БОЯЗНЬ РЕВОЛЮЦИИ

БОЯЗНЬ РЕВОЛЮЦИИ

Октябрьский переворот, больше известный как Октябрьская революция, надолго пропитал нас революционными страхами.

У меня много работы.

В восемь утра я сажусь за компьютер.

С десяти идут звонки от знакомых, которым я пытаюсь поделикатнее объяснить, что заканчиваю книгу, дописываю последнюю главку.

«Про что главка?» – интересуются знакомые.

«Она называется «Интеллигенция и революция»», – обреченно вздыхаю я.

«Обреченно» – не потому, что мне начнут напоминать о текстах с таким названием, написанных сто лет назад Александром Блоком или Петром Струве, но потому что скажут примерно следующее.

«О, ты тоже думаешь, что в России революция возможна?»

«А когда, ты думаешь, в России революция возможна?»

«А ты думаешь, из России нужно валить прямо щас?»

Я не то чтобы не понимаю этих вопросов. Я их как раз отличнейше понимаю. В России всегда ждут трагических перемен, а современные революции в арабском мире доказали, что эти перемены возможны, причем там и тогда, где и когда их не ждали. Но я дописываю текст совсем о другом.

Во-первых, о том, что интеллигенция – это очень российский класс, который, ненавидя и издеваясь над российской властью, все же именно эту власть обслуживает, поскольку является ее порождением.

Во-вторых, о том, что революция является для российской интеллигенции неким фетишем, ибо она либо все потрясающе изменит, либо ужасающе изменит.

В-третьих, о том, что для интеллектуала – в отличие от интеллигента – вопрос о желательности революции в России вообще не стоит. Для интеллектуала стоит вопрос о том, что может изменить российскую матрицу, являющуюся, говоря научно, матрицей патримониальной автократии, а говоря по-простому, матрицей самодержавия, вертикали власти, или чего еще, когда страной правит единственный человек, называйся он царь, генсек или президент.

И революция, восстание – здесь только один из возможных теоретических инструментов.

«Но ты хочешь революции?» – спрашивают, выслушав меня друзья.

Я усмехаюсь.

Я не хочу бунта.

2011