Михаил Харитонов Арион
Михаил Харитонов
Арион
Певец во стане нерусских воинов
У нас, свидетелей и участников последних лет советской империи, не диссидентов, а если и не совсем интеллигентов, то не презирающих это понятие, был свой пароль, код, набор ключевых слов. Этим ключом открывались двери московских, питерских, иркутских, свердловских - далее везде - кухонь. А ключевыми словами служили: «Булгаков», «Галич», «Мандельштам», «Пастернак», «Таганка», «Тарковский», «Трифонов», «Сахаров» (на более политизированных кухнях), «Стругацкие» (на более технократических)… И всегда и везде - «Окуджава».
Олег Хлебников, «Новая газета», 06. 05. 2004.
Как и все успешные советские инакомыслящие, Булат - революционной закалки. Отец, тбилисец Шалва Окуджава, классово-безупречный нацкадр (сын чувячника-алкоголика и прачки), орговик грузинской комсы, направлен на учебу в Комакадемию. Молодая жена, тоже номенклатурная партийка, армянка Ашхен Налбандян, родила ему сына в 1924-м, девятого мая.
Впоследствии эта дата сделалась значимой, как значимым стало первое место жительства младенца - Арбат, 34. Они в рамках творимого мифа были осмыслены как некая порфирородность. «Он с самого рождения дышал воздухом старой интеллигентной Москвы» - фраза из какой-то апологетической статьи о нем, названной, если мне не изменяет память, «На последнем дыхании».
Дни шли, папа уехал на родину комдивом, там вырос до секретаря тбилисского горкома, но пересекся с Берией, коса нашла на камень. Помог Орджоникидзе: нацкадр спрятали за Урал, парторгом в Нижний Тагил на вагоностроительный завод, потом секретарем горкома, маме дали секретаря райкома. Не помогло: в тридцать седьмом, когда зачищали уже сделавшую свое дело большевистскую опричнину, вспомнили и его. Арест, «троцкизм», расстрел, матери - карагандинский лагерь, мальчика с бабушкой не тронули, дали вернуться в Москву. Потом Булата отправили к родственникам в Тбилиси, там было получше с провизией «и вообще».
Учился в русском классе, потом пошел на завод. Дальше была война.