Сцена 8
Сцена 8
Инга. Вы помыли Агнете, приготовили ее?
Метте. Да, и охранники уже пришли, чтобы отвезти ее в подвал.
Инга. А тележек с едой все еще нет?
Хелене. Нет.
Инга. Уже на час опаздывают.
Хелене. И так практически каждый день.
Инга. Выйди посмотри, не едут ли.
Хелене уходит.
Метте (кладет на стол мешок). Вот ее вещи.
Инга (выкладывает вещи на стол). Немного мусора… и коса. Надо же такое припрятать! Когда я была молодой, у меня тоже были длинные волосы. Такие длинные, что я могла на них сидеть. Каждое утро я заплетала их и укладывала венком вокруг головы. Моей косе все завидовали. И только когда ее отрезали, я поняла, какая она была тяжелая. Голове стало легче, и постоянная слабая головная боль прошла.
Метте чешет руки.
Инга. Прекрати чесать, от этого только еще хуже будет.
Хелене входит.
Ты видела их?
Хелене. Нет…
Инга. С меня хватит. Я им так и сказала. Моему терпению приходит конец. Ни чистой одежды, ни постельного белья, ни перчаток. А теперь еще и еду привозят все позже и позже. И о чем они только там думают, чего добиваются?
Хелене (нервозно). Не так громко…
Инга. Говорю, как хочу. И посмотри — становится грязнее и грязнее… пыль и грязь повсюду. Здесь теперь тоже не убирают. Уборщицы сюда, до верхних этажей, никогда не доходят. Если бы только администрация знала, знала, как все здесь ветшает и зарастает. Не то что раньше, когда тут была больница. Тогда здесь все сверкало и светилось, все функционировало как надо. Я тогда работала в родильном отделении. Родильное кресло стоит сейчас там, в подвале, а большая операционная лампа висит над ним, как мертвое солнце. Не знаю, почему они оставили его в подвале. Как-нибудь покажу его вам.
Молчание.
Хелене. Хотите, я принесу кофе, посидим, отдохнем, пока ждем тележки с едой?
Инга. Это мысль. Заодно и погреемся.
Метте. Вы мерзнете?
Инга. Немного. Тянет откуда-то. Из коридора, наверное…
Метте (закрывает дверь в коридор). Так лучше?
Инга. Да…
Метте опять чешет руки.
Да прекрати же. До дырок расчешешь.
Метте. Теперь я вспомнила его! Тот сон, что приснился мне утром, когда я наконец заснула…
Инга. Расскажи мне его.
Метте. Мне приснилось, что у меня ночное дежурство и что я заснула прямо в перчатках. И как будто я просыпаюсь, оттого что не чувствую своих рук. Я пытаюсь снять перчатки, а они не снимаются. Я их стаскиваю, рву на части и, наконец, мне удается их снять. Но вместе с кожей. И я сижу и смотрю на них. Ничего не чувствую, никакой боли.
Инга. А потом?
Метте. А потом я проснулась, оттого что они чесались.
Хелене (входит с тремя кружками кофе). Это еще ничего по сравнению с тем, когда чешется по-настоящему. Тогда готов сдирать их маленькими кусочками.
Инга (пьет). Он холодный.
Хелене. Должно быть, что-то с машиной.
Инга. Как же мне тогда согреться?
Загорается одна из синих ламп.
Инга. Хелене…
Хелене. О нет! Лучше туда не ходить, пока поесть не привезут. Ты бы видела, как они вцепляются в тебя, прямо рвут на части, чтобы узнать, сколько еще ждать.
Инга. Чем их больше, тем наглее и наглее они становятся. Метте…
Метте. Можно я не пойду? Наверняка, там ничего серьезного.
Инга. Идем-ка, хватит сидеть. Им нельзя показывать, что мы их боимся.
Метте (открывает дверь в коридор. Вдали слышен монотонный шум). Слышите! Они сидят и стучат ложками по пустым тарелкам!
Инга. А что последует за этим… закрой дверь. Никто из нас не выйдет, пока не привезут еду.
Еще одна синяя лампа загорается.
Что же там происходит? Что-то не так, не видите? Не так, как всегда… По-моему, это надо прекратить, остановить немедленно. И все начать сначала… пока не зашло слишком далеко.
Хелене. Это невозможно. Назад дороги нет. Такого еще не было, чтобы кто-то остановился и начал все сначала.
Инга. Это верно. (Беспокойно ходит по комнате.) Мне все это не нравится…
Хелене. Я так люблю тебя. Если бы ты знала, как я тебя люблю… (Хочет обнять Ингу, но та отстраняется. Молчат. Загорается еще одна лампа.).
Инга (смотрит на часы). Ну куда же они подевались?
Метте. Они про нас забыли.
Инга. Ничего они не забыли.
Загорается еще одна ламп.
Пусть зовут, пусть себе зовут, мне все равно. Мне впервые в жизни все равно. Мне все равно, даже если они начнут там пожирать друг друга.
Хелене фыркает.
Что ты фыркаешь?
Хелене. Ничего. Я никогда не слышала, чтоб ты так говорила.
Инга. Значит, пора услышать. Странно, что они не звонят и не сообщают еще об одном новеньком. На них это не похоже. Оставить кровати пустовать, пока они хотя бы остынут. (Немного отдергивает штору и выглядывает на улицу.) Идите посмотрите! Дерево распускается! Нижние листочки уже распрямились…
Хелене. Как, уже…
Метте. Завтра будет все зеленое.
Инга (отворачивается от окна). Какой вид… с каждым годом оно кажется еще красивее, еще величавее, чем раньше.
Вдали слышен слабый стук и громыхание. Они прислушиваются. Звук становится все ближе и ближе. Он нарастает и превращается в адский грохот.
Хелене. Это тележки с едой.
Инга. Наконец-то.
Метте. Значит, они все-таки не забыли про нас.