Сестра и брат

Сестра и брат

Они потерялись еще в детстве на вокзале города Н-ска. Вернее сказать, потерялась она – маленькая робкая девочка с русой косой, перетянутой шикарным голубым бантом, и испуганными васильковыми глазами. Проезжающие невольно любовались маленькой русской красавицей, и никому не приходило в голову подойти и спросить, почему васильки в глазах такие мокрые. Никому, кроме пожилой женщины, торговавшей здесь же пирожками.

– Что у нас такой цветочек и в слезах? – Женщина достала из сетки платок, и девочка послушно уткнула в него курносый носик.

– Мм-а-ама потерялась, – еле сдерживаясь, чтоб не зареветь в три ручья, всхлипнула девочка.

Женщина покачала головой в вязаном платке.

– Ишь ты, мама у нее потерялась. Это ты потерялась. Как тебя зовут-то?

– И б-бра-атик. – Девочка доверчиво заглянула в глаза незнакомой тетеньке.

– И братик? Эх ты… как зовут тебя, говорю?

– Ле-е-на. – Девочка, почувствовав близкую помощь, стала всхлипывать меньше.

Женщина выпрямилась и взяла ребенка за руку.

– Пойдем, Леночка, искать твою маму и братика. А папка не потерялся?

Девочка семенила рядом с торговкой, словно преданная собачонка.

– Не, папка не потерялся. Только его все равно нету.

– Не потерялся, а нету?

– Мама говорит, что он давно в лес ушел, ну в эту… тайгу. Он… это… геолог.

Женщина вздохнула, поправила свободной рукой платок и тихо себе сказала:

– Знаем мы этих геологов. К другой сбежал, детей на мать бросил. Все они… геологи.

– А мы в этом поезде ехали, – сказала девочка, показывая на вагоны.

– Точно, в этом? А не в том? Или вон в том?

Девочка от волнения стала грызть ногти.

– Не зна-а-ю, те-тенька. – Лена снова была готова зареветь.

– А раз не знаешь, мы пойдем к милиционеру, там объявление дадут по вокзалу, найдутся твои мама с братом.

– А милиционер добрый? – на всякий случай спросила Лена.

– Да уж, – неопределенно вздохнула торговка, – добрее просто не бывает.

В отделении при вокзале мятый сержант недовольно взглянул на женщину с ребенком.

– Ты, Михеевна, все время какие-то хлопоты доставляешь. То граждане от твоих пирогов травятся, то крадут их у тебя. Теперь вот… – Сержант кивнул на девочку.

Женщина укоризненно покачала головой.

– Ты что, не православный, что ль? Окстись, видишь, ребенок потерялся. Ты – власть, должон меры принять.

Сержант покряхтел, но достал бланк и уставился на девочку.

– Так, значит. Как тебя зовут, как фамилия, сколько лет, с кем ехала и куда, как мать зовут…

– Да ты не гони так, маленькая ведь совсем. – Михеевна снова покачала головой. – Лена ее зовут. Леночка, а как мамино имя?

– Мамино? Галя… Галина… – Лена переводила взгляд с милиционера на женщину.

– Хорошее имя. Главное – редкое, – прокряхтел сержант и помассировал виски. – Дальше, значит. Фамилия какая?

– Фа-а-милия? – У девочки от ужаса распахнулись глаза – от волнения она ее забыла. – Фа-а-милия? Я не-е по-омню.

– Послушай, Коля… Николай Степаныч. Пока ты тут протоколы пишешь, у них поезд уйдет. Дай объявлению по вокзалу, что девочка Лена потерялась… Тебе, Леночка, сколько годков? Ну вот – шести лет. У мамаши все и расспросишь. – Михеевна устало присела на скамейку напротив дежурного, не выпуская девочкиной руки.

– Ты, Михеевна, не указывай здесь. Может, они как раз прибыли. И вообще шлепай по своим делам. Без тебя как-нибудь разберемся. – Как бы для весомости указания сержант водрузил фуражку, лежавшую до этого на столе.

Михеевна снова вздохнула, достала из сетки пару пирожков.

– Леночка, один с мясом, другой с капустой. Уже остыли немного, но все равно вкусные. Поешь маленько, пока мамка найдется.

– Тетенька, не уходите, пожалуйста! Мне одной страшно… – Девочка снова захлюпала носом.

– Ничего, малышка… дядя милиционер, он… добрый. Найдет твою маму Галю. А мне, вон видишь, идтить надо. Ну, не плачь, все будет нормально. – Михеевна поднялась с лавки и вышла из отделения.

Объявление по вокзалу прозвучало только минут через пятнадцать – двадцать. Разобрать, что там говорилось, было нелегко, старый динамик шипел и хрипел. Михеевна, услышав слово «потерялась», выглянула из своего ларька, как будто ожидала кого-то увидеть, к примеру, бегущую, запыхавшуюся маму Галю. Но никто никуда не бежал, разве какой-то опаздывающий пассажир с чемоданом. Объявление повторили еще раз, потом пошли сообщения о прибывающих и отходящих поездах. Под конец дня, пересчитав выручку и забрав с собой оставшийся товар, Михеевна пошла было домой – она жила одна неподалеку в старом деревянном домишке с голубыми наличниками, – но на полпути остановилась. Потоптавшись немного на одном месте, Михеевна покачала головой, прошептала что-то про себя да и направилась в отделение. Сердце ее не обмануло: на скамейке сидела зареванная Лена, сержанту Коле было не до нее – оформлял местного бомжа, в обезьяннике молодые менты кого-то били.

– Те-е-тенька, а ма-ма не при-и-шла. – Лена вскочила и уткнулась лицом в Михеевне в живот.

– Эх, ну надо же. Мамаша, тоже мне. – Михеевна гладила девочку по русой головке, стараясь не сбить бант.

Этот великолепный бант смотрелся в отделении странно и нелепо, как будто в душную прокуренную комнату с воли залетела огромная бабочка-махаон с голубыми крыльями. Михеевна посмотрела на сержанта, потом на девочку.

– Коль, а Коль!

– Ну чего тебе еще? Видишь занят. – Сержант мельком взглянул в ее сторону.

– Да я вот подумала… мамаша-то ребенка не забрала, а ночь уже на дворе. Заберу-ка я ее к себе пока. Найдется эта… мама, так заберет. А, Николай Степанович?

– Не положено, Михеевна. Оформим в детприемник.

– Ну какой приемник, Коля? Такого ангелочка – и в приемник. Она же не из детдома или колонии сбежала, а потерялась. Ей сейчас домашний уход да ласка нужны, а ты – приемник. И найти ее будет легче – все же знают, где я живу. А, Николай Степаныч?

Сержант еще раз посмотрел на девочку. Возиться с лишними документами к вечеру ему не хотелось.

– Ну ладно. Напиши заявление, как ты ее нашла, привела, ну и что, соответственно, забираешь на временное проживание, пока родственники не найдутся. Напиши также, что обязуешься отдать им ребенка по первому требованию. Ну и адрес места жительства, подпись, число, чтоб все чин по чину. Вон тебе бумага и ручка, пиши уж, сердобольная ты наша.

Михеевна вздохнула бессчетный раз уже за сегодня и, кряхтя, начала колдовать над бумагой. Когда все было закончено, сержант, морщась, прочитал написанное, заставил что-то вычеркнуть, что-то дополнить и отпустил их с миром.

Хотя стоял летний вечер, ветер дул прохладный. Пожилая женщина остановилась, сняла платок и укутала в него девчачьи плечи. Лена благодарно посмотрела на тетю Михеевну, сама она давно озябла, но пожаловаться не решалась. Через несколько минут подошли к пустому темному дому. Михеевна первым делом усадила девочку к столу, стоявшему посередине комнаты, где белым уступом выпирала русская печь. Пока Михеевна собирала нехитрую снедь, Лена сидела за столом, сложив руки, как в школе за партой, оглядываясь на всякий шорох из кухни.

– Ну вот. Как говорится, чем Бог послал. – Михеевна вынесла шкворчащую сковородку с картошкой и корзинку с неизменными пирожками. – Сейчас молока принесу. Любишь молоко?

Девочка сразу кивнула – было ясно, что она уже изголодалась. Пока Лена обжигалась картошкой, Михеевна смотрела на нее, подперев щеку полной рукой, и тихо вздыхала. Ей было понятно, что этот ребенок маму в ближайшее время не увидит, раз уж сразу не нашлась, значит, уехала. И не то чтобы бросила, наверное, сын оставался в поезде, пока мамаша металась по вокзалу, и надо было выбирать, кого оставлять на волю случая – сына или дочь. Михеевна давно торговала на вокзале и вообще давно жила на белом свете и о подобных случаях слышала чаще, чем хотелось бы. Лена умяла картошку и вопросительно посмотрела на Михеевну. Та спохватилась:

– Эх, что же я, клуша! Сейчас молочка принесу.

После всех переживаний за день да и сытной еды у девочки начали слипаться глаза. Михеевна постелила Лене на своей кровати, раздела, уложила, подоткнула пуховое одеяло, а сама присела за стол. Она жила уже давно одна. Муж погиб еще в семидесятых – попал по пьяни под поезд. Их единственная дочь Маша вышла замуж куда-то в Украину, писала редко, приезжала еще реже – раз в несколько лет. Почему так вышло, Михеевна не понимала, в дочке души не чаяла, поднимала на ноги, как могла. Ну да не зря в народе говорится – родительское сердце в детях, а детское – в камушке. К одиночеству она привыкла и на судьбу не роптала и даже сохранила беззлобие к людям. Но сейчас, когда пришлось позаботиться о беззащитном маленьком человеческом существе, на сердце засвербило. Отвыкшая сама от человеческой ласки и забывшая заботу о других, Михеевна ощутила вдруг такой прилив неизрасходаванной нежности, что тихо заплакала. Так эта ночь и прошла, и когда Лена проснулась, то увидела, что добрая тетя Михеевна спит за столом, уронив голову на пухлые руки. Стакан из-под молока, видно, задетый во сне этими руками, лежал, опрокинутый, на самом краю стола. Лена выскользнула из-под одеяла, поставила стакан и осторожно погладила спящую женщину по голове.

– Давай, Ленчик, порхай, как птенчик, пить охота, дай компота. – Алексей, известный балагур среди водил-дальнобойщиков, хотел шлепнуть официантку по попке, но та привычно увернулась.

В шоферской столовой, которую в новейшие времена гордо стали называть кафе «Колесо», нравы были соответствующие. Здесь неподалеку водители ставили свои фуры на ночную стоянку – гуртом, как известно, надежней – и отрывались по полной программе после многочасового перегона. Тут же гнездовались проститутки, специализирующиеся на дальнобойщиках, посасывали подслащенные коктейли их «мамочки», питалась во всех смыслах дорожная власть с жезлами и цепким взглядом из-под фуражек да перекусывали отдельные автотуристы.

– Ишь недотрога на дальнюю дорогу, – беззлобно засмеялся Алексей.

Сидевшая с ним компания шоферов одобрительно загудела – к Лене здесь относились по-доброму, особо не приставали, хотя слава о ее красоте докатилась на их колесах далеко за пределы области. Все знали ее историю – она искала брата, который вроде бы крутил баранку, как и они, только где, в какой губернии необъятной России, было одному Господу Богу ведомо. Она и официанткой-то пошла в такое место, чтобы не пропустить, если кто чего узнает или услышит. Но весточек не было, шоферюги, разводя грубые руки, вздыхали и пожимали плечами, ничего нового, мол. Да и, по правде сказать, сложно было надеяться – кроме имени Валера она и сама ничего не знала. Свою настоящую фамилию Лена так и не вспомнила – тогда на вокзале от стресса отказала память. Ее названная бабушка Полина Михеевна справки, конечно, наводила, как могла, но только лет через десять удалось узнать, что какая-то женщина, потерявшая ребенка на вокзале, приезжала в их город, искала, да не нашла. Состав вокзального отделения милиции сменился уже несколько раз, расписка Михеевны затерялась, а люди, к которым эта женщина обращалась, про историю с Леной не вспомнили. Она, конечно, оставила адрес, но письмо, которое Михеевна вместе с Леной туда написали, вернулось за отсутствием адресата. Единственной ниточкой было то, что Лена помнила о мечте своего братика – когда вырастет, стать шофером грузовика, такого, который надо по разным городам водить. Глупо, конечно, но, кроме детской мечты брата, других зацепок не было. И когда Полина Михеевна преставилась, отписав свой домишко не родной дочери, а не родной, но любимой внучке, Лена решила устроиться на работу, чтоб поближе к этой зацепочке. Вот уже третий год она таскала подносы, знала всех водил в лицо и по именам, но… слишком уж у нас большая страна, чтобы люди в ней находились так же легко, как терялись.

Алексей вышел из-за стола, подошел к девушке, ожидавшей на раздаче заказ.

– Лен, это… поговорить надо бы.

– Говори, кто мешает?

Алексей переминулся с ноги на ногу.

– Да нет… не здесь. Серьезный разговор.

Лена бросила взгляд.

– Ну если серьезный, ты знаешь, моя смена в двенадцать заканчивается. Тогда и поговорим, а сейчас… посторонись-ка. – Лена взяла поднос и поплыла в накуренный зал.

Попрощавшись с поварами и второй официанткой, Лена вышла за дверь. Там на ступеньках, набросив пиджак на плечи, сидел Алексей и затягивался папироской. Судя по груде окурков неподалеку, ждал порядком.

– Ну? О чем гразговор-то? Только давай быстрей, устала я.

Алексей встал, просунул руки в рукава, одернул пиджак.

– Лен, тут вот какое дело. Я… ну, в общем, ты меня знаешь. Я и заколачиваю неплохо, и не пью почти. Ребята меня уважают, у кого хочешь спроси…

– Да знаю, знаю. Не тяни.

– Да не тяну я. Не сбивай… пожалуйста.

Лена опустила сумку с продуктами – традиционная ресторанная надбавка работникам общепита к домашнему столу – и внимательно посмотрела на парня.

– Слушаю, Леша.

– Ну вот. Холостой я, и ты хол… неженатая, тьфу, незамужняя… – Алексей достал новую папиросу, закурил. – В общем… ну… выходи за меня.

Лена, хотя и ожидала нечто подобное, удивленно засмеялась.

– Женихаться решил? А вдруг у меня уже жених есть?

Алексей посмотрел сердито.

– Да брось ты, Лен. Все знают… я не то хотел сказать… ну, в общем… был бы жених, я бы знал, наверное. То есть ты, конечно, баба видная, может, и есть, только мне без разницы. Люба ты мне, Лен. Давно люба. За мной как за каменной стеной будешь, в обиду не дам и вообще. Выходи, а Лен?

Лена снова рассмялась, но мягче.

– Хороший ты парень, Леш. Но… ладно, подумаю.

Не дав Алексею подсобить с сумкой – чтоб не провожал, потом не отвяжешься, – Лена пошла домой.

Все шло своим чередом. Алексей, заходя в кафе, уже не балагурил по Лениному адресу и рукам, конечно, воли не давал. Лена его из посетителей не выделяла, улыбалась ровно, как и всем, только чаевых с него не брала ни копейки. Известий насчет брата тоже не было никаких. Лена написала письмо в передачу «Ищу тебя», но и там было глухо. Но все чаще стали приходить мысли о свадьбе. Лена представляла Алексея своим мужем, как они вместе рука об руку идут по городу, как он, усталый, приходит домой, она накрывает ему стол и смотрит, как он уплетает ее готовку, как между делом рассказывает, куда ездил, что возил, каких людей встречал. На самом деле у нее жених был – не жених даже, а хахаль, – молодой шебутной парень из деревни, приезжавший к ней раз или два в месяц. Ей хватало, ну а у него, видно, семь невест по околотку, чаще не наведывался. Где она работает, не интересовался, вернее, не уточнял, поэтому в «Колесе» ни разу не бывал. Ну а насчет женитьбы и вовсе не заикался. Сравнить с Алексеем и невозможно, хоть и шире в плечах, и помогутнее, а все ж Алексей виднее. И веселый, и смелый, и сильный, хоть и поджарый. И глаза у Алексея с удоволинкой, когда он на нее смотрит. Лена чаще стала крутиться у зеркала, даже не крутиться, а всматриваться. Самый сок бабочка – двадцать пятый год, свежа, как малина. И сладкая такая же. Чистая русская красавица, которые на зависть всему миру только у нас водятся. Уже больше украшений надевала, смену не в тапочках, а на каблучках отхаживала, хоть ноги и нудели потом. Алексея прилюдно все ж не выделяла. Мужики уже – доносилось до нее – и гадать начали: для кого, мол, девчушка старается? Алексей, хоть и догадывался, что для него, тоже с места в карьер не брал – ждал, пока на первое предложение ответит. Гордый парень, про себя хвалила Лена.

В тот день вроде было все, как обычно. Мужики ели, пили, разговаривали о своем, безбожно смоля. Дорожные путаны, которых все пользовали не единожды и знали как облупленных, лениво строили им глазки со своего столика. Но внезапно что-то изменилось, стало тише, что ли. В кафе зашел рослый красивый русоволосый парень. По замасленным рукам было видно, что из шоферов. Весело оглядев всех, подсел прямо к девочкам. Местные водилы притушили разговор и внимательно смотрели на неизвестного. Парень между тем заказал бутылку шампанского – на всех и прибавил что-то веселое, путаны громко захихикали. Лена принесла заказ, расставила фужеры. Парень внимательно посмотрел на нее.

– Тебя, красавица, как зовут?

– Лена, а что? Таблички на груди не видишь?

– На такой роскошной груди крупнее писать надо, – не полез за словом чужак, – меня вот зовут…

– Это по-х…ю, – как тебя зовут. – В дверях стоял неизвестно откуда взявшийся Алексей. – Быстро встал и съехал отсюда. За бутылку я расплачусь.

Драка была душевной. Мужики не дали начать в кафе – не принято было, – но на улице окружили их кольцом.

– Ну-ка, Леха, просвети залетного, что к чему, – сказал кто-то под общее одобрение.

Схлестнулись одновременно, одновременно упали. Каждый дрался красиво, без ярости, ногами не пинал, давал другому встать. Чья взяла, осталось неясно – Лена решительно встала между дерущимися и, пропустив крепкое, привычное всем словцо, бой остановила. Не хватало еще разговоров, думала она, что из-за меня дерутся уже, хотя, конечно, приятно было, не без этого. А какой женщине не было бы приятно. Чужой парень вытер кровь с лица, сбил с брюк пыль и вытащил из кармана купюру.

– Держи, красавица Лена. Вкусное у вас тут шампанское, ничего не скажешь.

Алексей было дернулся, но Лена остановила взглядом. Взяв деньги, улыбнулась.

– Раз заказ оплачен, идите, выпейте мировую. Если не за рулем, конечно.

– Ладно, – примирительно сказал чужак. – Я все равно здесь заночевать собрался. Если что не так, извиняйте. – Он подал Алексею руку. – Хорошо махаешься. Меня Валера зовут.

Лена, уже было вернувшаяся в кафе, остановилась.

– Как тебя зовут, ты сказал?

– До таблички не дорос еще, но по документам и в миру Валерой кличут.

Алексей пожал протянутую руку и посмотрел на Лену со значением.

– Я чего к бабам-то подсел, – продолжал Валера, – бабы-то они все знают, так уж устроены. У меня когда-то давно в этом городе сестренка потерялась…

На Ленин крик мужики снова высыпали на улицу, по хмурым лицам было ясно, что они готовы растерзать чужака, если он их любимицу хоть пальцем тронул. Но, к их изумлению, картина была противоположной – Лена висела на шее незнакомца и сквозь слезы лихорадочно целовала в голову, щеки и даже в глаза. Рядом, открыв рот, стоял Алексей.

– Брат нашелся, – наконец пояснил обалдевшим мужикам.

Всю ночь сестра и брат просидели в той самой комнате, где когда-то Полина Михеевна кормила потерявшуюся девочку. Что тогда, много лет назад произошло, почему так вышло, они никому никогда не рассказывали. Единственное, что узнали обыватели Н-ска, так это, что брат с сестрой давно уже сироты – мать померла, отец так никогда и не нашелся. Может, и вправду в тайге сгинул, может, среди людей затерялся, что побезнадежней, чем в лесу, будет. Не знаю.

Свадьбу справляли, естественно, здесь же, в «Колесе». Народу было много, все сразу и не поместились. Многие шофера даже крюк сделали, чтобы у Леши на свадьбе погулять. Валера сидел рядом с сестрой, всем видом показывая, что больше не расстанется с ней ни на час, если только под присмотром своего деверя. Лена была сказочно обворожительна, тугая русая коса лилась из-под фаты, и впрям, как в сказках описывают. А в косу был вплетен огромный бант, похожий на бабочку-махаона, только с голубыми крыльями.

2008

Данный текст является ознакомительным фрагментом.