За решеткой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

За решеткой

В кабинете следователя было накурено. Немолодой усталый человек листал толстую папку «дела» и, казалось, совсем не обратил внимание на вошедшего Зубова. Тот прокашлялся, обозначая свое присутствие. Следователь поднял на него глаза.

– А, Зубов – присаживайтесь, – сказал он.

Зубов вспомнил, что люди в погонах по суеверию никогда не говорят «садитесь» тем, к кому они относительно хорошо относятся. Эта малозаметная деталь его обнадежила. «Если говорит «присаживайтесь», маловероятно, что он задумал мен посадить», – почему-то подумал он.

– У меня подходят сроки, – продолжал следователь. – Надо передавать дело в суд.

Зубов вздрогнул от неожиданности, он полагал, что еще полгода ему удастся погулять.

– Что будет со мной и с остальными? – спросил он.

– Вы втроем с Пархомовым и Дубининым будете обвиняемыми. Решение о степени вины должен будет принять суд.

– Но я же практически не причем, я только познакомил Желткову с Пархомовым, – пролепетал Зубов.

– В деле есть доказательства того, что вы обсуждали с ним возможность получения взятки. Мы запросили у операторов распечатку телефонных разговоров. Там все довольно ясно.

Следователь посмотрел на Зубова спокойным, не терпящим возражения взглядом, в котором было заметно еле различимое торжество.

Ему можно было праздновать победу. Пока Зубов жил красивой столичной жизнью, его питерские друзья перестали интересоваться его делом и оставили следователя с ним один на один. Тот опрашивал свидетелей, изучал доказательства, а начальство не намекало ему, что этого человека надо бы отмазать, а этого – превратить из обвиняемого в свидетеля. Такая просьба поступила только один раз – по поводу Гульнары, да и то в самом начале.

Благодаря такой свободе, дело двигалось быстро и легко. Помимо информации по сорвавшейся сделке с Желтковой, следователь собрал немало данных и о предыдущей деятельности Зубова. С таким материалом можно было бы посадить его надолго. Но как только следователь попытался раскрутить дело дальше, вызвать на допрос глав других администраций, которые тоже сотрудничали с Зубовым, его вызвало на ковер начальство.

– Тебе не кажется, что ты слишком глубоко роешь? – спросили у него. – У тебя в деле один эпизод, зачем пытаешься найти еще десять? Работай спокойно с тем, что есть.

Пришлось следователю прикусить губу и сконцентрироваться на истории с Пархомовым. На допросах тот молчал, как старый партизан. Сказал, что не станет давать показания против себя и попросил выпустить под подписку, как Зубова.

– Но вы ведь можете оказать давление на свидетелей, – спокойно сказал ему следователь.

– А Зубов что, не может? У него больше влиятельных друзей, чем у меня, – с вызовом сказал Пархомов.

– Видите, вы и сами все понимаете, – проговорил следователь.

– Да, понимаю, что меня сделали крайним в этой истории, – с досадой сказал глава района. – Доверяешь людям, помогаешь им, а потом тебя же все и кидают.

Жизнь в изоляторе очень изменила его. Он поднабрался местного жаргона. Уголовники со стажем зауважали Пархомова за рассудительность и навеки прилипший к нему начальственный тон. Они звали его «старостой», просили совета, если надо было решить какой-то бюрократический вопрос. Тут Пархомову не было равных. Он помогал писать жалобы, говорил, куда обратиться родным на воле, чтобы получить какое-нибудь пособие. В общем, в СИЗО он пришелся ко двору. Но это не радовало Пархомова. С каждым днем он все больше терял былую стать. Если раньше он чувствовал себя солидным мужчиной, то теперь он казался себе стариком. В холодной камере обострились старые проблемы со здоровьем, и по ночам он тихо стонал от боли и бессильной злобы. Думая о Зубове, он считал, что тому, скорее всего, удастся отмазаться. Зависть и ненависть – вот что он теперь чувствовал по отношению к старому другу.

Примерно так же думал о Колобкове Дубинин. В отличие от Пархомова, он охотно давал показания, но продолжал утверждать, что совершенно не при чем, его всего лишь попросили донести сумку, он не знал, для чего нужны эти деньги, что его надо выпустить.

Следователь видел, что этот парень все еще надеется, что кто-то приедет и поможет. В душе ему было жаль Дубинина, молодого и глупого, на которого в итоге все придется свалить.

Несколько раз к Дубинину в СИЗО приходили родные. Мать долго плакала, глядя на его исхудавшее лицо. Видеть это ему было невыносимо. Он попросил передать родным, чтобы они не приходили, не бередили душу.

Один день за решеткой был похож на другой, Дубинин уже перестал их считать. Он так свыкся со своей новой жизнью, что почти не заметил, как прошло полгода. Поначалу он пытался связаться с Колобковым, попросить помощи у старых знакомых, то потом, поняв, что все его бросили, оставил эти попытки. И решил плыть по течению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.