Итоги Монологи Михаила и Инны Ходорковских

Итоги

Монологи Михаила и Инны Ходорковских

Что ж, подошла к концу эта книга. И надо подвести итоги. И ответить на вопрос, что же это за человек такой – Михаил Ходорковский, что помогает ему не сломаться все эти 8 лет и как он за эти годы изменился. Я решила предоставить для этого слово ему самому и его жене Инне. Отвечают, естественно, по отдельности.

Михаил Ходорковский

– Конечно, восемь лет – большой срок, за который любой человек меняется. Но увидеть различия можно только со стороны. Самому заметно лишь то, что бизнес перестал меня интересовать. Проблемы экономики в размышлениях заметно отошли назад, уступив место разным аспектам человеческих отношений. Впрочем, думаю, это заметно и по моим статьям. Где здесь влияние тюрьмы, а где – просто времени? Трудно сказать. Но начался этот процесс точно «до».

Еще читаю много. Последнее время плотнее занялся политологией. Шаламова прочел все, что «достали». Сильно.

Мое отношение к прокурорам, следователям, судьям – они все очень разные. Понятно, что для такого процесса, как наш, происходил серьезный отбор. Но вот что интересно: умные следователи долго не задерживались. Что это?

Порядочность? Нежелание пачкаться? Не знаю. Мое мнение простое: поставил подпись – отвечай. Заставили? Кто и как? Героизма мы требовать не вправе, но строить карьеру на нарушении закона – преступно. Офицер, судья, принимая свои полномочия, приняли на себя и обязательство «служить обществу, закону, стране». Это их моральный долг, а те, кто говорят, что «служат государю», – нарушают присягу в поиске личных благ. Они просто коррупционеры.

А что помогает мне так держаться все эти годы? Никто из нас не знает точно, как поведет себя в критической ситуации. Я тоже не знал. Главное – Вера, Надежда, Любовь. Ничего нового. Если они есть, то человека можно, конечно, убить, но не более того.

Инна Ходорковская. Монолог

О жизни «до»

У меня Мишин ЮКОС связан с постоянным внедрением в частную жизнь внешних вещей. Мы все время жили, как в офисе, постоянно кто-то приходил по его работе, постоянно куча людей была. Дурдом полный. До рождения близнецов еще более-менее терпимо, а после – завал начался. У него – объем работы огромный, много командировок, он несется, я несусь с детьми. Крики, оры, дети болели все время… Бесконечный нон-стоп. Сумасшествие. Так что какого-то относительно спокойного периода после рождения близнецов и до его ареста как-то не сложилось. Все быстро неслось, неслось, неслось… Эта внешняя система – няньки, горничные, охрана была нам необходима, когда были ЮКОС, «МЕНАТЕП», словом, в той жизни, когда Миша был на свободе. От этой системы некуда убежать было. Сейчас я отошла от этого полностью, потому что устала от того, что не принадлежу себе вообще. Ты вроде построил дом, а живешь в своей комнате, в своем мире, закрывшись от всего внешнего. Это тяжело и неприлично мало для человека.

И он тоже страдал от этого внешнего вмешательства в жизнь. Тоже любил уединяться. И всегда любит общаться тет-а-тет. Собрать всех родственников и собранием что-то обсуждать – не его. Когда ты смотришь человеку в глаза, тем более близкому, ты контакт не теряешь. Он любил разговаривать с каждым членом семьи по отдельности, наедине. И разговоры эти не выносились на общее обсуждение. Никто не залезал на территорию другого. Нам так комфортно. Это уважение друг к другу, я считаю. Духом-то мы все равно вместе и были, и есть.

Да и я была не домашним человеком. Я, как и Миша, все время куда-то уносилась. Потому что у меня то институт (помимо Менделеевки, училась еще в Плехановском на «финансах и кредите». Посередине учебы поняла: «Боже мой, что я делаю?! Это не мое!»), то я что-то организую, то мне надо пообщаться. В какой-то момент я поняла: дети важнее. Потом силы, дай Бог, будут, к себе приду. И я себя «переломала».

Недавно меня спросили знакомые из одного банка: «Ну что? Вы хотите что-нибудь организовать еще? Вот Юля Высоцкая ведет передачу «Едим дома»…» Я говорю: «Меня бесполезно искушать».

О жизни «после»

Сейчас я должна отдать себя детям полностью. Я должна их научить, поставить на ноги, показать этот мир, пусть пока без Миши, пусть пока сама, но я должна это сделать. Когда все произошло, я была не в норме. Папу-то они уже потеряли из виду на тот момент. Ну, давайте маму еще потеряем, у которой вечно какие-то идеи фикс, она вечно что-то придумывает. И я оставила все свои идеи фикс. Мне понадобилось три года, чтобы порушить всю прежнюю систему нашей жизни. За один раз не смогла. А потом смогла избавиться от нянек, горничных, охранников, уехала вообще в город. Разрушала я целенаправленно. И у меня получилось. Я человек резкий в плане перемен. Если ломаю, то напрочь, и начинаю все с нуля. Так проще. У детей все сломала в сознании – они у меня начали убираться, стирать, готовить, мыть посуду. Конечно, первоначально были вопли: «Мы не хотим это делать! Мы привыкли к…». Они ждали, когда их обслужат. Я говорю: «Ничего подобного не будет». Благо, у меня был опыт жизни нормального человека, который живет в коммуналках со всеми вытекающими трудностями и последствиями. И это мне очень помогло. Я из детей всю дурь повыкидывала. Как вспомню, как это было… – смеется. – Говорю: «Глеб, подмети кухню». Прихожу через несколько минут на кухню, Глеб пол подмел, но мусор быстренько заметает под мусорное ведро. «Куда? – кричу я. – Ну-ка поднимай ведро. Ты что делаешь?! Это же твоя территория». «Ну, я же подмел!» «А дальше ты что делаешь?!» Я просто выметала из них весь этот бред. Теперь ничего, нормально: готовить умеем, убираться умеем, стирать умеем, за собой ухаживать тоже умеем. Все умеем. Конечно, помощь нужна.

Да и я болела одно время по полной программе. У меня обнаруживали все подряд. Нервная система не выдерживала. Сейчас мы снова вернулись жить в область. Но я продолжаю делать из детей людей. И вижу результаты: они почти самостоятельные, многое умеют. Близнецы обливаются по утрам холодной водой. Я их наставляю: «Не будете обливаться – будете болеть». И как только кто-то из них начинает сопливиться, я говорю: «Ну-ка иди сюда. Ты обливался?». «Ну, я…это…», – начинается. Я в ответ: «Теперь ты понял, что надо обливаться? Хочешь себя в форме держать – заботься о себе».

Я вовсе не строгая, и не пытаюсь заменить им отца, как это делала на первых порах. Я просто пытаюсь научить их жить.

Вот, Настя сама захотела на психологический факультет Высшей школы экономики. Я поддержала.

Близнецы пока ищут себя. Они еще в пятом классе. Заставить их заниматься физкультурой пока тяжело. Но ничего, у них сейчас начнется переходный возраст и сами поймут, что им это нужно. Сейчас они всем подряд занимаются. Баскетбол, скоро на футбол пойдем, карате уже бросили – не хотят больше, в театральной студии занимаются. Участвовали в последней новогодней постановке – Илья был оленем, Глеб – Дедом Морозом. Это надо было видеть…

После инцидента со школой я два с половиной месяца приходила в себя. Это просто от неожиданности. Если бы я была подготовлена к тому, что нас выпрут из школы, может, получилось бы как-то иначе. А тут так шарахнули! Я ведь всегда от людей жду человечности, а они такое выдают, что я просто шизею. Как будто меня обливают кипятком. Но люди все разные… Я никого не осуждаю. Не осуждаю и как раз могу понять любого человека.

Я еще одну вещь могу сказать по этому поводу Я понимаю, что, допустим, человека, который со мной поступает как-то не так, завтра может не быть. Мы так давим иногда друг друга, не понимая, что каждый день для кого-то из нас может быть последним. Мне очень интересно, даже если во время какого-то разговора тона повышены. Мы все равно чего-то друг для друга важное выясняем. А давить, закапывать… это ни к чему. Ведь потом, когда человека не будет, подумаешь: «Блин, ну и для чего это надо было? Ну для чего?». И потому, когда какие-то конфликты происходят, у меня сразу все на нет сходит. У меня не жалость, а сострадание к людям. Жалость – это от слова «жалок», а сострадание – это понимание человека, что ли. Ну, нельзя друг друга давить. Мы все несем тяжелый груз – каждый свой. Мне больно за людей, несмотря на то, что они… – Инна не договаривает, останавливается и не поясняет, что она хотела сказать после фразы «несмотря на то, что они…». Впрочем, понятно, что она имеет в виду и что касается этого непосредственного героя этой книги. – Они поймут наверное… – после некоторой паузы, продолжает она. – Их жизнь, ситуация в какой-то момент подведет к той точке, когда придется решать. Все равно придется решать. Ведь мы все рождаемся чистыми. Последующие события нас делают такими, какими мы в итоге становимся. И эти люди – прокуроры, судьи – они нормально со своей работой живут. Мы их оцениваем, пропуская через себя. У нас есть свои приоритеты и свои моральные устои. А у этих людей – свои. У этих людей отсутствует что-то. Их же притянуло к этой профессии. Они уже знают, что будут вынуждены поступать не по совести. Вас же не притянуло бы, меня не притянуло бы к такой деятельности… А их притянуло. Как притягивает к адвокатской деятельности. На самом деле чем прокурор отличается от адвоката? Одна и та же сфера деятельности. По идее, все должно быть чисто и с этой стороны, и с той. Истина должна быть.

О детях

Еще, конечно, и Мишу, и меня наши дети держат. Близнецы в него пошли, хоть у них и смешанные характеры. В них вложено и Мишино, и мое. Но внешне очень много проявляется его. Просто порой до смеха. Те же повадки, те же жесты. Вот, например, Миша часто вот так примаргивает, – и Инна примаргивает одним глазом, – здесь такая же штука с близнецами. И чем они старше становятся, тем сходство с отцом все больше. Хотя ведь не общаются близко, а все те же «симптомы» вылезают. А голова… ну как сказать? Близнецы какую-то гремучую смесь себе в головы набрали. Они совершенно разные. Один очень легок по жизни. Не мудрит, но анализ ситуации у него очень быстрый, конкретный, четкий. Илья – это такая пуля, которая пролетела, все собрала, что нужно, важное оставила, мусор отсеяла. И все – он счастлив, доволен, у него проблем нет. У второго… – Инна наполняет глаза ужасом и страхом, затем смеется. – Глеб соберет все, ничего не отдаст, с этим грузом будет ходить, переваривать, умирать. И выцепить из него что-то очень тяжело. Но если сравнивать их с мужем, то близнецам обоим как раз досталась эта Мишина сосредоточенность. От меня им досталась эмоциональность – в основном Глебу. Он часто переживает и не может расслабиться. Илья тоже переживает, но у него всплеск эмоций быстро все смывает. У их отца вообще всплесков нет. У него – полное отсутствие эмоциональности, у меня – полное присутствие. Мы два очень разных человека. Я думаю, близнецам в будущем будет легко владеть собой, потому что они смогут переключаться. Им просто надо научиться это делать, чтобы не залететь в эмоциональность. Сегодня главная моя задача перед детьми – научить их владеть своими эмоциями. Я не хочу, чтобы они учились так же грубо и болезненно, как я. Хочу, чтобы они это умело обходили. Вот Глеб эмоциональнее Ильи. Но не слабее. Он на фоне Или (так Илью зовут дома. – В. Ч.) будет держаться. А Иля – это тот человек, который просто не даст ему сломаться. Причем они оба все время в контрах. Между ними все время идет конкуренция. Это два лидера, а точнее – два барана на мосту. Никто друг другу не уступит. И как раз вот эту слабинку Глеба Иля добивает, но я думаю, со временем Глеб будет сильнее. Потому что есть вот эта спица по имени Иля, которая Глеба все время заводит. В какой-то момент это выработает в Глебе стрежень. Как у отца.

О муже

А что касается Миши, то эта его сталь появилась не в тюрьме. Она там просто закалилась. Эти его задатки, этот его характер – он просто наиболее ярко проявился в тюрьме. Он такой же, как и все, живой человек. Стресс все равно присутствует. Он есть. В любом случае. Но стресс стрессом, а человек выживает. Помогают ему выжить, подпитывают, как мне кажется, люди и их мнение. Он всегда был направлен на людей. Близкие – это близкие, а люди – это уже совсем другая категория. Серьезно говорю: люди для него в данной ситуации значат многое. Он читает каждое письмо, которое ему приходит, а приходит ему огромное количество писем от совершенно неизвестных и незнакомых людей. Он не просто механически отвечает на эти письма. Он видит, что не зря это делает.

Когда близнецы учились в немецкой школе, ко мне подошла мама одного их одноклассника и, словно за что-то извиняясь, сказала: «Знаете, это удивительно – я написала письмо Михаилу Борисовичу, и он ответил…». Я говорю: «Вы продолжайте писать в том же духе. Он Вам будет отвечать».

Люди просто думают, что такого ранга человек не будет отвечать какой-нибудь маленькой «точке». А на самом деле он к людям относится так же, как к самому себе. Это для него совершенно нормально. Он человек социума, человек общества. Какой бы эгоистичной я ни была, все равно не смогу его вот так вот спрятать когда он выйдет, сказать: «Так, Миш, хватит тебе всех этих экспериментов уже. Все. Давай залечим ранки. Давай я тебя поглажу. Давай посидим, подумаем». Нет, это не тот человек, он не будет сидеть дома. Он создан для общества. Для общественной деятельности. И здесь уже ничего не сделаешь. У него были эти задатки всегда. Не будь этой ситуации, не будь того, что произошло, возможно, это еще в нем какое-то время где-то росло бы, росло, росло, но он бы все равно попал в какую-нибудь ситуацию, когда бы все это прорвалось. Обязательно бы прорвалось.

Он по-прежнему лидер. Ведущий, а не ведомый. Хоть народу вокруг и над ним сейчас много, но он ведущий.

Еще Мише, как мне кажется, помогает умение не поддаваться искушению азарта. Одно из его интересных качеств. Он человек по натуре абсолютно не азартный. Независимый. Он не может включиться в процесс игры, забыв, что это игра. Я имею в виду игру не на политическом каком-то уровне, а в бытовом смысле. Он все время в трезвом уме, в сознании, понимает, что делает. Люди могут расслабляться, идти, например, в казино, зациклиться на этом: ах, деньги, сейчас я поставлю. У него этого нет вообще. Человек может начать курить или пить и подсесть на это. Он не может. Для него это закрыто. Он первые месяцы курил в тюрьме. Просто не знал, чем отвлечься. Потом легко бросил. Понял: это не его. Вот если мне сейчас взять сигарету, затянуться, то я найду массу причин, чтобы курить, – «с кофе это классно», «это располагает к мыслям», «это снимает стресс»… Я 20 лет курила. А когда все произошло, я постепенно избавилась почти от всех зависимостей. Он всегда боролся с моим курением. Ведь курение – это страх и невозможность достичь цели на самом деле. И то, что у Миши нет зависимости, за которую можно спрятаться, многое о нем говорит как о человеке. Он самодостаточный. Я это очень ценю. В людях это качество редко встречается. Мне за всю жизнь, пожалуй, пара-тройка мужиков таких встречалась, на которых можно смотреть и наслаждаться. Сейчас путь, по которому идет Миша, – это отметание практически всех комплексов. И я знаю, как он это делает. И я это делаю. Это очень трудно и в то же время легко. Так что его особенность сейчас заключается в том, что он дошел до той черты, когда можно распрощаться практически со всем с бытовой точки зрения. Это фигня просто. Не говорю уже о каких-то зависимостях в виде алкоголя и сигарет. Наверное, вот это и есть еще одна его особенность.

Он вообще уникальный человек. И я безумно благодарна судьбе, что мы встретились. Несмотря ни на какие жертвы и в моей, и в его жизни.

Еще в нем много мягкости за эти годы появилось. Мягкость с возрастом приходит. Мужчины – они ведь достаточно категоричны сами по себе, а с возрастом – то ли играет свою роль влияние женщины, то ли еще что-то, – но они сдают свои позиции. Даже грубые и неотесанные в любом случае становятся мягче. Мне сейчас комфортно с ним общаться. Раньше, в первые годы, когда я приходила на свидания в тюрьму, тяжело было. Половина из того, что говорили на свидании друг другу, – непонятна. Потому что не все же скажешь, когда сидит наблюдающий рядом. Все надо переворачивать вверх ногами. Он не понимает, что я имею в виду, я не понимаю, что – он. Мы шли в разных направлениях. А сейчас… Сейчас много не надо объяснять друг другу, много говорить не надо. Сейчас вообще не надо ничего говорить – все понятно нам с ним.

И, конечно, он по-прежнему лидер. Ведущий, а не ведомый. Хоть народу вокруг и над ним сейчас много, но он ведущий. Как он говорил Улицкой, «хотел всю жизнь быть директором завода». Даже если бы он им не стал, он бы все равно ни под кем не был. Он под независимость заточен. Он – организатор. Когда он формировался, он, конечно, в общий поток вливался для того, чтобы научиться. Всего лишь научиться, набраться опыта, получить навыки. И он стал лидером.

Он вообще уникальный человек. И я безумно благодарна судьбе, что мы встретились. Несмотря ни на какие жертвы и в моей, и в его жизни. Еще неизвестно, если бы не все, то чтобы с нами произошло, с нашими-то амбициями? Может быть рассорились…Наверное, то, что Бог ни делает, все к лучшему. Что есть, то есть. Что мы с ним прошли, то прошли. И хорошо. Тяжело – да. Я не говорю, что у него легкая жизнь, у меня легкая жизнь… Пусть так.

Март 2011 года

Данный текст является ознакомительным фрагментом.