Пролегомены Полякова

Пролегомены Полякова

Нашумевшая в середине 80-х повесть «ЧП районного масштаба» сегодня вновь бьет рекорды популярности. Чем вызван небывалый интерес? Загадку раскрывает автор. «Я пишу не на политические темы, а на социально-нравственные. Политика – это род профессиональной деятельности, где принципы размыты», – говорит Юрий Поляков.

Он сейчас один из самых успешных писателей на постсоветских просторах. Он, извечный критик «социальных язв советского строя», сегодня с грустью говорит, что «социализм был разрушен в тот период, когда отказался от репрессий, стабилизировался и был приспособлен для нормальной жизни». Первые книги Юрия Полякова «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Работа над ошибками» принесли ему небывалую известность.

Во времена Ельцина он продолжал писать яркие сатирические произведения. Но другое время рождало и других героев. Так появился «Демгородок», «Замыслил я побег…». А роман «Козленок в молоке» был признан самой остроумной книгой ушедшего десятилетия. В 2001 году Ю. М. Поляков возглавил «Литературную газету», тираж которой сразу вырос в три раза. «Я прежде всего предложил отказаться от либеральной моноидеологии, которая довела газету почти до потери здравого смысла и читателя», – говорит Юрий Поляков. В редакторском деле он исповедует дух «пушкинского консерватизма», а политические пристрастия его лучше всего выражают понятия «государственность» и «патриотизм». Ему под занавес прошлого года исполнилось 50 лет. Он – человек высокого роста, с коротко стриженными седеющими волосами и модной щетиной вместо бороды. Одевается элегантно. Он любит говорить о современной литературе и политике. Притом всегда говорит то, что знает досконально. Круг его интересов даже приблизительно очертить сложно.

Он пишет публицистические статьи, сценарии, пьесы, стихи, романы и убежден, что писатель сегодня должен уметь работать во всех жанрах, иначе «литература не прокормит».

То, что у другого бы звучало претенциозно, в устах Юрия Полякова выглядит естественно. Он говорит об извечных принципах жизни новыми словами: «государственная недостаточность, апофегей, ярмарка тщедушия, порнократия, погонобоязнь». В статье «Пролегомены к согласию» он написал: «Десятилетие, отделяющее от крушения советской цивилизации, невообразимо изменило нашу страну и нас самих. Но эти изменения мы скорее чувствуем, ежедневно получаем, что называется, в ощущениях, нежели понимаем и осознаем. А понять произошедшее – значит разобраться в глубинных, уходящих корнями в историю причинах случившегося. Лишь тогда станет внятно и подлинное направление движения общества, истинный вектор истории».

– Юрий Михайлович, может ли писатель быть сегодня вне политики?

– В западной культуре – такие примеры есть. В наших же традициях писатель всегда и социальный, и политический мыслитель. Я думаю, так будет и впредь. Другое дело, что автор должен руководствоваться в работе не политическими пристрастиями, а художественным чутьем. Мне часто говорят, моя публицистика сильно отличается от художественных произведений. Правильно. Задача публициста – убедить людей в чем-то, вложить в них какую-то идею. И здесь без наступательной схематичности не обойтись. А задача художника – понять всех. Даже негодяев.

– Какая проблема для России сегодня наиболее актуальна?

– В России главная проблема сейчас не в жесткости власти, а в ее неэффективности. Авторитарность – это один из идеологических мифов, который сегодня насаждается, и, в частности, извне. У нас идет процесс не столько ужесточения власти, сколько возвращения ей ее естественных функций. И если говорить о свободе слова, то я как главный редактор «Литературной газеты» абсолютно не чувствую на себе давления «сверху». Мы представляем на своих страницах весь спектр мнений, бытующих в обществе, все основные художественные веяния, за исключением откровенного хулиганства или прохиндейства.

– Распад СССР – процесс исторически закономерный?

– Это сложный вопрос. Мне как человеку, родившемуся в советское время, милее большой Советский Союз. К тому же – кто выиграл от развала? Только узкий слой местных элит. И еще. Возьмем страны Прибалтики. Они получили свободу. Но как они ею распорядились? Создали этнократический режим. В сердце Европы часть населения лишена избирательных прав. Это что? Самое настоящее притеснение по национальному признаку. При всех проблемах, которые имелись в Советском Союзе, такого не было и быть не могло. Будущее мне видится так: если Россия выберется из нынешнего кризиса, то я не исключаю, что в евразийское сообщество (в той или иной форме) захотят войти многие народы. Но для этого Россия должна быть экономически процветающей, политически свободной и в военном отношении сильной. А сегодня, пожалуй, только со свободой все обстоит более-менее нормально. Конечно, к примеру, Ходорковский думает иначе. Кстати, «Литературная газета» в середине 90-х принадлежала ему. И ничего хорошего из этого не вышло.

– А что лично для вас значили последние пятнадцать лет?

– В литературном плане они для меня были успешными. У меня вышел пятитомник. В минувшем марте в Театре Сатиры состоялась премьера комедии «Хомо эректус, или Свинг по-русски». Ее театр долго не мог выпустить. Даже актеры поссорились по политическим соображениям. К примеру, один достаточно известный комик, который должен был играть депутата, заявил, что я клевещу на демократию и правозащитное движение. Депутат, по пьесе, из диссидента превратился во взяточника. Но интересна не только реакция актеров. Накануне раздался звонок из одного «высокого» кабинета с просьбой отменить премьеру и «направить им текст пьесы для вычитки». Оказалось: кто-то доложил, что у меня, мол, пародируется Путин. Но кроме песни «А в чистом поле система «Град». За нами Путин и Сталинград», вставленной режиссером, в спектакле о Путине нет ничего. Ширвиндт резко объяснил, что пьеса раньше была опубликована и ни у кого прежде не возникало никаких вопросов. На этом недоразумения были исчерпаны. Но сам факт показателен. Он воскресил воспоминания о моем дебюте с повестью «ЧП районного масштаба». Ее тоже запрещали и не печатали. Разные времена, но реакция схожая. В чем дело? И я понял, власть никогда не любила сатиры. Сегодня она спокойно смотрит на то, как матерятся на сцене, имитируют половые акты, но как только писатель пытается дать системный сатирический образ времени, власть сразу напрягается. Ведь настоящая сатира дает серьезный социально-нравственный анализ социума… Сейчас «Хомо эректус» идет с большим успехом. Всегда аншлаги. Ее уже поставили в Волгограде. Зритель соскучился по нормальной современной драматургии.

– Кто сегодня положительный герой?

– С положительными героями у меня всегда было тяжело. Меня за это еще при советской власти критиковали. Мои сюжеты сатирические. И, как правило, положительный герой у меня – смех. Как, извините, у Гоголя…

– А как вы пришли в литературу?

– Мой путь в писательство – это результат советской работы с творческой молодежью. Но, к моему огорчению, сегодня эта система разрушена. В результате приток в литературу людей снизу почти иссяк. В литературу сейчас нередко идут дети писателей, актеров и так далее. В этом ничего плохого нет, но я считаю, что серьезным писателем может стать только человек, который в своем развитии прошел все ступеньки общественной лестницы. Тогда у него есть с чем сравнивать и есть цельное видение картины. А что видел ребенок, выросший в семье народного артиста? Он видел богемный срез жизни. И, по сути, только эту жизнь он хорошо знает и об этом пишет. Пишет иногда талантливо и увлекательно. Но это не вся жизнь общества. Вообразите, если бы весь социальный опыт Горького исчерпывался бы сожительством с актрисой Андреевой и гулянками мхатовцев! И что?

– А какие у вас были университеты?

– Я ребенок московских общежитий. С детства был очень активным. В школе избрали секретарем комсомольской организации. Потом поступил в пединститут. Окончил его, немного поработал в школе. Забрали в армию. Военной кафедры в нашем вузе не было. Из армии вернулся посреди учебного года, в школу меня не взяли. Куда податься? Связей нет. Встретил знакомых по комсомолу. Предложили пойти инструктором школьного отдела в Бауманский РК ВЛКСМ. Проработал там год. И нужно сказать, что это опыт на всю жизнь. Ведь что такое комсомол, если отвлечься от идеологии? Это единственное в советской системе место, где юноше можно было получить менеджерские навыки.

– Менеджера чего?

– Менеджера молодежного движения, если переводить на птичий нынешний язык. А говоря по-русски: организатора широкого профиля.

– Но «ЧП районного масштаба» меньше всего похоже на глянцевый труд из серии: передовой опыт науки управления.

– Давайте не путать реальность с литературой. Да, вместе с обретенными навыками я увидел, как вырождается аппарат. Удивительная вещь – только недавно я понял, что повесть «ЧП районного масштаба» можно рассматривать не только как сатиру на комсомол. С другой стороны – это оказалась единственная вещь (почему ее сейчас и переиздают), где показано зарождение нового класса, который фактически сдал советскую цивилизацию, который растащил страну и сегодня сидит по банкам и фирмам. Это мои герои. Их нравственная «подготовка» к историческому повороту и описана в «ЧП». Иной раз художественная литература гораздо глубже и тоньше отражает жизнь, чем даже думает сам художник. Потом я эту тему продолжил в «Апофегее», где герои уже перешли в партийный аппарат, но продолжали думать не о державе, а о карьерных шажках.

– Насколько изменилась ваша жизнь после опубликования «ЧП районного масштаба»?

– Про такие моменты говорят: он проснулся знаменитым. Сперва меня жутко раскритиковали, а потом избрали кандидатом в ЦК комсомола.

– Но карьеры вы так и не сделали на этом поприще. Почему?

– События переплелись самым причудливым образом. После выхода в свет повести по ней был снят и фильм. Его показали съезду комсомола, на котором выдвигали делегатов на Съезд Советов народных депутатов СССР. Я был одним из первых в списке счастливчиков. Сейчас понимаю – если бы мою кандидатуру тогда утвердили, моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе – катастрофично. Однако после показа фильма меня единодушно «прокатили», вычеркнули из списка. Чему я сейчас несказанно рад. Писатель должен соприкасаться с политической жизнью (это в наших традициях), но он ни в коем случае не должен быть профессиональным политиком, иначе пропадут неангажированность и объективность. После же повести «Апофегей» я попал в черные списки, но уже у либералов и был в достаточно жесткой оппозиции практически все последнее десятилетие прошлого века. Я был неуморимый критик ельцинской эпохи. Я тогда написал много книг. И одна из них «Демгородок» – антиутопия, где по сюжету – к власти приходит военный и начинает борьбу с олигархами – отбирает у них то, что они отобрали в свое время у государства. Там немало совпадений с сегодняшним днем.

– А что из написанного наиболее дорого?

– Наверное, «Козленок в молоке». Хотя могу упомянуть и сборник пьес «Хомо эректус», который, к удивлению издателей, быстро разошелся.

– Кто ваш самый строгий критик?

– У меня есть несколько давних друзей не из литературного мира – технические интеллигенты с гуманитарной направленностью. Я им обычно первым даю читать. Жене ведь давать нельзя. Жена читает прозу мужа, как следователь по особо важным делам, пытаясь найти в написанном состав супружеской неверности. Собратьям по перу давать бессмысленно, потому что писатель всегда ревниво настроен по отношению к коллеге.

– А как дочь относится к вашим произведениям?

– Она считает, что у меня слишком много сексуальных эпизодов в книгах. Не одобряет этого.

– Она пошла по вашей стезе?

– Нет. У нее гуманитарное образование. Сейчас растит двоих детей.

– Живете все вместе?

– Она с мужем познакомилась по Интернету. Вначале они жили отдельно. А потом как-то заехали к нам погостить в Переделкино. У меня там хороший дом. И им так понравилось, что остались. Внуки (старшему два годика) не дают нам скучать. Вообще, я считаю, что чем более писатель живет нормальной, обычной, обывательской жизнью, тем лучше. Потому что очень многие таланты сгорели оттого, что стали жить писательской жизнью. Им практически стало не о чем писать. Разве что о муках творчества…

– Писатель и богатство – вещи совместимые?

– Тому, кто занимается литературой, богатым лучше не быть. Богатство – это достаточно серьезный груз. Богатство надо обслуживать. А по нынешним временам – это еще и угроза определенная. Все мои знакомые писатели, которые занялись бизнесом, перестали писать. Однако в достатке писатель жить должен. По крайней мере, в зрелом возрасте. В молодости, когда только делаешь первые профессиональные шаги, понятно, речь обычно идет о бедности. Это везде так – и у нас, и у них. А с годами все же нужно, чтобы что-то было и за душой. Особенно это касается прозаиков. Потому что работа над прозой требует времени, спокойствия и полного «вхождения в материал». О себе могу сказать, что я отношусь к тем, кто достиг достатка. Причем исключительно литературным трудом. Мои книги хорошо расходятся. У меня продается по пятьдесят тысяч экземпляров в месяц. Этого хватает, чтобы, в общем-то, ни в чем не нуждаться.

– А что вы читаете?

– В основном научно-историческую литературу. И стараюсь следить за современной прозой. Ну не за всей, конечно. Я знаю, что есть авторы, которые уже ничего путного не напишут. Мне достаточно прочитать одну книжку. Ведь чтобы изучить состав воды в море, достаточно исследовать пару капель. Так и в нашей сфере. В одной книжке все уже зашифровано. И в поэзии мне достаточно прочитать одно-два стихотворения, чтобы понять – следить мне за этим человеком или нет.

– Кого из современников будут читать и через лет пятьдесят-сто?

– Это вопрос, который волнует многих из пишущей братии. Как побеждают в состязании за страничку в школьном учебнике – тайна до сих пор не разгаданная. Здесь нельзя ничего предсказать. На мой взгляд, наши потомки будут читать Распутина, Астафьева, Василя Быкова, Катаева. Из нынешних постмодернистов, я думаю, никого не будут читать. Наш постмодернизм, к сожалению, оказался бесплодным. Классик – это писатель, который переживает смену историко-культурных эпох и остается востребованным новым поколением. Посмотрите: закончилась советская эпоха, и отвалилось огромное количество имен, которые казались незыблемыми глыбами. Их именами названы улицы и проспекты. Но в истории нельзя остаться по разнарядке.

Беседовал Виктор ЛЕЩЕНКО

«Народная газета», г. Минск

Данный текст является ознакомительным фрагментом.