4

Кстати, первым, кого я увидела в Стратфорде при выходе из автобуса, был юноша в кумачовой косоворотке, с балалайкой и в кепке с цветком. Он сидел на лавочке и тоненьким девичьим голоском пел «Светит месяц, светит ясный…». У ног его развалился балалаечный футляр с одной купюрой, предусмотрительно прижатой камешком, и негустая россыпь монеток. Надо было так далеко ехать, чтобы встретить тут этого Ивана-царевича…

Мы с Айрини, как заполошные куры, пометались и покудахтали вокруг Дома-музея Шекспира, мне все казалось, что они, мои «труженики полей», кричат, кличут, зовут меня откуда-то – то слева, то справа, то сверху, то откуда-то непонятно откуда.

– Ой! Ой! – растерялась я.

– Бежим! – приказала Айрини.

И мы помчались мимо Ивана-балалаечника – он уже остервенело колотил расписными деревянными ложками под веселую плясовую из портативного магнитофона, лягался ногами в разные стороны и басом верещал: «Ба-арыня-барыня! С-с-су-ударыня-барыня!» – перебежали мост над рекой Эйвон и оказались в полицейском участке.

Полицейский, парень ошеломительной красоты, не нашей учтивости и белозубости по имени Дэвид, сказал, что у них в Стратфорде никогда и никто не пропадал, что везде на табличках все написано на разных языках и что везде стрелочки с картинками для безъязыких туземцев. Придут! – махнул он рукой, – куда денутся. Подождите тут.

Но тут позвонили с другого участка и сказали, что какие-то странные уставшие и очень опечаленные люди с вещами ездят по кругу на колесе обозрения в парке, хулиганят, горланят что-то оттуда сверху, тыкают пальцами в разные стороны, громко перекликаются между собой и не хотят с него сходить.

Мы с Айрини помчались в парк, где вокруг аттракциона уже собрались зрители, и стащили с этого чертова колеса наших «молодых фермеров». Как же они меня костерили! А я их жалела, извинялась, каялась и робко указывала на стрелочки с картинками. А они, заморенные, беспомощные со своими пожитками, запыленные, даже подзагоревшие там, наверху, говорили, что они два часа играли в казаков-разбойников – носились по этим стрелочкам, и все равно возвращались в этот же парк. И тогда самый изобретательный «молодой фермер», налоговый инспектор Кущик, предложил всем залезть на колесо обозрения, чтобы сверху увидеть, где стоит их автобус, или чтобы их легкомысленные сопровождающие увидели их наверху. Для этого они и орали по очереди по мере поднимания каждой корзины с «молодыми фермерами» на самую верхушку колеса. Одни оказались на верхушке, кричат:

– Аэ-э-э!!! Вон она!

Следующие наверх подползли, увидели вдалеке нас с Айрини:

– Мы ту-у-ут!

Кульбаба с Петечкой – и ведь сами же виноваты, увели народ за собой, кто их просил, – они поднялись, и нет чтобы раскаяться, давай надрываться:

– Сюда смотри! Ду-у-ура!!! Мы вот они!!!

Словом, привлекали мое внимание, пока я слушала, как балалаечник тарабанит ложками себе по коленкам.

Конечно, после многоразового триумфального круиза на чертовом колесе моя юрба не захотела в тот день ехать никуда. Я очень призывала и обещала всех водить как на веревке и следить за каждым. Нет, они захотели только в автобус, ехать и смотреть в окно. А еще лучше пообедать плотно, вкусно и лежать, все.

Много чего еще интересного, необычного и забавного показали нам британцы. Я очень пристально следила за каждым из моих «фермеров» и больше их не теряла, хотя была уверена, что неприятности по возвращении у меня будут. Что я получу и за рассеянность, и за позор в парке, и за обращение в полицию, да мало ли еще за что…

Но к счастью, очень быстро времена переменились, и я продолжала еще не раз поддаваться на искушения западного мира.

А Кульбаба и Петечка почему-то до сих пор делают вид, что они, во-первых, малознакомы, во-вторых, что они ни в чем не виноваты.

А кто виноват, спросите? Ну, не Пушкин же… Шекспир во всем виноват, британское «наше всё»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.