84. Кладбищенские писцы
84. Кладбищенские писцы
Как и теологам, им тоже нужно жить. Они полезнее последних: они являются хранителями сердечных тайн служанок, которые пишут у них свои любовные признания или ответные записочки и шепчут на ухо писцу свои секреты, словно духовнику. И контора скромного писца становится похожей на маленькую исповедальню.
Писец с очками на носу, согревающий дыханием дрожащие руки, продает свое перо, бумагу, сургуч и свой стиль, — все за пять су.
Прошения на имя короля и министров стоят двенадцать су, принимая во внимание, что они должны быть написаны самым лучшим почерком и что их стиль должен быть более возвышен.
Писцы из Шарньез-Инносан{150} чаще других имеют дело с министрами и принцами: при дворе фигурирует только их почерк.
В начале царствования Фортуна им улыбалась: тогда охотно принимались всякие прошения; их читали и отвечали на них; но внезапно эта переписка между народом и монархом прервалась, и писцы из Шарньез-Инносан, которые уже успели купить себе новые парики и рукавчики, опять очутились за пустыми конторками и погрузились в прежнюю нищету.
Не будь тайной любовной переписки, не подверженной никаким переменам, — писцы увеличили бы собой груды скелетов, сваленных над их головами на перегруженных костями чердаках. Слово перегруженных в данном случае отнюдь не гипербола: груды костей поражают взор. И вот среди этих останков тридцати поколений, источенных червями и успевших превратиться во прах, среди этой зараженной трупным запахом атмосферы, оскорбляющей обоняние, вы видите, как одна покупает себе наряды и ленты, а другая диктует любовную записку.
Регент{151} составил, если можно так выразиться, свой гарем из белошвеек и продавщиц мод, и их лавки кольцом окружают теперь это обширное и отвратительное кладбище.