Глава 4

В июле в жизни Веры и Катьки предстояли большие перемены, судьбы их расходились. В Москву к Вере переезжали закончивший школу сын, поступать в московские вузы, мама, потому что с больным сердцем ее страшно было оставлять одну, и старый кот, по той же причине, что и мама. Вере было удобно остаться в их с Катькой квартире и по планировке и территориально, и подруги решили, что Вера остается, а Катька ищет себе новое жилье. Катька абсолютно «не парилась» по этому поводу и где-то в глубине души даже была рада, рассуждая, что, может разъехавшись, они пойдут другими путями и, в конце концов, разобьют свои «коконы женского одиночества».

Однажды, проснувшись майским теплым утром, Катьке пришла в голову мысль — не ждать капризного молотка судьбы, который разобьет ее «кокон», а подселиться или найти себе в пару жильца-мужчину, а точнее привлекательного интересного мужчину до сорока лет. За мысль эту девушка уцепилась крепко. Одной возможности снимать квартиру не было, в лето продажи упали почти в два раза, и Катька получала скромные пятьдесят пять. «Можно, конечно, затянуть поясок, — рассуждала девушка, — но тогда нужно согласиться на квартиру пострашнее и подальше, отказаться от фитнеса, от французского, который она решила заново начать учить, отказаться от обедов в кафе, воскресных экскурсий, сезон которых только начался и прочих своих маленьких радостей». Ну и вторая не менее весомая причина, Катька не хотела снимать квартиру с «бабищей», она хотела начать жить с мужиком. «Мне, сука, тридцать три, и мне кажется, я вполне доросла до того, чтобы жить с существом, у которого висит колбаска между ног, а не пирожок».

Озвучив свою идею Верке, подруга получила хлесткий ответ.

— Кать, ну ты либо дура, либо храбрая! — резанула Вера из-под очков, оторвавшись от книги.

— Нуууу… — зависла Катька.

— Жить вот так сразу с незнакомым мужиком?! А он потом возьмет и предаст тебя, баб начнет водить, или уголовником каким окажется, вещи твои украдет все и приедешь однажды ты в пустую квартиру!

— Вера! — молниеносно вскипела Катька. — Во-первых, я не дура и с первым встречным заселяться не собираюсь, во-вторых, предать могут все, и самые любящие и самые верные, и через год, и через пять и через двадцать лет, в-третьих, если он окажется уголовником, кроме ноутбука воровать у меня нечего, ну вот шмотье, половина из которого нижнее белье. А если он еще сможет это белье кому-нибудь пропихнуть, я только буду рада, это садака моя вселенной! — разошлась Катька. — И вообще почему все должны предавать?! — кричала Катька уже из ванной. — Если тебя предавали не надо грести всех под одну гребенку! С такими мыслями тогда вообще нельзя ни за что браться и нельзя никому ничего доверять!

— Ну ладно, остынь! Я согласна. — буркнула Вера, проходя на кухню покурить. — Удачи тогда тебе, мать! Найти хорошего мужчину!

Катькины поиски сожителя-мужчины продолжались вторую неделю. Ее объявление, отшлифованное опытом пребывания на сайтах знакомств и опытом знакомства с мужчинами, гласило следующее: «Ищу мужчину для совместного проживания, при симпатии возможны сексуальные отношения. Я не хочу жить одна и не хочу жить с девушкой. Варианты рассматриваю следующие: я могу переехать к Вам, либо вместе снимаем квартиру. Я образованна, привлекательна, спортивна, с чувством юмора, это же хотелось бы видеть и в Вас. Так как писем приходит очень много, я не отвечаю на односложные вопросы, прошу писать о себе развернутое сообщение. Только до сорока лет и только славяне».

В ответ Катька получила более двухсот сообщений, из которых ответила только двадцати. Конечно, писали не только славяне, причем от «не славян» сообщение были дерзкие и краткие: «Фотки вышли», «Вот мой номер, позвони мне», «Фотки давай». Девушка не была до этого момента замечена в проявлении яростного нацизма, но когда она видела почту типа «asulbek@mail.ru», то сразу закипала, предугадывая незамысловатое содержание. «Ох, дегенераты! Со степей и гор спустились своих и фотки им шли давай! Откуда эта наглость и самоуверенность!» Но и около восьмидесяти процентов русских не очень далеко ушли от жителей гор и степей. Со временем к этим видам «мужчин-инфузорий» Катька привыкла, и они лишь изредка досаждали, захламляя почту своими двусловными посланиями, которые, к тому же, умудрялись писать с ошибками.

Дни шли, и час, когда Катька должна покинуть их уютное с Веркой гнездышко неумолимо приближался. Девушка переписывалась сразу с пятью или шестью потенциальными сожителями, кто-то нравился больше, кто-то меньше, а кто-то отсеивался, внезапно исчезая сам, или отправлялся в игнор Катькой после какого-нибудь «перла», наподобие: «я хочу, когда мы будем жить вдвоем, чтобы ты ходила в ошейнике» или «у меня сейчас денег на квартиру нет, ты можешь мне одолжить, а я потом тебе отдам». Кидали в игнор и Катьку, узнавая, что она дома вечерами не ужинает и не собирается готовить каждый день еду. Катька, дуреха, писала это сразу, потому что не видела возможности для готовки после одиннадцати вечера, когда она обычно в будни возвращалась домой.

Встреч с потенциальными сожителями в реальности было четыре и пятая с маленькой историей.

Первая была с совсем юным двадцатичетырехлетним мальчиком — вегетарианцем, который был очень настойчив, но совершенно Катьке не понравился. Вторая с объездившим весь мир, тридцатилетним переводчиком-синхронистом, искренно рассказавшим, что потерял девственность в двадцать семь лет, что занимался сексом он всего три раза в своей жизни, и что девушку свою он очень любил, подробности эти Катька, как всегда, узнала, оседлав своего любимого коня и превратившись за ужином в рубаху-девку. Сожительствовать с ним Катька вмиг передумала, забеспокоившись, что ее могут посадить за растление. Третий девушке понравился, красавчик-брюнет являлся ведущим инженером в нефтяной компании, жил один и снимал квартиру на Чистых прудах, и только Катька нарисовала, как она ранним утром совершает пробежку по самым что ни на есть Чистым прудам, переписка их прекратилась, видимо, она красавчику-брюнету не приглянулась. Катька попереживала два дня и отправилась на свидание к четвертому.

Четвертый встретил Катьку с розами, с самыми дешевыми розами Москвы.

«Блин, хоть бы обертку эту „Просто цветы“ снимали что ли!» — с досадой подумала девушка, принимая розочки.

Четвертому было тридцать девять, невысокий, щупловатый, выглядел он одновременно и на тридцать девять из-за больших серых глаз и курносого носа и на сорок шесть из-за землистого цвета лица и глубоких морщин-борозд. «Пьет что ли? — подумала Катька, — или Чечня? Обычно горячие точки оставляют подобный отпечаток на людях тонкой душевной организации». Катька не ошиблась. Офицер запаса, три года в Чечне. Но это было только начало истории, истории его жизни, которую ей пришлось выслушать за четыре часа их гуляний. Катька на шпильке была выше четвертого на полголовы и всю дорогу чертыхалась. История жизни офицера запаса началась с того, что его бывшая жена убила своего второго мужа тридцатью семью ножевыми ранениями. Наш герой запаса «тут же приехал, все уладил, отдал кучу бабок, сделал паспорт семнадцатилетней дочери и забрал ее к себе в Москву». «Огневой рубеж! — думала Катька. — А где он был все эти семнадцать лет и почему у дочери не было паспорта?!» Но, вдруг, вторая жена героя стала против совместного проживания с его родной дочерью, «и взяла и ушла».

— А я ей говорю, иди и не возвращайся!

«Етишкин пистолет! — мысленно подпевала офицеру Катька. — Ох, догадываюсь, что за дочь он там привез, семнадцать лет без паспорта, да еще жила с алкоголичкой! Что-то ни капли не удивлена, что жена его была вынуждена уйти!»

С душой и рвением четвертый рассказывал, что очень сложно сейчас построить отношения, что «все зажрались и хотят сразу кренделей небесных». Катька уточнила, с кем он хочет построить отношения, и кто собственно хочет «кренделей». Выяснилось, что господин офицер сорока лет отроду рассматривает девушек от двадцати четырех до двадцати восьми. «А я видимо с голодухи что ль?» — черкнула заметочку Катька. Герой запаса пишет двадцатичетырехлетним девицам: «Привет! И давай дружить».

— А они такие, знаешь, сразу расспрашивают, где я и кем работаю, что есть у меня, почву так сказать прощупывают! Сразу бабок хотят!

«А что им хотеть от тебя еще, опенок сорокалетний! — огрызнулась, естественно, про себя Катька. — Девки молодые в расцвете лет! Ты чо Данила Козловский што ль или Егор Крид, чтобы без денег тебя любить!»

Еще четвертый рассказывал о своем быте, что он «особо на работе не заморачивается, после шести всегда дома, готовит ужин, смотрит телевизор», также любит читать, вот только один недостаток много курит.

«Ну козырный жених! — продолжала глумиться Катька. — Ну и стопочку тоже, вижу, пропустить любишь. Накрывает Чечня-то, да и жена с тридцатью семью ножевыми».

— А ты же овен? — решила добавить красок в свою любимую систему гороскопов Катька. — Странно, овны — это яркие страстные знаки, любящие привлекать к себе внимание. Очень много известных актеров, популярных ведущих — овны. Дмитрий Нагиев, например, овен. А ты ведешь практически затворнический образ жизни, так получается?

— Да, я овен. И я очень страстный.

«Ну естесно» — буркнула уже Катька-опоссум, понимая, что натерла мозоль на пятке от долгой ходьбы.

— Я страстный и я привлекаю к себе внимание, да! — вдруг загордился опенок. — Я знаешь чем привлекаю внимание? Я кручу как бы роман у нас на работе с одной из сотрудниц. Я ее встречаю у метро, мы ходим вместе в обнимку на работе, я ее могу так прикусить за ушко, мы уходим вместе с работы, и все думают, что мы пара!

«Все думают, что ты долбоеб!» — срезюмировал за Катьку опоссум.

— Но на самом деле мы не пара, а у нее даже есть парень. Вот так мы забавляемся! — впервые улыбнулся опенок, наверно, вспомнив ухо сотрудницы.

«Давай закругляйся с ним, иначе до дома не дойдешь, посмотри все ноги опухли!» — пробурчал опоссум, царапнув Катьку по коленке.

Катька ехала в метро переваривая весь ушат только что вылитой на нее информации и ей было плохо. Такое ощущение жизни-дерьма заполняло всю ее изнутри. И может опенок, как человек, и не плохой, живет он своей тихой жизнью, покусывая молодую коллегу за ухо, и никому зла не делает, но Катьке было тошно. На душе осело ощущение какой-то безвыходности, осознания, что произошло что-то страшное и ничего не исправить, осознание, что вообще жизнь закончилась.

«Какого хрена он вообще мне все рассказывал, вот постоянно так со мною! Я похожа на практикующего психолога? Я жилетка для душевных возлияний что ли? Или новые свободные уши?! Хотяяяя… Сама же расспрашиваю, задаю вопросы, пытаюсь казаться участной, а они и рады.» Грустный опоссум сидел, свесив лапы, рядом с Катькой и смотрел на вымотавшихся, полуспящих пассажиров вагона.

— Такие все убогие, глянь! — обреченно произнес зверек, толкнув Катьку острой лапой.

— Да, такие же убогие и серые, как тот опенок — согласилась Катька. — И представляешь, этим опятам я не гожусь в пары, я для них старая кошелка! Они, вон, пишут двадцатичетырехлетним! Я в утиле уже!

— Чо ты вообще поперлась с ним навстречу? — спросил опоссум, что-то рыская у себя на животе.

— Ну поперлась, потому что показался симпатичным на фото и в общении вполне адекватным.

— Надо было делать ноги уже тогда, когда он вручил тебе семь этих дохлых роз за двести рублей, уже тогда все понятно. — бурчал зверек, не поднимая на Катьку головы.

— Так! Мы же не мужа мне подбираем, а сожителя! Вопрос мой стоит остро, мне не до капризов! А за цветы я благодарна, в любом случае знак внимания!

— Ты достойна большего… Ты породиста, благородна, сексуальна, в тебе есть зерно, в тебе течет чистая кровь. Твое зерно не должно упасть в грядку с сорняками… Поэтому тебя и мутит, он диссонирует с твоим энергетическим телом. — произнес опоссум, первый раз подняв на Катьку свои пронзительные глазки.

— Я не пойму, ты выпил что ли? — улыбаясь, спросила Катька, в душе тронутая словами зверька.

— Дура ты! — опоссум прикинулся обиженным, отвернулся от Катьки и резко упал в спячку.