Все дело в любви

Когда я была помоложе, меня поражало, как могут некоторые, допустим, пожилые, как правило, пожилые люди – ежевечерне ставить какой-нибудь компресс из капустных листьев на больное колено или проявлять какую-нибудь другую аналогичную заботу о своем бобо да еще и многословно об этом рассказывать. Нет, лечиться – это понятно. Принимать таблетки, чтобы можно было по-прежнему жить и справляться со своей кучей. Но хлопотать-лопотать, парить, массировать по часовой стрелке – уму непостижимо. Жаль ведь времени, которое в данном случае так откровенно тратят впустую, и не потому даже, что не поможет, а потому, что в этом нет никакого развития, никакого прироста бытия, даже ложного, – так, одно бессмысленное заполнение пустой породой такого уже очевидно ограниченного отрезка этого самого времени!

Теперь, прошагав по жизни намного дальше, я уже что-то как будто начинаю понимать, я постепенно замедляюсь и вижу эту картину уже по-другому, в новом ракурсе.

Речь ведь идет в основном об очень одиноких людях или о невменяемых эгоцентричках (хороший вид транспорта – не берет пассажиров). Но это уже совсем другая история, если смотреть широко, – своего рода извращение.

Ну, а вот просто оказавшиеся в пустоте своей финишной прямой старые люди… Они-то что?

И опять – все дело в любви. Просто артрозное колено или слепнущие глаза, или плохо восстанавливающаяся после удара левая рука – это суррогат любимого существа. Сначала мужья-жены, дети, иногда даже старички родители, конечно, собачки-кошечки, даже цветочки и тому подобное, но все это постепенно так или иначе исчезает из реальности или вовсе в ней не возникает, все попытки обрести заново естественным образом прекращаются, а любовь, любовь продолжает вырабатываться организмом до самой смерти.

Возможности поиска объекта любви во внешнем мире кончаются, а любовь остается. Вот и начинается роман со своим организмом, где колено заменяет беспомощного младенца и т.д.

Да что там колено! Вот сидите вы в метро, а напротив вас как на подбор – жуткие рожи. Ну, все на этот раз почему-то так подобрались. И вы, конечно, добросовестно, страстно даже их разглядываете и думаете прилежно про них, что вот они такие ужасные, отталкивающие. Но не все так просто. Вы опять любите! Вы любите смотреть, вы любите видеть, вы любите, наконец, даже сами эти рожи – за то, что они едут напротив вас, что на них можно безнаказанно смотреть. Все, все, пока мы живем, пропитано этой любовью. И не страхом, а именно любовью, потому что страх – это только страх потерять любовь, страх невозможности полюбить жизнь вот такой. Утрата – только утрата любви, объекта любви, возможности любить.