191. Любовь к чудесному
191. Любовь к чудесному
В Лондоне некий человек объявил, что в такой-то день, в такой-то час на глазах всего народа он влезет в бутылку. Что же заставило всех заинтересоваться таким нелепым заявлением и дорого заплатить за места? Нельзя обвинять англичан в невежественной доверчивости, но любовь к чудесному повлияла и на этот народ так же точно, как это случилось бы в Париже, Мадриде или Вене. Каждый говорил себе: не может быть, чтобы человек захотел всех обмануть, раз он так торжественно обращается к публике, раз все афиши, расклеенные по стенам домов, гласят о его изумительном фокусе. Когда он предстанет перед многочисленным и почтенным собранием, мнением которого нельзя безнаказанно пренебрегать, тогда, несомненно, произойдет нечто из ряду вон выходящее, чего заранее предугадать нельзя. Если бы этот шарлатан стал говорить каждому гражданину в отдельности: Придите ко мне, и я при вас влезу в бутылку, — всякий рассмеялся бы ему в лицо. Но напечатанные и расклеенные афиши, нахальные уверения фокусника, соучастие многочисленной публики, деньги, затраченные на билеты, толпа, реклама заставляют каждого в глубине души сказать себе: Невозможно же, чтобы он до такой степени издевался над почтенной публикой! Таков народ; он не допускает, что его могут обманывать в целом. Мысль о возможном побеге этого человека с деньгами любопытных и о покинутой на сцене пустой бутылке никому не пришла в голову. Самоуверенном обещаниям народ всегда верит, особенно когда дело касается денег. Сколько их было дано взаймы во Франции за последнее столетие!
Позже один подобный же кудесник, не думая о том и сам того не желая, увлек весь Париж, и если бы не полиция, из него сразу же сделали бы бога[21]. Затем один ребенок заявил, что видит все, что находится под землей; и академики и журналисты ему поверили и заявили об этом печатно. Затем каноник из Этампа запросил сто тысяч ливров на постройку машины, на которой можно будет путешествовать по воздуху, и эти сто тысяч ливров были собраны и сданы в нотариальную контору.
Шарлатан на площади Лувра. С гравюры неизвестного мастера по рисунку Дюплесси-Берто (Из книги Lacroix «XVIII si?cle. Usages»).
Таким образом, любовь к чудесному постоянно увлекает нас, потому что, смутно чувствуя, насколько мы плохо осведомлены о силах природы, мы с восторгом приветствуем все, что ведет нас к каким-либо открытиям в этой области.
Мысль: а может быть, стучащаяся в наше сознание, заставляет нас надеяться на открытие чего-нибудь нового. Вот почему энтузиаст всегда будет затрагивать и волновать человеческое сердце. Его тон, его уверенность, его горящий взор, его пророческий вид невольно заставляют попасть в ловушку даже тех, кто знает о ней.
Исступленные проделывают чудеса, превосходящие, признаться, все самое удивительное, что только можно видеть в этом роде на ярмарках. Очень немногие знают, в чем тут секрет, а все эти судороги невольно удивляют и устрашают даже самых отважных и наиболее настороженных против всего чудесного зрителей. Иногда утверждают, что в этих фокусах есть доля чего-то действительно необыкновенного и непонятного, хотя и известно, на что способен пылкий фанатизм и желание проповедничать. А потому, если иные находят во всем этом что-то сверхъестественное, то это вполне простительно.
Поэт по имени Гимон-де-Ла-Туш{425} — автор трагедии Ифигения в Тавриде — умер в Париже вскоре после того, как впервые увидал этих исступленных. Они привели его в такой ужас, что у него сделалась горячка. В бреду он видел перед собой все эти чудовищные образы и, не зная, чем их объяснить, умер, ибо был чересчур чувствителен по натуре, чтобы перенести такие волнения.
Новая секта, состоящая главным образом из молодежи, следует заветам, помещенным в книжке под заглавием Заблуждение и истина{426}; она написана мистиком с горячей головой, которому, однако, не чужды проблески гениальности.
Члены этой секты страдают головокружением — болезнью, очень распространенной во Франции в последние пятьдесят лет; болезнью, дающей широкий простор всякого рода ненормальностям воображения и толкающей его в область чудесного и сверхъестественного. По учению этой секты, человек представляет собой падшее создание и в своих нравственных страданиях виноват сам: он вышел из центра истины; бог по своему милосердию еще удерживает его в пределах окружности, тогда как он мог бы уже отойти от нее на бесконечное расстояние. Окружность представляет собой как бы сияние, исходящее из центра, — и от самого человека зависит приблизиться к нему по тангенсу.
Для того же, чтобы достигнуть по тангенсу центра, последователи этой секты ведут жизнь, преисполненную самого строгого воздержания; постятся вплоть до того, что впадают в маразм; вызывают этим экстатические видения и удаляют от себя все земное, чтобы предоставить душе бо?льшую свободу и возможность общения с центром истины.
Деятельность человеческого ума, возмущенного своим неведением; жажда все узнать и во все проникнуть силой собственного разума; смутное чувство, заложенное в человеке и заставляющее его думать, что он несет в себе зародыши самых высоких знаний, — вот что толкает людей с созерцательным воображением к познанию неведомого мира. И чем гуще покров, наброшенный на этот мир, тем охотнее слабый и любознательный человек взывает к чуду и верит в чудесное. Воображаемый мир является для него миром реальным.