Горы и люди

Горы и люди

День 1-й

Wieso soll ich mein Postleitzahl geben? Wie nuetzt es fuer Schieverlei?[11] Система такая? Хреновая у вас система…все-то нужно им систематизировать… может, это помогает борьбе с терроризмом?.. ноге вот в ботинок влезть никак не помогает… террорист что – идиот?.. зачем брать данные типа почтового индекса, если их невозможно проверить на месте?.. чтобы письмо выслать, если лыжа сломается?.. так ведь не дойдет с такой системой… а если террорист умнее тех, кто вводит такие системы, с кого спрашивать за терроризм? С тупого и ленивого правительства? Или с террориста? Вернее, с кого в первую очередь? Что делать и кто виноват? Известно, что делать – искать виноватых! Так, поджимает малость… ну тут ослабим, тут голенью надавим, разойдется… не выскочит нога небось… так… хорошо… все, поковыляли на подъемник… давненько я тут не был… давненько я не брал в руки шашек. Гоголь вот почему вечен – потому что тупость человеческая вечна… а зиждется она на самодовольстве… и пофигизме… тотальном пофигизме… особенно при демократии… кто-то завел систему, все, хоть кол на голове теши… извините, мы ни при чем – компьютерная программа требует ваш индекс, иначе лыжи не оформить. Ты что ж, Петрушка, не знал, что бричка сломана?.. ладно, не будем портить себе настроение… поехали… красота… Бендер был не прав, дикая красота – совсем не никчемная вещь… сосны на горах, как недельная щетина в пене… надо бы побриться, кстати… а то, что без бабы, – не повод распускаться… но вот же сука, какую истерику закатила… скандал за скандалом… замуж невтерпеж… вот на кой мне второй брак… это не грабли даже, петля… чисто петля… как там у Приблудного: «Я жениться никогда не стану, / Этой петли я не затяну, / Потому что мне не по карману / Прокормить любимую жену…» Есенинский дружок был… эх, Серегу бы сюда… кататься, не кататься, а пошнапсировал бы я с ним за милую душу… порассказал бы, чего на Руси творилось… запили бы шнапсом эту гребаную демократию… дерьмократию, как ее называли в девяностые… сейчас подзабыто словцо, а зря… народ, он метко окрестит… одним словом – и сразу все ясно. Общечеловеческие ценности по-американски… правильно, Серега, ты эту Америку клял… «смрад, где пропадает не только искусство, но и лучшие порывы человечества»… а если бы ты видел теперешнюю голливудщину… Советская власть тоже не подарок, конечно, но хоть идея была… и империя была… горы были, было откуда скатываться… вот и скатились в болото… вся наша история – пульс невротика… то горячка, то озноб… сейчас, похоже, конвульсии… неправ был Бердяев, когда писал, что наш народ не поддается золотому тельцу… еще как поддается… знамена пустили на портянки, торгуют всем, что только имеют… должностью, телом, органами, честью, детьми даже… народу много, а приглядишься – пустыня… голая… «стою один среди равнины голой…» …вот и я один, правда, среди ощетинившихся гор.

Ишь расшумелись… будто не в кабинке сидят, а на стадионе… три немецкие молодежные особи… вот только вслушаться – ну какие же тупые… народ по шуткам видно… скажи, над чем смеешься, и скажу, кто ты. Как из «Комеди Клаба»… тупее их только комеди вумен… а казалось, ниже петросяновщины уже только ил… или молодежь везде такая уже? Вокруг такая красота… величественная красота, я бы сказал… а эти ржут, вспоминая, как кому-то Schwanz[12] меряли… и телка их прыскает со знанием дела… интересно, они ее вдвоем?.. наверняка, но интересно – вместе или по очереди?.. вместе, наверное… и по очереди тоже… да, по сравнению с горами люди – мыши. И красота всегда величественна… красота природы, конечно… «как прекрасна земля и на ней человек!»… нет, Серега, тут ты не прав… как прекрасна земля без человека! Тьфу ты, черт – почему нужно так громко сморкаться?! Что за повадки у немчуры?

Так, Mittelstation[13], не выходим пока… на вершину поедем… эти мышата тоже на вершину… ладно, дотерпим… как погода, однако, в горах быстро меняется… только что же было ясно, а повыше уже пурга настоящая… вслепую помчимся… ничего, где наша не пропадала… когда ж я был здесь последний раз-то?.. еще в прошлой жизни… да, жизнь, она – как погода в горах, солнце только расслабит, бац, и метель, и снег прямо в морду, и не видно, куда ехать, за кем или с кем… только чувствуешь, вниз несешься… и остановиться все труднее, а если вовремя не остановишься, то только и остается, что падать… падать и кувырком по снегу до полной остановки… ну, тут ладно, лыжа-то сама открепится, отскочит, а вот в жизни… близкие люди сами не отскакивают, не сломав тебе чего-нибудь… перелом сердца… закрытый перелом. Серега метафору бы оценил… а ведь когда познакомились, моя будущая бывшая такие солнечные серенады пела… так в любви клялась, что даже я поверил… или я по молодости такой же тупой был, как это немчура напротив? Не, вряд ли… у этих шансов нет – будущие пивные бюргеры, дальше зарплаты и ипотеки их мозг не пойдет… я все-таки кое-что поценнее знаю, чем купить за доллар и продать за два… и сил пока через край, и воля не заржавела, и опыта не меряно. Да, опыт – это синяки на сердце… а у меня множественные переломы… и теперь еще раз в этот омут? Не, хорошо, что свою бабу не взял, пусть посидит дома у себя, подумает, прежде чем скандалы поднимать… гражданский брак ее не устраивает… почему я должен все время кого-то устраивать? Я себя устраиваю, и достаточно пока. Ну, все, Planai Gipfel, доехали… выходим… лыжи вынимаем… ну, блин, и метет…

День 2-й

Опять пурга… вчера кочку не заметил, так снега наглотался… давно не падал на трассе… но вчера извинительно… вслепую, да на скорости… да после пары Seitel…[14] пять лет на лыжах не стоял, конечно, нюх частично утерян, восстанавливать нужно… сегодня обедать как можно позднее, никакого пива, только Gluhwein…[15] посижу в Huette[16] дотемна, переварю все, потом только поеду… под свет фонарей… все-таки уникальная трасса, чемпионская, в 2013-м опять чемпионат мира… надо не забыть в отеле забронировать номер на год вперед… австрийский немецкий забавный… подомашнее как-то… вот австрияки напротив, взрослые, не то что вчерашняя шелупонь со сноубордами… приятно слушать… тоже завируха не нравится… как ехать, как ехать? Nach Stimme?[17] Хорошо ответил – nach Gefuhl[18]. Man muss leben nach Gefuhl[19], а ехать уж, как придется. Ни черта не видно и не слышно – почти полная сенсорная депривация. Какой уж там Gefuhl, к…еням? Главное, не думать. Вернее, не думать о постороннем. Не философствовать! Бабы нет, один, думай себе, сколько влезет, в номере. Хотя в номере о ней чего-то думается больше. Сука!

Ну что ж ты будешь делать – и эти сморкаются, как слоны. Точно, теперь припоминаю – это у них везде принято. Не в горах везде, а вообще везде. В Европе. По крайней мере в немецкоговорящей. Вот у малых народов принято рыгать после обеда. Не рыгнул – обидел хозяина, угощение, дескать невкусное, не пошло. Другой обычай – женой делиться с гостем – мне больше по нраву. Как гостю, разумеется. Но, где-то слышал, сейчас это себя изжило. А зря, лучше бы эскимосы сморкались – на Крайнем Севере это как-то естественно, а немчура делилась женами. Хотя немки – рыбы, кровь холодная. Уж я их со службы в ГСВГ навидался. Размножаются по расписанию. Да что это я все о бабах. Нет, и спокойней без нее. Уж точно бы, весь день на один спуск ушел. А ты остывай посреди склона и лови ее, болезную. Если вообще увидишь. А не увидишь – потом не доищешься. Никакой Gefuhl не поможет в такой крутень.

Снова Mittelstation. Может, тут выйти для разнообразия? Хотя нет, с вершины на две другие горы поехать можно. Такое место – чем выше, тем разнообразнее. Давненько же не был здесь… почитай – лет пять… или четыре… или шесть. Жизнь пройдет, как пятнадцать суток, надо перестать откладывать жить. Прав был старик Эпикур – «кто не властен над завтрашним днем, откладывает радость. А жизнь гибнет в откладывании». А я властен наконец-то. И всего-то нужно было – потерять 18 лет жизни, лучших лет, в браке с женщиной, которая выходила замуж для того только, чтобы отнять побольше имущества. Точно по пословице: муж – как бы хлеба нажить, жена – как бы мужа избыть. Блядство считается у них доблестью. Если увенчалось материальным успехом. Вся мораль на мзде… продажной пиз…е. В рифму, значит верно… Как говорится, в штате Айова все хорошо. А жаль, такая рифма пропадает… Теперь эта замуж прет, как бульдозер. Если в прозе. Что за напасть, одни рифмы в голову лезут. Но если я властен над завтрашним днем, я не могу потерять этот день. И послезавтрашний. И все оставшиеся дни не могу потерять. Ни уступить, ни пожертвовать, ни прое…ть никаким другим способом. Или радость будет уже не моя – ее. Или еще кого-то. И ведь все не для себя, для ребенка. Как они любят ребенками заслоняться. Два вечных бабских аргумента – «я тебя люблю» и «я мать». Первое означает – «женись на мне, я хочу от тебя ребенка». Второе означает – «ты всего лишь отец моего ребенка». И твое место в ее любви сразу становится последним. А последнее место всегда скользко. Как ледник – можно быстро скатиться на «бывшего мужа». А если попадется такая старая сука – судья, как мне в Тверском суде, то легко можно стать и «бывшим отцом». В смысле фактической невозможности осуществления родительских прав. Опека, суд, кругом одно бабье! Странно все же, что еще встречаются счастливые пары. Если принять, что любовь – божественное отклонение, то счастье – божественное заблуждение. «Сон золотой» по Беранже, только на двоих. И горе тому, кто проснется последним. Так, натягиваем очки, поднимаем капюшон… вылезаем… в такую пургу все одно, куда ехать… отложим Hochwurzen[20] на лучший день… погнали!

Уф-ф… тормозим, тормозим, тормо… а, хрен вам – не упал! Вот, теперь рулим в эту хижину. Четыре с лишним часа уже катаюсь, время есть. И пить. Nuns est bibendum![21] Как и планировалось – посижу до пяти, до шести, пока стемнеет. Потом последний рывок под свет фонарей. Не на каждой трассе такой финиш, конечно. Ночной снег искрится по-другому. Не блестит, как днем, а как-то переливается. Сияет. Даже в такую метель, хотя поутихло вроде. Значит, к вечеру совсем успокоится, а завтра, глядишь, и солнце увидим. Так, пошкандыбали к столику – там, за баром у камина. Отличное место, повезло. А вот с компанией за столом напротив, кажется, не очень повезло. Наших даже не видно издалека – их слышно издалека. Три мажорных юнца и три девицы одной породы – блондоской. Ну что за блядский смех! Что-то похожее слышал недавно. Какой-то урчащий от самодовольства. Самим получать кайф от гор мало – надо убедить всех остальных, что им кайфовей всех. И даже убедить в этом сами горы. Все компании шумные, но наши шумные особенным шумом… гвалтом даже. Да, наши не шумные, наши гвалтные! Остальные шумят для себя, наши – напоказ. Позвони сейчас кому-нибудь, не поверят, что за границей. Ишь, разорались! По децибелам вроде бы одинаково с местными, а по интонациям противнее. Правда, сморкаются тише.

– Нет, там было еще круче. Витя подъезжает как-то к дому, а место занято каким-то азером. Слово за слово, этот ара выходит из тачки и бьет Витю молотком прямо в череп. Прикиньте – по темени молотком! При этом жена евоная спускает на Витю какого-то пса-монстра, ну, чуть ли не мастифа. Эта собака Баскервилей вцепляется в Витину руку и прокусывает насквозь. – И че? – Надо знать Витю. – Это такой бычара за два метра… тебя, Лариса, в карман положит, не заметит… не, реально. – Он спортсмен, этот Витя? – Он не спортсмен, он сам спорт. О спорт, ты Витя!

Пока ржут, надо пожрать уже. Как смешно написано, не на немецком даже, на австрийском. Fua’n kloanen Hunger[22]. Ну и чем тут удалить kloanen Hunger? Отличается, как русский от мовы. Ну, жареные сосиски, что же еще. Шнапса, пожалуй, не нужно, снова грохнешься на спуске. Глинтвейн для согрева и Almdudler[23] для утоления жажды. Кофе, пожалуй, позже. Ну, надо же, молотком в голову из-за стоянки для машины. «О спорт, ты Витя…»… полный писец!

– И че? – Ну, Витя, с собакой на руке, другой рукой вынес этого азера в нокаут. Тот потом очухался и подал в суд. Мы все говорили ему, этот просто так не оставит, предпринимай чего-нибудь. Но Витя всегда пофигистом был. Вот так тупо на шесть лет и загремел. – А собака? – Какая собака? Ну, эта… Баскерлей. – Баскервилей, что ли? Которая в Витю вцепилась? – Ну да. – Собаке он челюсть свернул, когда вторая рука освободилась. – А… и что дальше с Витей? – Ничего, сидит. Но не просто сидит, подмял ползоны под себя. Вступился там за кого-то, объединил крепких мужиков. – Нравится ему в тюрьме, наверное.

Да уж… кесарю кесарево, слесарю слесарево. Теперь понятно, почему голоса знакомые – они из моего отеля. Точно, ужинают где-то у меня за спиной. Надо будет столик сменить. А тут уже не сменишь – все забито. Будто по всему Планаю обеденный перерыв. Хотя чему удивляться – в такую погоду всех к очагу тянет. Пожалуй, не буду я тут дотемна сидеть. Пообедаю и вниз. Сувениры пойду куплю, пока погоды нет. Егора нет, золота нет, погоды нет, бабы нет… убей его, Шилов!

День 3-й

Наконец-то солнце! Так кататься как-то поискристее будет. Сегодня план такой – с вершины сразу на Hochwurzen. Нет, там скучные склоны, это лучше на завтра. Сегодня проводим день на Haus Kaibling[24]. Я эту гору прошлые разы не полностью облазил. Ну, сегодня наверстаем. Кто соседи по кабинке? Странный язык какой-то… венгры, что ли… или поляки? Еще Польска не сгинела. Нет, и не поляки. Впрочем, какая разница. Чем непонятней, тем лучше. Есть надежда, что разговор о чем-то умном. Интересно, если бы люди моего поколения в юношеские годы знали перевод текстов песен «Абба», «Бони М», «Сикрет Сервис» и прочая и прочая, гонялись бы они за их дисками и записями? Убогие же тексты. На уровне нашей сегодняшней попсы. Муси-пуси по-английски. Незнание сохраняет очарование. Только у Битлов есть поэзия. И то в лучших вещах. И то – у Леннона. Что практически – одно и то же. Не зря же именно его застрелил Чэпмэн. А ведь на свободе уже или только просится? Вот ведь время как летит-то. Но одно верно – не зря именно Леннона. Потому что поэт. Потому что поэзия – это горы. А теперь каждая мышь может надеть горнолыжные ботинки и сесть в подъемник. Ну и катайтесь, скользите, наполняйтесь восторгом, но не срите вслух своим мелким мышиным пометом! А кому-то и этого мало. И тогда свое унижение – как это? он поэт, он смеет нас учить любви? Он смеет учить нас добру и красоте? Он смеет нас учить горам? – смывается простым нажатием курка. Он знает смысл жизни – пусть узнает смысл смерти. Hapiness is a warm gun…[25] накликал Джон. И твой убийца – мышь по имени Чэпмен – почувствовал себя на секунду горой… и на эту секунду стал счастливым. Навел ты свою судьбу прямой наводкой, Джон… А кто-то из рок-музыкантов недавно заявил – по радио передавали – что хорошо, если б Чэпмэн вышел. Может, он выстрелит наконец в Боно?

Что неизбежно – это Mittelstation. В жизни у каждого тоже есть такая… станция. Время решать – выйти здесь, пока не увлекло на вершину, довольствоваться сделанным и добытым или ехать дальше наверх, где ветренее и круче? Но где раздольнее глазу и душе. Где свободнее. Даже нет – вольнее. В горах редко кто сходит на Mittelstation, а вот в жизни наоборот. Но я не вышел. Ни в жизни, ни тем более – здесь. При наверх, а там судьба распорядится. А Леннона все равно чертовски жаль. Кстати, о покойниках. Вчера в городе тоже хоронили – какого-то авторитетного пожарника из местных. Полдня хоронили, пока я тарелку сувенирную искал, под звон колоколов. Сначала было похоже на какой-то юбилей общины – колонной с флагами туда прошли, обратно, у ратуши речи стали произносить. И только в кафе, с добытой тарелкой и магнитиком на холодильник, когда мимо прошла процессия, уже видно, что траурная, полюбопытствовал у официантки. Она и сказала про пожарника. Веселые эти маленькие альпийские городки: если кто помрет из начальства – встречи с покойником не минуешь. Причем неоднократно: на исходе третьего кофе процессия снова прошла мимо окна – в обратном направлении. И колокола не унимаются. Уважаемый человек был, значит. Наверное, не одного из огня спас. У нас так только артистов народных и воров в законе хоронят, чтобы пожарных – не слыхал. А вот справедливо было бы так, чтобы каждый умирал на своем посту – пожарник в огне, артист – на сцене, генерал – в сражении (милицейский – от бандитской пули, вор – от милицейской пули). Строитель – под обломками здания, плотник пусть падает насмерть со стропил, спортсмен – от вида спорта. Кто на ринге, кто в горах. Тьфу, типун мне на язык. Хотя тут я – любитель, мне другая смерть положена. Но мысль интересная – у настоящего профессионала не только жизнь, смерть тоже должна быть профессиональной. Чтобы у человека был выбор. Чтобы думал о смысле смерти. Правда, неясно, как быть с политиками и банкирами. Надо поразмыслить за ужином. Но в обоих последних случаях это должно быть что-то ужасное. Все, хватит о веселом, приехали.

Эх… красотень! Горы – зубы Земли. Все в снежном блендамеде. Лучше гор могут быть только горы, по которым еще не съезжал. Кого бы попросить щелкнуть? Так, эта не пойдет, эта корова тоже пусть мимо едет, мужик нужен, он и кнопку искать долго не будет, и красоту лучше запечатлеет… как ни странно. Баба только об одном будет думать, как она сейчас выглядит с фотоаппаратом, красиво, или очень красиво… окружающий мир не интересует… моя вот сняла бы, красоту чувствует… зато другого много не чувствует… особенно меры. Entschuldigung![26] Ага, секунду, сейчас… на фоне сияющих вершин… noch ein mal, bitte… herzlichen Dank…[27] отлично, глянем… нормально, считай, что день уже пропал не зря… ну, на Kaibling!

Тихо, тихо, еттыть! Стоять! Уф, вписался… ну, крутизна… такой стены, точно, не припомню здесь… так, законно отдыхаем… ноги еще с первого дня ноют… не надо было во второй день ездить, сейчас бы лучше носился… хотя дней не так уж много… вернее, завтра – последний… следующий раз путевку на полную неделю надо брать… а следующий раз – следующий год, когда чемпионат мира прямо здесь… отель уже сейчас надо бронировать. Только глянь, вот это сервис! Пункт мелкого ремонта лыж в горах – отверточки, ключи гаечные… для саморемонта… привязаны аккуратно к дереву, лежат на полочках… у нас бы даже шнурков не осталось на третий день… а на полочках валялся бы мусор… странно – русских полно и поляков, а отверточки аккуратно лежат… значит, русский за границей – больше, чем русский… или меньше? Иностранщины стесняемся… хотя нормальные люди стесняются своих больше, чем чужих… но ведь мы Россия… загадочные душевные потемки… заняли мое место – молотком по голове! Для прояснения. И не важно – место на стоянке, место в Думе, место на рынке… молотков на Руси на всех хватит. У Шукшина в каком-то рассказе тоже молотком… с обиды. Так, при чем здесь Шукшин? Хотя – где Шукшин, там Россия. А вот дочка его – на «Минуте славы» проголосовала за каких-то уродов, певших про «Отсосо Павлиашвили». Интересно, у Шукшиной вкуса нет, стыда или достоинства? Опозорить такую фамилию! Неужели за деньги? Или не хватило сил сказать «нет», когда мэтры говорят «да»? Вот когда Василию Макаровичу предложили поехать на Саяно-Шушенскую ГЭС – он ответил, мол, только с двумя кольтами. Потому что наносит огромный вред природе и людям. А Евтушенко подсуетился воспеть. Так что дочь Шукшина душой уродилась в Евтушенко. Гангус в России меньше, чем поэт. Вот такие людишки теперь у нас в фаворе, Серега. Ты бы не одобрил. Ну ладно, хватит лодырничать, погнали!

Такое солнце, что хоть загорай… была бы моя заноза сейчас здесь, до купальника бы разделась, точно. Да, глювайн, кофе и пожмуриться на солнышко… уф… отдохновение… может, тут остаться до заката… так хорошо, что хочется ругаться… двигаться, точно, не хочется… danke, danke… где-то на подъемнике было написано, что на этих горах работают несколько тысяч персонала ежедневно. Хорошо работают, ничего не скажешь… интересно, у нас на Олимпиаде так же улыбчиво будут работать? Волонтеры наши. Сомнения есть. Наших сколько ни инструктируй, все время какая-то хрень выходит. Что-то советское «вам что, товарищщ?!» сидит… хотя волонтеры – молодежь, откуда им про советское знать… в них другое сидит… «деньги вперед»… эх, печет прямо, надо же… даже мыслить неохота. Вот, бросить все и переехать в Шладминг. И каждый день сюда. А летом – по альпийским лугам в альпийских же ботинках. Сон просто. Забавно, в дословном переводе с немецкого слово «кошмар» звучит как «Альпийский сон»… Alpentraum. Хотя справедливей было бы «Moskautraum»[28]. Вот где настоящий кошмар. Не город, а термитник. Лезут друг по другу, тащут всякую хрень тяжелее себя, но главное, чтобы себе, по пути откусывают головы… или молотком… тоже годится. Один знакомый банкир уверял, что в пробках он отдыхает… куда дальше… помнится, где-то читал, что некоторые городские японцы теряют сознание при экскурсии на Фудзияму – отравление свежим воздухом. Ну и поделом – убивайте жизнь на деньги. Все, что можно купить за деньги, стоит дешево. Красоту и воздух на них, точно, не купишь. Тысячу раз прав был Эпикур – богатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается. Богатство, требуемое пустыми мнениями, – безгранично. А люди еще считают себя «венцом творения». Какой венец, это пиз…ц творения. Казалось бы, читай мудрецов и живи спокойно! Сенека, правда, был одним из богатейших людей Рима, но кончил плохо. А почему – жадность пересилила мудрость. Но это исключение. Не читай Сенеку! Читай Эпикура и живи спокойно. Питайся красотой! Так ведь нет, ползут термиты, отрывают друг у друга добро вместе с лапками и головами и вместо того, чтобы озаботиться тем, кто они есть, кладут жизнь на то, что у них есть. И вся радость мира обращается в пыль на их вещах. И что не их – не доставляет радости.

Что это? Говорили по-немецки – сзади компания, – теперь перешли на русский. Говорили с акцентом, я думал, венгры какие… а молодцы… приятно, когда грамотные сограждане встречаются… особенно за границей… качество соплеменников прям улучшается вместе с погодой… сфотографировать? Да говорите по-русски, все свои… не, я не из Москвы, я из России… да… а вы?.. из Владимира? Каждый раз заезжаю, когда из Мурома возвращаюсь… очень красивый город… Золотые ворота… очень красиво… нет, не муромлянин, к друзьям езжу… охота, рыбалка… так, улыбайтесь веселей, горы взял, всю красоту будет видно… И взаимная просьба – да, просто за столом… на роздыхе… вот спасибо… хороший немецкий у вас… счастливого спуска… bis bald![29] Взрослые люди, и не из Москвы, а из древнего русского города – вот отсюда и самоуважение. Отсюда и приятствие случайному встречному…ну что, шнапсу или ехать? Эх, шнапсу и ехать!

День 4-й

День приезда, день отъезда… даже непонятно, вроде бы только вчера приехал. Теперь вот самый грустный день – последний. Сразу чувствуется, что день особенный – даже в кабинку со мной никто не успел… один еду… по-королевски… жаль, моей сучки нету, а то прямо бы в кабинке… оргазм над миром… отличное название для коктейля… вот запатентую, точно… потом лицензии буду продавать… «оргазм над миром» по всему миру… ха… а все-таки жаль… как-то скучновато… спокойно зато… за что за то? За то, что одиноко… неужели всему на свете есть цена… или плата… или обратная сторона… и вечно выбирать из двух зол, которое больше нравится… из двух добр… добров… даже множественного числа нет… почему нельзя выбирать… оттого и нельзя, что добро всегда в единственном числе… поэтому его на всех и не хватает. Странно, что нет какой-то срединной плоскости, эдакой межи, что ли, между добром и злом… где нет ни того, ни другого, прижизненное состояние полного равновесия… состояние полного равнодушия… наверное, это и есть нирвана… но тогда ничего не чувствуешь… а чувствовать пока что хочется.

Mittelstation… последняя в этом сезоне средняя. Игра слов, игра чувств, игра дней, игра теней. Вот что всегда хочется чувствовать – азарт. А для этого нужна какая-нибудь игра. Горы не игра… любая стихия не игра, играть можно с ней, кого насколько хватит, но сама стихия, как и сама природа, не игра… потому у нее и нет никаких правил… каждый выигрывает по-своему… а проигрывает одинаково… смертью. Стихия равнодушна к смерти, поэтому в природе нет ни добра, ни зла.

Ладно, чего это я в такой ясный день о смерти… сейчас приедем и сразу на Hochwurzern… на Планае кататься не бум… на обратном пути разве… хорошо все-таки, когда один едешь, думаешь, о чем хочешь, и никто не сморкается, оглушая перепонки. На ту гору, как я помню, больше на подъемниках надо добираться, чем на лыжах. Будем надеяться, что пойдет так же – без болтливо-сопливых соседей. Все, приехали, вылезаем.

Видимо, все в мире устроено по компенсационному принципу… всю дорогу ехал в кабинках в королевском одиночестве… и на склонах почти никого… зато здесь столпились. Поезд из пяти стоячих кабинок, на пятнадцать человек каждая, – в одну сторону… и чего-то остановилось все… на платформе толпа… ну когда пустят-то?

– Гляди, Вась, закрыли эти… как их… поручни. Не могу же я перепрыгнуть… Вась, не напирай…

– Надо им показать, что такое Тагил… Тагил реально рулит… а ну, открывай ворота!

Ну, конечно… куда в Альпах без Тагила… хотя, согласен, пусть отворяют… сколько можно стоять перед воротами… уж лучше на платформе… во, как услышали, закрутилось колесо… знай наших!

Зря я пил Ундерберг на подъемнике… алкоголя чуток, мороз вроде, а реакция уже не та… вот почему за рулем лучше ничего не пить… хорошо, что здесь лыжи отцепляются… в машине ничего не отцепится, разве что твоя голова… вот мучение, ботинок в лыжу на склоне вставлять… ну куда, стоять… еще раз… вот зараза, стоять, сказал! Что такое? А чего это… крепления не держат… такое впервые… крепления на лыже разошлись… как теперь с середины горы, пешком, что ли? Ну, конечно, крепления не могут как следует установить, зато почтовый индекс мой знают. И пункта ремонта нету… с отвертками на веревочке… Придется самому… всю жизнь все самому… надавим сюда… сместим вперед… на какое деление? А какое на другой лыже, на такое ставь и на этой… ну-ка… щелкнуло, держит! Ай да Пушкин, ай да сукин сын… все, в ближайшую Huette праздновать победу!

Странно… лыж при входе мало, а народу внутри, как сельдей… пешеходы, что ли? Ладно, придется возвращаться на Планай… ну и к лучшему, там и проведем остаток последнего дня, где провели весь первый. Направо, налево… по прямой… скучная гора… надо бы найти на Планае тот ресторан, который с камином. Компашки из моего отеля там быть не может… по теории вероятностей… или по теории относительности… или теории больших чисел… по закону Гей-Люссака, одним словом. Хотя по нынешним тупым временам это звучит подозрительно… Гей-Люссак. В «правильной» компании могут и баки пощупать за такое название. Несчастный Люссак. Или Гей. Лучше тогда… тормозим, так… в люльку и на родной Планай… лучше уж тогда Бойль-Мариот. На отель похоже, но лучше так, чем Гей-эгегей – Люссак. Где моя скляночка – выпьем за Бойля, после падения и ремонта в экстремальных условиях можно уже не стесняться. Личность прирастает препятствиями, а воля падениями. А вот чем любовь прирастает? «Иль мне чужда счастливая любовь?..» Похоже на то. Чем убывает, понятно – изменами. А прирастает – не верностью же? Хороший «левак» укрепляет брак, как говорится в народе. Зря говорится. Самое сексуальное – это верность. Но это как данность, верность прибавочной стоимости в любви не создает. Это, так сказать, основной капитал. А что создает? Надо еще глотнуть, так не решить.

Где же эта чертова Huette? Я же отчетливо помню – направо по склону от Mittelstation. А теперь ее нет. Зато туннель какой интересный. С эскалатором для лыжников. Стоишь лыжами на резиновом полу, а он тебя везет вверх. Офигеть, чего только западный ум не придумает. Значит, точно, здесь не катался. Впрочем, тогда метель мела… немудрено, что не туда поехал. Этих ресторанчиков здесь на каждом шагу, но тот уютный был. С камином. Четыре вещи можно делать бесконечно – смотреть на огонь, на водопад, на горы и на то, как работают другие. Так… осторожно… резко переставляем лыжу с пола на снег, другую… все, покатились дальше. Искать уюту в Хютту.

Вот эта – она последняя на склоне. Как раз для последнего дня. Народу плотно забилось, но вон – место свободное… в углу… камина нет, но уже не до камина, зело жрать охота. Ja, bitte… да пока принесут… тринкнем уже по маленькой… все-таки шнапс, хороший, конечно, шнапс выгодно отличается от граппы, чачи, узо и прочего самогона. Даже лучше кипрской зивании. Особенно Larchenschnaps. Редкость даже здесь.

Und wer im Januar geboren ist,

steh auf, steh auf, steh auf!

Er nimmt das Glaeschen in die Hand

und trinkt es aus bis an den Rand.

Sauf aus, sauf aus, sauf![30]

Это что еще за хор? День рождения у кого-то из той кодлы у входа? Видимо, у того, кто встал со стаканом. Не судьба, значит, тихо посидеть. Ну, нехай поют, лишь бы не сморкались.

Und wer im Februar geboren ist…[31]

Они что, весь год перечислять собрались? Двое встали… февральских… ладно, где мое мясо? А, вот, несут, кажется… голод не тетка и даже не теща… как хорошо без тещи… гражданские жены бывают, а вот о гражданских тещах я не слышал… все-таки жаль, что свою деваху не взял… надо было брать… отругать, воспитать и взять… сейчас бы вместе шнапсировали… ну ничего, умнее будет… тем более скоро обратно… «уж я ее родимую, приеду – сагитирую…» Так, эти веселые зойферы до июня добрались… интересно, когда год кончится, они на второй круг пойдут? Если пойдут, надо ехать… и темнеет уже… как раз под фонарями заложим прощальный вираж. А перед самым последним спуском остановиться и впитать… как впитал в память ту апрельскую капель… в армии, когда в разведке в немецких лесах отложил топор и лег прямо на пахучую свежую хвою посмотреть одну минуту на весеннее небо. Как впитал тот белый крест на греческой горе, когда держался за буй в ласковом теплом море и не знал, что тебя уже предали твои самые близкие… а ты все загадывал туда вернуться… а когда вернулся, то был уже один… как и теперь. Не, не так. Теперь я еще один. Или, вернее сказать, пока один. Когда тебя ждут, пусть и в ссоре, ты один только, пока один. А когда не ждут даже в мире, ты уже один. Пусть и формально вместе.

– Und wer im Dezember geboren ist…[32]

Ну, вот и декабрь пошел… встать, что ли, для хохмы? Не, пригласят еще, не отвяжешься. Поехали. Да, пора, поехали. Прощай, Планай. Извини, если отвлекался от твоей красоты. Хороших тебе людей на склонах. Sehen uns wieder![33]

2012

Данный текст является ознакомительным фрагментом.