Глава 5

Так как Катьке исполнилось уже тридцать три года, и ее бабский век подходил к критическому рубежу, она очень хотела поскорее встретить того самого своего и начать хотя бы жить с ним гражданским браком. Об официальном замужестве девушка особо не грезила, потому что для Катьки, никогда не бывавшей замужем, не рожавшей детей, слово брак было из совершенно иной реальности. Знакомилась она в основном на «Мамбе». Этот сайт слыл далеко не целомудренной репутацией, но побывав на нескольких аналогичных, Катька вновь возвращалась на «Мамбу», так как он был самый многочисленный, порядка шести миллионов анкет, самый живой и самый бесплатный. Конечно, на «Мамбе» тоже были платные опции, но они не были завуалированы, как на других сайтах. Подключать опции можно по желанию, например, поднимать анкету или делать ее «вип», но вполне возможно обойтись и без них.

Переписываться Катька долго не любила, как правило, переписка всегда затягивалась, крадя время и энергию, и если мужчина не предлагал встречу через пару дней, то уходил в «игнор». Таких девушка называла «нерешительными писюнами» или «виртуальными дрочерами».

— Ты знаешь, я не голоден, перекусил незадолго. Закажу себе чай. — сказал утонченный Максим, закрывая меню.

«Блядь, опять перекусил, опять все едят перед рестораном! Такие предусмотрительные, аж тошно!» — чертыхалась про себя Катька. На удивление, но в этот раз, не смотря на вечер после работы, есть Катька тоже не хотела. Одним из показателей «нормальности» мужчины была проверка на жадность в кафе. Катька сразу списывала со счетов тех, кто ничего не заказывал кроме чая и кофе и кто не оставлял чаевых. Также шли в утиль абсолютно не ориентировавшиеся в меню, будто держали его первый раз в руках, обычно такие мужчины повторяли заказ за Катькой, она их называла «пещерными». Дожив до тридцати с хвостами, да к тому же в Москве, они ничего не понимали в ресторанах, не разбирались в алкоголе и кухне, в немецком пабе спрашивая пиццу и заказывая вино.

— Хорошо, я тоже присоединюсь к чаю, только закажу десерт. Не могу вообще без сладкого! — с натягом шутила Катька.

Максиму было двадцать восемь, светловолосый, с гладкой полупрозрачной кожей, тонкими пальцами, отполированными ноготочками.

«О, приехали! — вздохнула Катька, глядя на пальцы юноши. — Вот сколько раз зарекалась, что когда сразу не клеится встреча — вообще не стоит встречаться! Так долго мы с ним не могли собраться, то он не мог, то я, целый месяц переписывались и вот, тонкие пальцы!» Смотреть на пальцы Катьку научила Вера. «Когда знакомишься с мужиком — сразу смотри на пальцы! Если тонкие и маленькие — значит и член такой, никакой, ничего с ним не сотворишь. У меня был любовничек с члеником с ноготок, так я вообще не понимала во мне он или нет.» Поэтому, увидев пальцы Максима, Катька сразу провела жестокое сопоставление далеко не в пользу мужчины. Катька не любила светлых, тонкокожих, жадных и с маленькими писюнами. Еще Катька смотрела на ногти, если ногти грязные, тоже прекращала общение, девушку мутило от представления этих грязных ногтей во влагалище.

Они поговорили обо всем и ни о чем без особой увлеченности друг другом, искры не пробежало между ними, девушка чувствовала, что тоже не понравилась Максиму. «Разные мы с ним, люди разных энергий, разных реальностей… Катя, слушай свое сердце, слушай свою интуицию, которая у тебя на пределе возможного!!! Сколько можно повторять! Сколько можно вставать на одни и те же грабли! Если не заладилось сразу, то нечего и начинать, не твое!»

Катька давно поняла, что самое первое впечатление, самая первая, едва уловимая волна, которая проходит о человеке, она самая верная. Порой она очень четка и конкретна: «Это мутный, скользкий, семь пятниц на неделе, не стоит… А этот гуляка, любит баб, но верен слову, не жадный…» А бывает, что ощущение мелькает на таком еле уловимом уровне, только секунда на понимание энергии, которая исходит от фото или при личной встрече. Со вторым было сложнее, конечно. Катька могла вообще не придать этому значения или забыть об этом еле заметном, но всегда таком верном правдивом предчувствии. «А слышать его нужно, ой, как нужно, если будешь глуха, тогда все придется познавать опытом. А опыт хорош только в работе, в деле. В отношениях он нахер не нужен. Абсолютно. Горький опыт, который потом будет отравлять все последующее на годы вперед, только во вред, как рак, пожирающий здоровые клетки».

Вера шла задыхаясь от нахлынувшего на нее волнения и жара. Вроде бы ее врач, гинеколог со стажем Тамара Александровна, ничего страшного не сказала, но у девушки бешено колотилось сердце, и как ей показалось, даже поднялась температура. Вера расстегнула воротник старой шубки, которая еле сходилась на выпирающем животе. До родов оставалось еще больше месяца, но Веру положили на сохранение, и девушка шла домой, собрать необходимые вещи.

С трудом поднявшись на четвертый этаж, Вера прислонилась к косяку отдышаться. Передохнув, девушка достала ключи из сумочки, вставила в замочную скважину, но ключ не проворачивался. Вера поняла, что в квартире кто-то есть. «Свекровь? Но она должна быть на рынке, у нее сегодня завоз». — подумала Вера, нажав на звонок. Дверь никто не открывал. Вера позвонила еще, потом еще и еще. Прислонив ухо к двери, она услышала суетливую беготню в квартире. Еще до конца не осознавая, что происходит, девушка стала колотить дверь руками, затем затихла, прислонившись к двери. Через некоторое время дверь, наконец-то, открыли и из прохода пулей, чуть не сбив беременную Веру с ног, вылетела девушка. Ее муж, Сашка, стоял в прихожей в одних штанах с голым торсом.

На следующий день Вера родила сына.

А муж Сашка с того момента стал гореть в ее черных глазах огнем вечной ненависти и презрения.

«Кать, я вот поэтому их всех ненавижу! Я в каждом мужике вижу изменщика и предателя. Они для меня низшие существа. И когда начинаются отношения, я настолько мужика припираю к стенке, я сдираю с него кожу, я пытаюсь его вывернуть изнутри… И он сбегает, он не выдерживает этого. И я опять никому не верю. И это уже, понимаешь, психологическая установка. Для меня мужик, как для быка красная тряпка. И эта красная тряпка каждый раз снова и снова оказывается у меня на рогах… Получается замкнутый круг».

Катька часто копалась в своих ошибках, а ошибки, это и есть неправильные решения, не твой выбор.

Катьке было обидно, почему она ошибалась, почему делала неверный выбор? За ошибки молодости она себя не корила, она была еще глуха и груба в понимании женского начала, женской сущности и только благодарила Бога за то, что не давал ей залетать от тех придурков, с которыми она спала в то время.

А вот за ошибки сознательной женственности, когда перевалило за тридцать, грызла себя беспощадно, потому что получала опыт, который уже не забудется, опыт, который с любого последующего мужчины будет снимать скальп. А это больно обоим и совершенно не нужно.

Вот почему говорят, что если не вышла замуж до двадцати пяти, то скорее всего не выйдешь совсем. Весьма спорно, конечно, но своя правда в этом есть. Другой вопрос уже в браке, который был до двадцати пяти, так как более семидесяти процентов разводятся, и дети воспитываются обиженными и злыми на весь мир мамами и тещами.

Обиды бывают разные, можно не прощать мужчине, что он елку не привез под Новый год или что цветы не подарил на 8 Марта. Катька даже рассталась с одним из-за этих самых цветов, сочла, что именно в этом его отношение к ней, точнее нет этого самого отношения.

Но есть и другие обиды, обиды на своих настоящих или бывших мужей за то, что один ни копейкой не помогает ребенку-инвалиду, другой открыто заводит любовницу, третий упрекает жену в том, что нет ужина, когда она с температурой и больна.

И мы все сходимся, что изначально виноваты сами в том выборе, какой сделали когда-то. «Сами дуры, но от этого не легче. Получается, что выбор был ошибочен и хрен с ним, когда выбору год, два, три и больше ничего не связывает, а когда выбору уже лет десять и ребенок или даже двое». — рассуждала Катька.

«И здесь наступает время обиды, от которой хочется выть, выть, выть.

И не так просто простить, не так просто отпустить, не так просто избавиться от этого ужасного гнетущего чувства. Обида ест тебя, твою энергию, твои лучистые глаза, твою улыбку, ест медленно и верно, и ты теряешь вкус к жизни, становишься серой, недоверчивой, резкой, с оскалом, становишься волчицей. И такая волчица никому не нужна, ее никто не хочет, и даже, если тебе удасться накинуть шкурку зайчика, волчица из нее все равно вылезет, даже не рано или поздно, а рано. Выход один — волчицу убить, не давать ей питаться обидами, заново верить в хорошее, мечтать. Убить волчицу трудно, практически невозможно, поэтому лучше не становиться ей вообще, а это значит, не получать горький опыт, не ошибаться в людях, а учиться слышать свое внутреннее чувство, ловить свою волну.

Не стоит размениваться на медяки и мудаков. Нужно запастись терпением и мудростью, чтобы в определенные моменты жизни не подбирать тех, кто повесит красную тряпку нам на рога, кто сделает нас с оскалом и жесткой шкуркой на сердце».