Глава 30 Другой Ходорковский
Глава 30
Другой Ходорковский
– Поставлю в угол! Нет! Убью! Прекращай! – так на протяжении 2009–2010 годов начиналось мое каждое субботнее утро. Сии угрозы присылал мне по скайпу редактор Михалыч, вычитывающий мои тексты. А тексты – обзор за неделю из Хамовнического суда – всегда превышали все мыслимые и немыслимые лимиты. Идея писать хронику с каждого судебного заседания возникла у моей редакции, когда стало понятно, что второе дело Ходорковского и Лебедева будет слушаться в Москве. Проведение эксперимента поручили мне…
В суде я сидела у окна, на скамейке за маленьким столиком, который мне и моей напарнице – чтобы удобнее писать – любезно в начале процесса согласился выдать судья Данилкин. Место было дальше всех от «аквариума», но удобное тем, что было видно всех и вся. Например, следователя Салавата Каримова. Не вживую, конечно, а сидящего в аське у прокурора Лахтина и консультирующего его на протяжении всего процесса…
На этом месте я и просижу ровно год и восемь месяцев – все время процесса. И вместе с «аквариумом», прокурорами, адвокатами и судьей я с этим своим столиком стану постоянным атрибутом зала № 7, а также постоянной головной болью прокуроров (самое их мягкое ругательство в мой адрес – «журналюга») и того самого редактора Михалыча, который на протяжении двух лет каждое субботнее утро будет хвататься за голову и с криками: «Я больше не могу», «Это опять война и мир!!!», «Убью!» закидывать мне в Скайп бомбочки вместо смайликов…
К постоянной головной боли редактора примешивалось еще и то, что тексты я сдавала в самый последний момент. Ближе к концу процесса это запаздывание стало нормой. Свидетели говорили много, но одно и то же. Прокуроры говорили не меньше, но каждый раз что-то новое. То новый способ хищения изобретали, забраковывая опровергнутые свидетелями прежние 30 вариантов, то озвучивали такую конструкцию из оскорблений в адрес «аквариума», которую не слышали даже хамоватые и нагловатые студенты театральных вузов, иногда заскакивающие к нам на процесс…
– Вот загибает! – хором орали они, когда прокурор Лахтин выдавал, например, такое: «Ходорковский и Лебедев испытывают полное пренебрежение к правосудию. Обладая внешней мягкостью, Ходорковский на самом деле не такой, хоть и играет в суде роль нормального человека…» или «Преступления Ходорковского подрывают основу безопасности и устои государства. Всякий, кто так не считает, подрывает устои государства тоже…»
Прокурор Лахтин выдавал, например, такое: «Преступления Ходорковского подрывают основу безопасности и устои государства. Всякий, кто так не считает, подрывает устои государства тоже…»
В общем, каждый день отечественная юриспруденция пополнялась изумительными ноу-хау. А мне каждый раз сию фактуру надо было переварить, разложить по полочкам и в более-менее удобоваримой форме представить читателям. Чтоб было понятно и не скучно… Да, и не забыть про угрозы редактора – «Войну и мир не писать!».
Впрочем, все это было внешней стороной жизни. А вот внутренней… На самом деле причиной моего запаздывания в номер чаще служило иное. Уж слишком много времени у меня уходило на то, чтобы прийти в себя после этих заседаний в Хамовниках, постоянно присутствовать на которых нужно было разрешать лишь людям с устойчивой нервной системой…
– Михаил Борисович, успокойтесь!.. – умолял судья.
– Ваша честь, занесите в протокол возражения на ваши действия!
– Михаил Борисович…
– У вас нет возможности лишать меня права выразить мое мнение! То, что происходит, окончательно теряет связь с правосудием. Обвинение слеплено за взятку Каримовым. Ведь Каримов был вызван в Москву из Башкирии в ноябре 2006 года по рекомендации Сечина…
– Михаил Борисович, переходим к обвинительному заключению и оставим Каримова в покое! – напирал судья. Но Ходорковский продолжал:
– Генпрокурор и суды были обмануты Каримовым. Сначала власть требует с ЮКОСа дополнительные налоги за проданную нефть в 2004 году, потом утверждает, что ЮКОС нефть не продавал, а она похищена. А теперь в Страсбурге иски о незаконном банкротстве ЮКОСа. Появляется вопрос, зачем все это в таком виде предъявлено суду? Зачем сокрытие доказательств, давление на свидетелей? Следователи даже не сумели сформулировать нужные ложные показания…
– Михаил Борисович…
Если не каждый день, то уж каждую неделю такие диалоги в зале № 7 обязательно происходили. Любое напоминание о зачинателях дела ЮКОСа запрещалось. Любые инициативы подсудимых заворачивались на корню. На все накладывалось табу, запрет, цензура… Нельзя было требовать балансы и акты инвентаризации имущества у потерпевших «дочек» ЮКОСа. В обвинении говорилось, что у них украдены нефть, выручка и прибыль. Давайте посмотрим балансы, есть ли там ущерб?! Нельзя! Ну, тогда давайте хоть акты инвентаризации… Тоже нельзя?! А ведь, по логике, акты и балансы должны отражать ущерб, если он, конечно, имеется…
Нельзя было вызывать специалистов в области консалтинга, финансов и аудита – они «некомпетентны». Нельзя было вызывать свидетелем Путина и Сечина – вопросы, рассматриваемые в суде, к их сфере деятельности не относятся. Вот вам пожалуйста Христенко и Грефа, и еще Богданчикова… Ой, Богданчиков не пришел. Ну, что ж, не смог…
Нельзя было упоминать всуе громкие фамилии. Например главы Мосгорсуда Ольги Егоровой, и рассказывать о том, как она курирует данный процесс…
Зато прокурорам можно было спрашивать свидетеля, дающего не устраивающие показания, «не соскучились ли вы по Ходорковскому», «не боитесь ли вы за свой бизнес»… Разрешалось говорить свидетелям: «Вы никто», «Вы лжец и врун», «Вы проплачены Ходорковским», «Лучше сядьте в «аквариум»»…
Можно было тормозить свидетелей у суда сразу после дачи ими не совсем правильных показаний и вручать им повестки в прокуратуру…
Еще можно было кидать подсудимым: «В вашем возрасте все поздно», «С вашим пятым пунктом, Ходорковский, стоит подумать, прежде чем что-то говорить», «Лебедев, что запланировали, то и сделаем»…
Можно было подсчитывать деньги в карманах адвокатов и демонстрировать перед ними свою информированность обо всех их контактах, местах встреч, совещаний и даже то, что обсуждалось на этих совещаниях…
В общем, день ото дня было одно и то же.
А наш герой обещание свое сдержал – ни слова о политике за все два года. «Шокирующую простоту» продемонстрировал с лихвой. Продемонстрировали ее и прокуроры. И тоже с лихвой, превратив самый громкий процесс начала XXI века в откровенный фарс. А ведь могло быть все иначе… Если бы прошли элементарную экономическую подготовку перед процессом. Но не прошли. И на этот счет не комплексовали. Ни один не знал, что такое Роттердам и где он находится. Прокурор Лахтин вообще считал, что экспорт нефти – это и есть легализация «похищенных денежных средств»…
Ну, а Ходорковский к моменту этого процесса был уже другим, нежели пять-шесть лет назад – перед первым судом. Он теперь знал: суд не то что может, а без всякой застенчивости, если потребуется, вынесет обвинительный приговор без доказательств. Какие бы первоклассные адвокаты у тебя ни были. Кто бы что ни говорил и ни доказывал…
Но Ходорковский все два года все равно говорил и доказывал. И тоже делал это иначе, нежели чем пять лет назад. Так, в первый день взял и огорошил Данилкина:
– Ваша честь, мой девиз в этом процессе взят у советских политических диссидентов 70-х: «Власть, выполняй свои законы!».
Он теперь знал: суд без всякой застенчивости, если потребуется, вынесет обвинительный приговор без доказательств. Какие бы первоклассные адвокаты у тебя ни были. Кто бы что ни говорил и ни доказывал…
Вот так вообще произошло их знакомство с Данилкиным. Судья внимательно и с нескрываемым интересом посмотрел на Ходорковского. Нет, он, конечно, догадывался, что заявлений таких впереди будет много. И, конечно, черт возьми, его, наверняка, предупреждали, что с Ходорковским будет непросто, что подсудимый он непростой, что говорить будет много. Что надо не поддаваться… Но, черт возьми, ему было интересно. И чем дальше, тем больше. Ему вообще было интересно вести этот процесс. А главное – ему был интересен Ходорковский.
Как потом этот интерес будет растоптан самим же Данилкиным… Но до решающего для него события под названием «приговор» еще два года, и он еще даже не представляет, с чем столкнется через два года, накануне вынесения приговора… И похоже, пока еще не догадывается, что вынесет самый жесткий приговор по экономическим делам ЮКОСа…
Пока полное незнание. И он с нескрываемым интересом наблюдает за Ходорковским: как тот говорит, что говорит, манера поведения, стиль, характер… Отмечает про себя: сдержан. Правда, потом будут моменты в процессе, когда от сдержанности Ходорковского не останется и следа. А у Данилкина в глазах появится растерянность – когда Ходорковский будет кричать…
Но не будем забегать вперед и вернемся в весну 2009-го, когда и началось рассмотрение второго дела по существу. В открытом для публики процессе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.