ІІ. 11. Украинско-польское противостояние
ІІ. 11. Украинско-польское противостояние
Уже в первом предложении С. Кульчицкий повторяет бандеровскую пропаганду, написав, что наиболее трагической страницей в этих отношениях является вооруженное противостояние украинского и польского подпольно-партизанских формирований — УПА и Армии Крайовой. Уже было сказано тут — на Волыни польская Армия Крайова (АК) была сформирована в конце 1943 года, в декабре того года, а массовая резня (это название — из донесений советских партизан) польского населения на Волыни в основном имело место от апреля до конца августа 1943 года. В 1943 году польская АК действовала в Галичине, но в то время бандеровцы массово не вырезали там польское население, массовое истребление поляков в том регионе ОУН-УПА начала в январе 1944 года. Так причем здесь польская АК? Враньем имеют право оправдываться подозреваемые в совершении преступления, а не ученые, не историки. Разве С. Кульчицкий может указать хотя бы один, авторства ОУН-УПА, документ за период до декабря 1943 года, в котором говорилось бы о польской Армии Крайовой на Волыни?
Оставим байки-сказки С. Кульчицкого о польских и украинских «солтисах и бургомистрах» на Волыни, потому что никто польского бургомистра там не видел. Ими были исключительно украинцы, точнее украинские националисты. Нельзя, однако, обойти очередную бандеровскую пропаганду, повторяемую С. Кульчицким о том, что нельзя недооценивать роль нацистов в розжигании взаимной ненависти между украинцами и поляками на территориях с национально-смешанным населением, а пишет он об этом в контексте «украинско-польского противовстояния». Разве не знает С. Кульчицкий такой, известной даже малограмотным политически, правды о том, что каждому оккупанту, всегда и в любом месте, когда еще идут боевые действия, следует удерживать покой в тылу, чтоб не оттягивать силы с фронта для утихомиривания волнений? Если он этого не знает, то не должен брать слово о событиях на Волыни 1943 года. Тут уже вспоминался разговор епископа Поликара с комиссаром Волыни и Подолья, Шоене (с комиссаром целой Волыни и Подолья, не с каким попало служащим!), в которой Шоене добивался от епископа повлиять на бандеровских командиров, чтоб они не организовывали волнений, потому что их деятельность, которая приобретала черты восстания, является помехой в работе немецкой гражданской администрации, он добивался повлиять — остановить восстание, потому что иначе население не избежит беды.[43] То как такие заявления оккупационной власти оценивает С. Кульчицкий — немцы были за вражду, за взаимные убийства между поляками и украинцами, за хаос на оккупированной территории, или за поддержание спокойствия на ней, чтоб беспрепятственно получать контингенты, чтоб беспрепятственно брать молодежь на работу в Германию. Логика необязательна для пропагандистов, но она обязательна для историков, вообще для людей науки.
С. Кульчицкий упрямо, нелогично твердит, что напряжением в отношениях украинцев с поляками… воспользовались немецкие оккупанты. Когда немцы узнали, что украинская вспомогательная полиция оказалась одной из форм конспиративной сети ОУН(б), они начали ее разоружать… Оккупационная администрация заменила всех украинцев в вспомогательной полиции поляками… Но ведь раньше С. Кульчицкий писал, что украинская полиция с оружием в руках перешла в распоряжение ОУН Бандеры по приказу последней. И не знает ли С. Кульчицкий о существовании отдельных, не подчиненных политически ОУН Бандеры, отделов украинской полиции после мая 1943 года?
И самое главное: С. Кульчицкий, не как ученый, не видит основной проблемы полицейских отделов в немецкой службе, а она сводится к простому: украинская вспомогательная полиция (за небольшими исключениями) была создана ОУН Бандеры и ей политически подчинена, вместе с тем польская полиция в службе немецкому оккупанту была создана в июне 1943 года, без разрешения и вопреки запрету польских политических факторов — не поступать на службу немцам. А практически причиной создания польской полиции было желание отомстить за резню польского населения, эта полиция была создана из поляков, которым удалось убежать из-под бандеровского топора.
К жанру баек следует также зачислить утверждение С. Кульчицкого о том, что напряженностью между поляками и украинцами (какое деликатное слово «напряженность», хотя имела место резня!) воспользовались советские партизаны … они мобилизовали в свои отряды не менее 5 тыс. бойцов из числа местных поляков. Какой же вывод делает С. Кульчицкий из этой констатации? Выглядит, что командование советских партизан воспользовалось резней польского населения боевиками ОУН-УПА. Но хвала ему, он, вопреки бандеровской историографии, не твердит, что «советы» разжигали украинско-польскую вражду. Однако из приведенного выше факта С. Кульчицкий неспособен сделать логический вывод, а получается, что во время резни боевиками ОУН-УПА польского населения не существовали на Волыни польские вооруженные формирования, никакая польская АК там не существовала, потому что тогда там не было ее, иначе польское население присоединилось бы к ней, а не к советским партизанам. После опыта большевистской власти в Западной Украине в 1939–1941 годах, там, среди местного польского населения, не было сознательных сторонников советской власти. Однако, остатки того населения, которое спаслось от резни, не имея иного выхода, нашли в советском партизанском движении, которое боролась с бандеровцами, своего союзника. Именно поэтому, а не из симпатий к советской власти, на Волыни создались в рамках советской партизанщины даже отдельные польские партизанские отряды. Только чтоб к такому выводу прийти, нужно логическое мышление, а не упрямое оправдание преступных формирований, которыми были ОУН-УПА.
Далее С. Кульчицкий пишет, что во времена народной Польши какая-либо информация о трагичном польско-украинском конфликте, который имел место в 1943–1944 гг., не пропускалась цензурой. Такое утверждение свидетельствует о том, что С. Кульчицкий не знает польской историографии об этих событиях, или просто сознательно говорит неправлу об этом. Не может он не знать научного (не полностью обоснованного) труда А. Щесняка и В. Шоты «Droga donikad», (1973), а также Эдварда Пруса «Herosi spod znaku tryzuba» (1985), «Wladyka?wietojurski» (1985), Ришарда Тожецкого «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy» (1972, епископа Винценты Урбана «Droga krzyzowa Archidiecezji Lwowskiej w latach II wojny swiatowej (1983), Артура Баты «Bieszczady w ogniu» (1987), Генриха Цибульського «Czerwone noce» (1969) и других. По какому же праву С. Кульчицкий вводит в заблуждение Правительство Украины?
С. Кульчицкий, правда, пишет о ликвидации польских сил, о резне польского населения бандеровцами, но не делает из этих фактов выводов, он пишет очевидную неправду о том, что в июле 1943 г. в возваниях к польскому населению перед каждым польским селом было поставлено условие, чтоб его жители за 48 часов выбрались за Буг или Сян — иначе смерть!», и далее — в ответ на это польское подполье выдало приказ: сидеть на месте, иначе Польша утратит Волынь. С. Кульчицкий, как видно, неспособен себе представить положение польского населения летом 1943 года, он, С. Кульчицкий, воображает, наверное, что в то время в польских селах были телефоны, радио, телеприемники, а может и интернет, что оно читало бандеровские воззвания, слушало, что говорит Лондон. Нет, так не было, в то время польское население сидело тихонько, в постоянном страхе, ожидая нападения со стороны бандеровцев. Кроме этого, неужели С. Кульчицкий не сознает того, что даже если бы польское население Волыни хотело подчиниться приказу бандеровских воззваний (о существовании которых на Волыни никто из тех поляков не знает, о них нет ни одного документа) то оно было физически неспособно подчиниться такому призыву: на Буге была граница. Эта логика С. Кульчицкого выглядит так, как если б ему кто-то дал приказ перепрыгнуть речку шириной 50 метров, угрожая смертью на случай невыполнения такого приказа. С. Кульчицкий &Со, написав такие глупости, дает доказательство того, что он — не историк, не ученый, он сознательно переписывает историю. И еще: он не обратил внимание на то, что в (несуществующем) приказе волынским полякам сказано «выбираться за Буг или Сян» — нелогичность? Ведь Волынь не была ограничена от Генерального Губернаторства Саном, только Бугом, так причем здесь «Сян»?
С. Кульчицкий нашел (!) причину «кровавого противостояния», он говорит, что это был обоюдный экстремизм, для которого не может быть оправдания ни для одной из сторон. На этом, собственно, С. Кульчицкий и завис: на нивелировании «вины» обеих сторон, потому что факта резни поляков бандеровцы (и С. Кульчицкий) неспособны опровергнуть. Он не хочет видеть ни идеологических основ, ни политических оснований ОУН, которые привели к сознательной, массовой, доктринальной резне польского населения вооруженными формированиями ОУН Бандеры, которое следует квалифицировать как народоубийство: убивали, резали ножами, рубили топорами, жгли живьем, душили, вешали — всех без разбора — от младенцев до столетних стариков. За национальную принадлежность.
Отдельного исследования требовала бы проблема событий в Холмщине,[44] за которую боролись ОУН-УПА и польские силы. Там ОУН-УПА устраивала свои структуры в украинских селах и поэтому в ходе борьбы с бандеровскими отрядами часто страдало украинское гражданское, непричастное к ОУН-УПА, население, но С. Кульчицкий, вместо объективного анализа ситуации, пытается использовать этот факт для оправдания ОУН-УПА, что не к лицу ученому. От пытается свалить вину на польское и украинское сельское население того региона за противостояние, хотя оно было провоцировано самим формированием ОУН-УПА.
С. Кульчицкий замалчивает события в Галичине, а они были не менее, а более трагичными, потому что там намного больше было смешанных украинско-польских семей. Там тоже поляков убивали «за национальную принадлежность».[45]
Излишней является ссылка С.Кульчицкого на авторитетный польский журнад «Вензь», потому что он никакой ни «авторитетный», он не профессиональный, а как и многие другие журналы в Польше, он ведет политику за деньги «негосударственных организаций». И вообще объективные историки не должны ссылаться на польских современных историков, «наука» которых в большой мере политизирована.
В этом разделе С. Кульчицкий не отважился дать оценку польским и украинским жертвам кровавых событий на Волыни и в Галичине в 1943–1944 годах, так как она оказалась бы для него такой, что не отвечала бы «основным тезисам Отчета», а надо было бы ему посчитать — сколько таких жертв было с польской стороны, которые погибли от рук ОУН-УПА, а сколько их было с украинской стороны, которые погибли от рук Армии Крайовой. Тут скажем, что стремление бандеровских историков уравнять эти жертвы не дали результата, к тому же несомненным есть факт, что от рук ОУН-УПА в 1943–1944 годах на Волыни и Галичине мучительной смертью погибло как минимум 120 000 польского гражданского беззащитного населения. Это случилось вследствие введения в действие постановления ОУН об устранении (то есть уничтожении) польского населения «во время национальной революции» с «украинских этнографических территорий».[46] Лишним также есть рассуждение о том кто лично виновен за это народоубийство — Микола Лебедь, Дмитрий Клячковский, Роман Шухевич или еще кто-то: виновно руководство ОУН Бандеры. Об украинских жертвах ОУН Бандеры разговор будет дальше.
В ОУН-УПА не было сил на то, чтоб бороться с немецкими и советскими партизанскими силами с целью их уничтожения, но у нее были силы на то, чтоб проводить поголовное уничтожение польского населения.