держаться на подступах к Парижу, мы будем держаться в Париже, мы будем держать сам Париж! — заявил он.

Потеря Парижа, заявил он стоявшим вокруг генералам, оказала бы катастрофическое воздействие на моральный дух вермахта, на население Германии и весь мир. Затем, обращаясь к стоящему рядом Йодлю, который лихорадочно вел записи, Гитлер отдал свое первое распоряжение, непосредственно касающееся обороны города. Во-первых, объявил он, «я хочу, чтобы все мосты через Сену в районе Парижа были заминированы и подготовлены к уничтожению». Во-вторых, продолжал он, промышленность города «должна быть парализована». И наконец, приказал он Йодлю, «все имеющиеся в наличии подкрепления» должны быть переданы в подчинение командующему гарнизоном города.

— Париж надо защищать до последнего солдата, — добавил он, — не обращая внимания на разрушения, которые могут возникнуть в результате боев.

Он надолго замолчал, а затем произнес последнюю фразу.

— Почему нас должно волновать, будет ли разрушен Париж? Союзники в данную минуту своими бомбардировками уничтожают города по всей Германии.