Газпром и Яблоко

Газпром и Яблоко

Писатель Леонид Антонович Серегин был уже давно маститым. Дело литературного признания имеет свои четкие степени – от «молодого», вне зависимости от возраста, до гения. Маститость была где-то посередине между крупным и великим и шла к его высокому лбу, седым бровям над мудрыми глазами и даже лысине. Серегин писал просто – мог себе позволить, потому что ясно представлял себе, о чем пишет. Поэтому его проза была настоящей – без лишних изысков и умствований и хорошо впитывалась. И неудивительно, что его регулярно приглашали на разные творческие вечера, корпоративные встречи с читателями, если сказать по-современному. Вот и сейчас он собирался на такую встречу, да не куда-нибудь, а в Газпром. Точнее – в бибилиотеку Газпрома на встречу с детьми газпромовских работников. Серегин много писал и для детей, совершенно разделяя точку зрения классика, что для них надо писать, как для взрослых, только лучше.

Корпоративная библиотека была больше похожа на оранжерею – кругом разные ухоженные цветы, аквариум с экзотическими рыбами, был даже небольшой фонтан. Вода из него плескалась шепотом, настраивая на уютное чтение. За солидными стеклами в массивных шкафах причесанно стояли книги с красивыми и ровными корешками – никакая книжка не выделялась из установленного для них порядка. За округлыми столами из красного дерева под цвет шкафов сидели такие же ухоженные, как цветы, дети. В их глазах светилась вежливость. Серегин сразу отметил, что эта вежливость покрывала позолотой воспитания отсутствие всякого интереса к встрече с известным, для них – детским, писателем. На некоторых столах лежали распечатки из Интернета – книжки самого Серегина в этой библиотеке не было.

– Два месяца, как открылись, вы уж извините, Леонид Антонович, вашу книгу еще не успели выписать, – смущенно объяснила пожилая библиотекараша, ответственная за проведение мероприятия. – Вот, скачали из сети, что нашли.

– А что нашли? – уточнил Серегин.

Библиотекарша замялась – было понятно, что в распечатки она не вчитывалась.

– Я имею в виду, что хотелось бы знать, что именно ребята успели прочитать, что с ними обсуждать, ну… понимаете…

– Рассказы вся… Ваши то есть рассказы, Леонид Антонович.

Серегин не стал дальше пытать пошедшую красными пятнами библиотекаршу, все-таки его пригласили из руководства самого Газпрома и женщина уже начинала бояться за свою работу.

Серегин знал секрет, как заинтересовать разговором детей разного возраста – говорить с ними серьезно, но просто, как он и писал. Перед ним сидели шестнадцать – восемнадцать пятиклассников – два параллельных класса, в газпромовской школе более десяти человек в классе не училось.

– Ребята, кто из вас не любит животных? – начал Серегин, обводя глазами младое племя.

Дети переглянулись – вопрос показался им странным. Разве бывают люди, которые не любят животных?

– Значит, все любят. А любить – это значит знать. Вот кто знает, отчего крокодил плачет?

Дети снова переглянулись. Кто-то углубился в распечатки, как будто там был ответ на вопрос.

– Я знаю, – сказал какой-то прилизанный мальчик.

– И почему же?

– Крокодил вымывает из глаз соринки всякие, чтобы лучше видеть добычу.

Дети уставились на Серегина – что скажет писатель?

– Правильно, отсюда и выражение – «крокодиловы слезы». Так говорят, когда кто-то из людей притворяется, что кого-то жалеет или о ком-то грустит.

Дети заулыбались и немного расслабились – мол, знай наших.

– Вот у вас бывает такое, что кого-то совсем не хочется жалеть, а признаться в этом никак нельзя – стыдно или заругают? – не снижал темпа Серегин.

Дети снова задумались. Кто-то стал шушукаться с соседом – видно, напоминал о подобном случае.

– У Маши Красильниковой всегда так, – решилась одна девочка с недобрыми глазами, – она всегда притворяется. Даже когда смеется, притворяется, и плачет когда – тем более.

– Ты-то откуда знаешь? Сама списываешь у меня, а притворяешься, что тебе пятерки за мозги ставят, – немедленно парировала другая девочка, очевидно, сама Маша Красильникова.

Дети завелись. Библиотека превратилась в ристалище – ученики разделились на два почти равных лагеря. Серегин спокойно выжидал, хотя библиотекарша снова начала покрываться пятнами. Только когда в ход пошли аргументы, у чьего папы должность выше, Серегин, как древнеримский трибун, поднял руку.

– А известно ли кому, отчего…

Пауза была мастерской – все затихли.

– Отчего медведь сосет зимой лапу?

Мальчики усмехнулись, девочки смущенно захихикали. «Рановато что-то им так реагировать», – подумал про себя Серегин, но невозмутимо обвел глазами зал. По озорным огонькам в глазах было ясно, что готов любой ответ, кроме правильного. Руку поднял тот же прилизанный мальчик. Серегин кивнул.

– Медведи сосут лапу в берлоге, потому что спят, а раз спят, то не могут есть, а когда лапу сосут, им кажется, что они едят, ну… молоко там или… в общем, как из соски.

Мальчик сел, довольный собой – он знал наверняка, что ответ верный. «Умненький, странно, что без очков, а то был бы на Знайку похож», – подумал про себя Серегин, поощрительно улыбаясь.

– Именно так. Как тебя зовут?

– Илья его зовут, – ответила за мальчика девочка с недобрыми глазами, – у него папу недавно уволили.

– Не уволили, а перевели на другую работу, – вспыхнул Илья, повернувшись к недоброжелательнице.

– А еще уголовное дело завели, – подлила керосина Маша Красильникова.

Видно, Илья был у соперниц общей темой. Дети снова загалдели. Серегину было странно слышать из уст подростков слова «менты», «прокурорские», «администрация президента», «хоронить активы» и прочие термины, подслушанные в домашних разговорах. Серегин быстро взял бразды разговора в свои руки.

– А вот где белые медведи устраивают себе берлогу, если они живут среди льдов?

– В снегу! В торосах! Под льдинами! – Дети мгновенно переключились.

– Вот интересно, как получается, что снег холодный, а может греть? Люди тоже строят себе жилища из льда. Такие ледяные юрты называются «иглу» – традиционный дом для эскимосов. В природе все устроено очень мудро, и человек эти премудрости постигал, наблюдая за животными.

Серегин рассказывал детям про развитие человечества, как люди учились летать, подражая птицам, как строились первые финикийские корабли, как финикийская письменность распространилась по всему миру, как открывались секреты выплавки меди и стали, про Архимеда и Циолковского, и все в связи с законами природы. Дети слушали, открыв рты, но когда Серегин закончил, как-то дежурно похлопали и вернулись к своим полувзрослым проблемам. Библиотекарша, не скрывая радости от того, что все обошлось, суетливо сунула Серегину в руку конверт с гонораром и проводила его до выхода. Не то чтобы что-то было неправильно, но обычно в России приглашенных писателей и поэтов привечают иначе – накрывают какой-никакой стол, обмениваются впечатлениями, благодарят, в конце концов, по-человечески, за рюмкой. Серегин шел к метро, немного ссутулившись. Обиды не было – скорее недоумение. Сентябрь только начался – погоды стояли летние, но уже без духоты. Серегин завернул в кафешку, даже не завернул, а присел за выставленный на улицу столик и заказал себе пивка. Мимо шли омосквиченные прохожие с неизбывной заботой на лицах. Серегин втянул ноздрями теплый вечер и вдруг вспомнил, как лет пятнадцать тому назад он отдыхал у своего друга в деревне под Калугой и директорша местной школы, узнав, что в их краях гостит известный писатель, пригласила его выступить перед детьми в сельской школе. Глаза деревенских ребятишек светились от восторга, а в конце какая-то девчушка с тугой русой косой, в легком сарафанчике с пятном от варенья, смущаясь и краснея, подошла к нему и протянула ему яблоко. Яблоко было крупное, спелое, ядреное, настоящий «белый налив». То ли, что налито оно было бесхитростной детской благодарностью, то ли от свежего воздуха, но вкусней ничего в тот день Серегин не вкушал. Вспомнилось, что на вопрос о крокодиле именно та девочка ответила, что крокодил плачет оттого, что его никто не любит, а все боятся. Потом они вместе с приятелем, директоршой и кем-то из сельсовета уговорили под беседу бутыль шикарного местного самогона. Тогда угощали как-то по-православному, не откупаясь деньгами в конвертах. И яблоки тоже были на столе, но Сергеев их не трогал – у него было свое, особое, дороже любого гонорара. По-другому к нему тогда отнеслись, другие были люди, другие были дети. То ли не знали Интернета, то ли еще почему. А может, потому, что в сельской библиотеке книжка Серегина все-таки наличествовала и явно не пылилась.

2008

Данный текст является ознакомительным фрагментом.