В аэропорту

В аэропорту

По пути к стойке регистрации Андрей столкнулся с Колобковым и Зубовым. Разумеется, они знали о его громком аресте, но не о том, что его выпустили.

Заметив Иванова, друзья остолбенели. Появление привидения в зале «Шереметьево» не вызвало бы у них такого шока. Ведь передавали, что он замешан в такой страшной истории, что его теперь неминуемо посадят лет на десять!

Впрочем, они быстро пришли в себя, сообразили, что раз Иванов сумел выбраться из такой передряги, то он действительно большая шишка.

– Надо засвидетельствовать почтение, – шепнул Колобков Зубову, слегка толкнув его локтем в спину.

– А если он тут инкогнито? – засомневался тот.

– Тем лучше, покажем, что знаем его тайну.

– Ладно, пойдем, – согласился Зубоков.

Иванов встал в очередь на регистрацию рейса.

– Собираетесь в незалэжную Украину? – спросил подошедший к нему Колобков.

От вопроса Иванов вздрогнул. На мгновение ему показалось, что это следователи всю дорогу следили за ним, а теперь решили его арестовать и снова отправить в СИЗО. Когда Иванов присмотрелся и понял, что это те самые людишки, которые просили у него содействия в решении вопроса, он расслабился и почувствовал себя хозяином положения.

– А вам какое дело? – довольно грубо спросил он.

– Да никакого, не волнуйтесь вы так, – ответил Колобков. – Мы просто шли мимо, увидели вас, решили поздороваться.

– Могли бы не беспокоиться так, – сказал Иванов.

– А как у вас дела, извините за каламбур, с вашим делом? – не отставал Колобков.

Разговор начинал раздражать Дубинина.

– Как видите, недоразумение разрешилось, – ответил он.

– Хорошо вам. А мы вот в Питер собираемся. У Михаила Парфентьевича допрос по его делу. Там все не так просто.

– Не подскажете рецептик, как поскорей отвязаться от этих следаков? – спросил стоявший рядом Зубов.

– Не подскажу, – грубо ответил Иванов. – Моя очередь подошла. Надо регистрироваться на рейс. До свидания.

Зубов и Колобков отошли от него в некотором недоумении.

– Совсем возгордился шельмец, – сказал Колобков. – Он в профессии без году неделя, успел влипнуть в жуткую историю, а ведет себя так, как будто ему все должны.

– Иногда мне кажется, – проговорил Зубов, – что именно такие люди и пробиваются в этой жизни. Мы с тобой уже много лет рвем когти, чтобы чего-то достичь. Унижаемся, заводим знакомства, нянчимся с людьми годами. И никогда, слышишь, никогда не выйдем на такой уровень, как эти зазнавшиеся мудаки. А все почему? Потому что ведем себя, как обслуга, а они – как хозяева жизни.

– Что это с тобой, Миш, – обеспокоенно спросил Колобков. – Перед допросом, что ли, нервничаешь?

– Не без этого. Мне больших трудов стоило себя оттуда вытащить. Еще тяжелее было остаться в обойме после того, как во всех газетах написали, что я взятки раздаю. А у него все так просто. Вчера был за решеткой, а сегодня уже летит за границу. И вид, как у Че Гевары, как будто его не за вымогательства и взятки арестовали, а за высокие идеалы. А тут еще мы подошли, поздороваться с ним решили, отвлекли от важных дел.

– Да не кипятись ты так, – сказал Колобков. – Да, сукиному сыну повезло, он рано выбился в люди, теперь может поплевывать на всех с потолка. Но это не повод расстраиваться. Ты дожил до седых волос, а я до лысины. И неплохо жили. Гораздо лучше, чем некоторые наши друзья. Многие полегли еще в 90-е, а мы с тобой еще в строю. Бог даст, и этого деятеля переживем. Ты ведь не знаешь даже, чего ему стоило сюда приехать, у кого он просил защиты и что за нее обещал сделать.

– Это да, просто так ничего не бывает. А уж тем более не выпускают из-за решетки, – согласился Зубов.

Он действительно переживал по поводу предстоящей встречи со следователем. Дело двигалось к завершению, и Зубов понимал, что исход может быть неблагоприятным. Конечно, Зубов принял меры, позвонил знакомым. Но никто не застрахован от проколов – и суд отправит его в колонию.

С грустными мыслями Зубов размешивал сахар в дорогом и невкусном аэропортовском кофе. Мысль, что он снова может оказаться в СИЗО, очень его угнетала. Он понимал, что мог бы, как Иванов, попробовать добежать до украинской границы. Но не было достаточных сбережений, чтобы устроить себе безбедную жизнь в тихой европейской стране, а к нищенской пенсии на каком-нибудь хуторе он был не готов.

Приземления в северной столице он ждал со и со страхом, и с нетерпением. «Уж лучше знать неприятную правду о своем будущем, чем сидеть вот так и бояться неизвестности», – думал он. Самолет медленно заходил на посадку в Пулково.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.