Отец атомной бомбы

Николай Константинович Байбаков, который много лет возглавлял Госплан, перед войной был назначен заместителем наркома нефтяной промышленности и попал в подчинение к Берии. Лаврентий Павлович курировал важнейшие отрасли народного хозяйства и, в частности, был председателем бюро правительства по топливу.

Однажды Байбаков простудился, лежал дома с высокой температурой. Позвонил злой Берия:

— Каждый дурак может простудиться — нужно носить калоши!

Когда Байбаков с трудом взял трубку, Берия приказал ему немедленно вылететь вместе с заместителем наркома внутренних дел Кругловым в Уфу, где произошла серьезная авария на нефтеперерабатывающем заводе.

В другой раз Байбаков вызвал неудовольствие Берии тем, что пошел в ресторан отметить день рождения коллеги.

Утром ему позвонил Берия:

— Байбаков, где ты был вчера?

— Как — где? Я был на работе.

— А после работы?

— Был в «Национале» на дне рождения моего товарища.

— Что за бардак! Нам только не хватало, чтобы наркомы и их замы шлялись вечерами по ресторанам!

— Но что особенного я себе позволил?

— Чтобы этого больше не было! Такой порядок. Все.

Байбаков пишет: вымыслы о том, что Берия умел Сталина обольщать, играть на потайных струнах его души, нелепы. Завоевать доверие Сталина можно было только реальными результатами. А Берия способен был достигать важных для государства результатов.

В требовательности к подчиненным Берия отличался мертвой хваткой, не допуская никаких просьб «войти в положение, в обстоятельства». Он излучал грозную, беспощадную властность. В руководстве страны сложилось твердое убеждение, что успех любого дела обеспечен, если его возглавляет Берия.

3 декабря 1944 года Государственный Комитет Обороны постановил поручить Берии «наблюдение за развитием работ по урану». Берия был знаком с атомными делами, потому что первыми о возможности создать атомную бомбу узнали разведчики.

В марте 1942 года Берия в письме Сталину предложил создать научно-консультативный орган при ГКО по проблемам урана, а с материалами разведки ознакомить наиболее заметных советских ученых. Но ответа не получил.

Сталин, вероятно, не очень верил в эти эксперименты, но поскольку и немцы, и американцы с англичанами вели такие работы, то хотел на всякий случай гарантировать себя от возможных неприятностей на будущее. Но масштаб работ был не очень большим.

Атомная бомбардировка Хиросимы была для Сталина неприятным сюрпризом. Потому что одно дело — сообщения разведки, к которым всегда относятся осторожно, другое дело — реально действующее оружие.

20 августа 1945 года был создан Специальный комитет при ГКО (потом при правительстве), на который возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». Председателем комитета назначили Берию.

25 января 1946 года Сталин пригласил к себе академика Игоря Васильевича Курчатова, энтузиаста атомного проекта. Присутствовали Молотов и Берия. Сталин сказал Курчатову:

— Работы надо вести широко, с русским размахом, вам будет оказана самая широкая всемерная помощь. Не надо искать более дешевых путей.

Сталин обещал позаботиться о благосостоянии тех, кто займется этим проектом:

— Наши ученые очень скромны, и они иногда не замечают, что живут плохо. Наше государство сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жили на славу, а несколько тысяч человек жили еще лучше, со своими дачами, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина.

Сталин сформулировал задачу: создать ядерную бомбу, не считаясь с затратами. Вождь все больше полагался на Берию, считая его умелым администратором.

В марте 1946 года на пленуме ЦК Берию утвердили членом политбюро одновременно с Маленковым.

По словам Байбакова, с приходом Берии к руководству атомным проектом дело получило размах. Берия был мастер не только нажимать, торопить и подстегивать людей, но и обеспечивать успех дела. Он смог снабдить ученых всем необходимым, доставать требуемое из-под земли.

По словам многолетнего министра среднего машиностроения Ефима Павловича Славского, «Берия не разбирался в научных и инженерных проблемах, поэтому к мнению специалистов всегда прислушивался. В организации и выполнении задач, в мобилизации людей и ресурсов он, пользуясь огромной властью, помогал проводить решения в жизнь».

Специальному комитету подчинялось Первое главное управление, которое непосредственно занималось созданием ядерного оружия. Первое главное управление возглавлял Борис Львович Ванников. До войны он был наркомом вооружений. Летом 1941-го его посадили. А когда началась война, освободили.

Его привели к Сталину прямо из тюрьмы. На предложение вернуться в наркомат, Ванников неуверенно ответил:

— А будут ли со мной товарищи работать? Ведь я в тюрьме сидел.

Сталин махнул рукой:

— Пустое. Я тоже сидел в тюрьме.

Ванников вырос в Баку, как и Берия. Они вместе учились в Бакинском техническом училище и дружили в юные годы. Поэтому после ареста Берии Ванникова сняли, но как опытного и талантливого организатора оставили в ядерном ведомстве, но не начальником, а первым замом. В порядке компенсации сделали его трижды Героем Социалистического Труда…

Его заместителем по режиму стал бывший заместитель начальника ГУКР Смерш генерал-лейтенант Павел Яковлевич Мешик (бывший начальник экономического управления НКВД и будущий министр внутренних дел Украины). За работу над атомной бомбой он получил Сталинскую премию II степени.

Другим заместителем стал заместитель наркома внутренних дел генерал-лейтенант Авраамий Павлович Завенягин, будущий министр среднего машиностроения.

Завенягин окончил Московскую горную академию, работал инженером-доменщиком. В тридцатые годы он был директором Магнитогорского металлургического комбината. Потом его перебросили в Норильск строить стратегически важный горно-металлургический комбинат. Строили его заключенные, и Завенягин стал по совместительству начальником лагеря НКВД.

А в марте 1941 года его вызвали в Москву и назначили заместителем наркома внутренних дел. Завенягин курировал Главное управление лагерей металлургической промышленности, Дальстрой, управление лагерей тяжелой промышленности и управление лагерей по строительству предприятий черной металлургии. После войны его подключили к созданию ядерного оружия. В мае 1945 года Завенягин повез в поверженную Германию группу советских физиков, чтобы определить, каковы успехи немцев в ядерных делах.

19 декабря по записке Берии правительство приняло постановление о привлечении немецких специалистов для работы в СССР по урановой проблеме. Поручили это Завенягину. Всего в Советский Союз отправили на работу около трехсот немцев, среди них было несколько видных ученых, в том числе один лауреат Нобелевской премии. Но особой роли в советском ядерном проекте они не сыграли, потому что Курчатов хотел, чтобы все было сделано руками советских ученых.

Завенягин возглавлял образованное в январе 1946 года Управление специальных институтов НКВД, работавших на атомный проект.

Он оставался заместителем министра внутренних дел, потому что вся ядерная империя создавалась руками заключенных.

Строило объекты атомной промышленности Главное управление лагерей промышленного строительства (Главпромстрой) НКВД. Разведкой, добычей и переработкой урана занималось Спецметуправление, входящее в состав Главного управления лагерей горно-металлургической промышленности (ГУЛГМП) НКВД. Иначе говоря, атомная бомба делалась руками заключенных. Все они были в распоряжении Берии, и он не знал недостатка в безотказной и дешевой рабочей силе.

Комбинат по добыче урановой руды в Таджикистане, комбинат по обогащению урановой руды на Урале, завод по получению плутония и все другие объекты тоже строились заключенными. Их привозили, создавали лагерь и строили…

Первую советскую атомную бомбу создали в городе Сарове (Мордовия), где тоже был размещен лагерь Министерства внутренних дел СССР.

— В распоряжении Берии был свой ГУЛАГ, — рассказывал профессор Наумов. — Мы до сих пор не можем получить сведения, сколько там было людей, и я понимаю почему. Не хотят раскрывать масштабы этой атомной империи. Сколько заключенных работало на урановых рудниках? Мы не знаем. Конечно, организаторская жилка у него была. Но нетрудно быть организатором, имея за спиной все финансы, всю промышленность и необъятные ресурсы. Всякий, кто занимался атомным проектом, знал, что его жизнь зависит от настроения Лаврентия Павловича. Сегодня он работает, паек особый получает, а завтра его Берия в лагерную пыль превратит…

Богатейшие запасы урана нашли на границе Восточной Германии и Чехословакии. Добыча урановой руды была поручена советско-германскому акционерному обществу «Висмут». В его распоряжении находились урановые рудники и обогатительная фабрика. По соглашению между СССР и Восточной Германией первые десять лет уран отправлялся только в Советский Союз, после чего право на уран получали немцы. Но за десять лет основные запасы выбрали…

Один только академик Петр Леонидович Капица попросил Сталина избавить его от участия в атомном проекте, мотивировав свою просьбу невозможностью работать под хамским и невежественным руководством главы Спецкомитета Лаврентия Берии. Но и Капица отдавал должное его организаторским данным.

Академик Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал, что всеми атомными делами Берия занимался сам и даже Маленкова, который стал человеком номер два в стране, к ним не подпускал. Его подписи было достаточно, чтобы оформить любое принятое им решение как постановление ЦК и Совета министров. Никто не смел с ним спорить. Он внушал страх.

Сахаров до конца жизни помнил, как на одном совещании по атомным делам Берия обратился к чиновнику, который провалил производство нужного материала:

— Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на все остальное. Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту! Сейчас мы вас не будем наказывать. Мы надеемся, что вы исправите ошибку. Но имейте в виду, у нас в турме места много…

Берия говорил «турма» вместо «тюрьма», пишет Сахаров, и это звучало еще страшнее. Человек, которому Берия это сказал, был в предынфарктном состоянии. Он знал, что Лаврентий Павлович может осуществить свою угрозу.

Он внушал страх всем, кто с ним соприкасался.

Академик Анатолий Петрович Александров, которого привлекли уже к созданию водородной бомбы, много позже описал, как проходило одно из заседаний Специального комитета. Присутствовали Курчатов, Ванников, генерал Мешик, а также министр химической промышленности Михаил Георгиевич Первухин.

Докладывает секретарь Спецкомитета генерал Махнев:

— Вот, Лаврентий Павлович, товарищ Александров предлагает построить завод для получения дейтерия.

Берия обращается к Махневу:

— А товарищ Александров знает, что опытная установка взорвалась?

— Да, знает.

— А товарищ Александров свою подпись не снимает?

— Не снимает.

К Александрову Берия не обращается. Разговаривает только с Махневым.

— А товарищ Александров знает, что, если завод взорвется, он поедет туда, куда Макар телят не гонял?

Александров не выдержал:

— Я себе представляю.

Только тогда Берия к нему повернулся:

— Подпись свою не снимаете?

— Нет, не снимаю.

Завод был построен и работал благополучно…

Берии Сталин поручил возглавить государственную комиссию при проведении первого атомного взрыва.

29 августа 1949 года было взорвано первое советское ядерное устройство. На испытаниях Берия переживал, как и все остальные, понимая, что при неудачном исходе и его голова могла полететь.

Когда бомба взорвалась, Берия расцеловал Курчатова и Юлия Борисовича Харитона, будущего академика и трижды Героя Социалистического Труда, и добавил:

— Было бы большое несчастье, если бы не вышло!

Все понимали, что он имеет в виду.

Когда радостный Берия, надеясь услышать слова благодарности, позвонил в Москву, чтобы доложить об успехе, Сталин сонным голосом ответил:

— Я уже знаю.

И повесил трубку. Берия долго потом пытался выяснить, кто же первым дозвонился до вождя…

Специальным постановлением ЦК и Совета министров «за организацию дела производства атомной энергии и успешное проведение испытания атомного оружия» Берии выражалась благодарность. Он получил орден Ленина и Сталинскую премию I степени. Некоторые называют Лаврентия Павловича «отцом советской атомной бомбы».