VII.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII.

Суров рассказывает о Рубцове как о своем хорошем друге, и я пытаюсь представить их вместе - того тихого маленького Рубцова с чемоданчиком и огромного Сурова, размахивающего руками и недовольного тем, что в Вологде «даже деньги не все решают». Забавная получилась бы пара, трогательная.

Вдруг Суров вспоминает:

- А ведь мы же с ним были знакомы. Я тогда учился в девятом классе и ходил в клуб юнкоров при «Вологодском комсомольце». Захожу однажды в редакцию - а там мужик какой-то в длинном шарфе. «Здрасьте, - говорит, - вы не знаете, когда откроется бухгалтерия? Я поэт Рубцов». «А мы писатели долбаные», - ответил я. Он заинтересовался и попросил показать заметки. У меня с собой были две, одна ему не понравилась. Я писал про наставничество - ну, когда старые рабочие молодых чему-то учат. Он сказал мне: «Все это шелуха, все пройдет». А вторая заметка, про клуб филателистов - понравилась. И через несколько дней ее действительно напечатали на последней полосе «Вологодского комсомольца» - рядом со стихами Рубцова. Так что мы и знакомы были, и печатались вместе.

Насчет «печатались вместе» Суров, конечно, шутит. Ягодный миллионер слишком любит Рубцова, чтобы всерьез называть себя его знакомым - а тем более равнять с собой. Но вся нелепость суровской любви к Рубцову выглядит как-то очень правильно - гораздо правильнее и адекватнее обязательных к прослушиванию аудиокниг и прочих проявлений официальной любви к поэту. Да и, в конце концов, любовь нелепой не бывает.