ЧП российского масштаба

ЧП российского масштаба

Каждое новое произведение этого писателя не похоже на предыдущее. Каждое – событие. «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Апофегей», «Дем-городок», «Козленок в молоке»… Что это? Холодный, хирургически выверенный срез русской действительности или же крик задыхающейся от боли, скорбящей и любящей русской души?

О литературе и жизни с автором этих произведений – писателем Юрием Михайловичем Поляковым беседует Сергей Каргашин.

– Юрий Михайлович, давайте начнем с общего: каково сегодня самочувствие литературы?

– Литература сегодня в значительной степени утратила свой общественный авторитет. И утратила его не по своей вине, точнее, не только по своей вине. Ведь даже в самые суровые времена отечественная литература отстаивала нравственные константы: предавать – нехорошо, лгать – нехорошо; воровать – нехорошо, любить Родину – хорошо… Да, героиней пьесы могла стать женщина, сдающая любимого мужа в ЧК по идейным соображениям. Но не нам судить ту эпоху, ибо наша современница может запросто сдать мужа киллерам по соображениям сугубо материальным.

И потом, литературу надо всегда оценивать по произведениям настоящих писателей, а не тех литературных проходимцев, которым не важно, кого обслуживать – партократов или демократов, – лишь бы платили… К отечественной словесности они имеют такое же отношение, как переодевшийся в милицейскую форму вор-домушник к правоохранительным органам.

Подлинная литература, по своей природе призванная давать нравственную оценку происходящему в обществе, оказалась абсолютно лишней, даже «вредной» в пору «реформ со взломом». Ведь она могла, попросту говоря, вывести народ на улицы. Не вывела… Не сумела, не захотела или не смогла – пусть разбираются историки. Время ушло, и теперь литература лишена не только решающего, но даже совещательного голоса. Парадокс заключается в том, что сегодня можно говорить все что угодно и при этом не быть услышанным…

– Кому это выгодно? Стихийно ли оказалась литература на задворках нашего сознания, или тут кто-то руку приложил?

– Я думаю, правда лежит где-то посередине. На тектонические сдвиги, происходящие в России, влиять пытаются многие, и самыми разными способами. Очень уж велика ставка – седьмая часть суши! Впрочем, бочка масла, вылитая за борт во время шторма, если верить морским рассказам, может спасти корабль, но бурю-то она не остановит…

Новая власть утвердилась ценой распада единого государства, ценой утраты исконных российских земель, и было бы странно, если бы новые руководители попросили прокомментировать эти события патриотически мыслящих литераторов. Поэтому оппозиционно настроенные писатели быстренько исчезли из эфира, а следом – из печатных изданий, сориентированных на новую кремлевскую тусовку.

Дошло до смешного. Возьмите ту же «Литературную газету», призванную вроде бы знакомить читателя с новостями литературного процесса. Но если исследователь XXI века захочет по подшивкам «ЛГ» ознакомиться с литературной жизнью России конца двадцатого столетия, он получит совершенно превратную картину. Это как если б в XIX веке перелистать солидное литературное издание и не найти там даже упоминания, допустим, о Лескове. Нонсенс? Перелистайте «ЛГ», и вы убедитесь, что нонсенс стал нормой литературной жизни. С сожалением вынужден отметить, что тем же грешат литературные издания противоположной ориентации. Можно, конечно, игнорировать литературного соперника, но тогда нечего обижаться, что читатель начинает игнорировать литературу.

Впрочем, есть и другие причины охлаждения читателей к современной отечественной литературе. Запретительство при советской власти подчас носило какой-то иррациональный характер. Почему нельзя было издавать Фрейда или Николая Гумилева, если и тот и другой входили в вузовские программы? Зубным врачам вместо денег дарили детективные романы, ибо это был страшный дефицит. От чего нас оберегали? Да, мы жили в традиционном обществе с соответствующим патерналистским отношением государства к гражданину, чего нынче так не хватает. Но эта отеческая забота часто напоминала поведение родителей, которые не наливают подростку на праздник даже пива, в то время как он давно уже «на игле»… И когда на книжный рынок хлынула вся эта запретная литература, люди набросились на нее, полагая, что Распутин с Трифоновым «никуда не денутся». Это была ошибка: привычка к серьезному чтению воспитывается десятилетиями, а теряется очень быстро. И вот современные российские писатели, в своих книгах пытавшиеся – и часто успешно – разобраться в том, что происходит с нами, оказались невостребованными и, значит, непрочитанными. На этом фоне и произошло вытеснение серьезной литературы из общественного сознания…

– И перекрашивание отдельных, наиболее расположенных к нравственным переменам творцов…

– Я помню, как бывший секретарь партбюро драматургов Азерников гордо рассказывал, что в 1991-м он построил свою парторганизацию и повел сдавать партбилеты. Победи на минувших выборах Г. Зюганов, вполне возможно, экс-парторг снова построил бы драматургов в ряды и повел вступать в компартию. Впрочем, это уже из области внутренней порядочности. Но меня волнует другое. Что же это за писатели, если они строем ходят? Так что в охлаждении читателей отчасти виноваты и сами литераторы. Строем ходить не надо – ни в партию, ни из партии…

Литературных «строевиков» мне не жаль, а вот о ком сердце болит, так о нынешней литературной молодежи. В советские времена была разветвленная, мощная система работы с молодежью. Этим занимались и творческие союзы, и комсомол. Если где-то появлялся талантливый человек – это сразу замечалось. И если он откровенно не ссорился с советской властью – то был «обречен» и на выход первой книги, и на последующее вступление в Союз писателей. Конечно, то была забота с условием. Но, по-моему, забота с условием все-таки лучше, чем безусловное равнодушие к судьбе молодой отечественной литературы. Слава богу, не все утрачено – остался, к примеру, Литературный институт…

– На что сегодня живут писатели? Серьезные писатели, не приспособленцы?

– Если говорить о материальной стороне дела, то даже живые классики, чьи произведения входят в школьную программу, оказались без средств к существованию. После Октября, как известно, очень нуждался Блок, голодал Розанов, умирали с голоду «реакционные» петербургские профессора. Но люди, громко проклинающие Октябрьский переворот, устроили сегодня в стране, по сути, то же самое. И уж не знаю, когда было больше профессоров горностаевых, торгующих спичками, – тогда или сейчас. Во всяком случае, «кремлевские мечтатели», как к ним ни относись, о горностаевых все-таки вспомнили, а нынешние «кремлевские прагматики», по-моему, даже и не собираются…

– Неужели в ближайшем будущем русскую литературу, а значит, и всех нас, ничего хорошего не ждет?

– Наоборот. Маятник двинулся в обратную сторону. Выяснилось: сломать многовековую национальную традицию очень тяжело. Сами издатели заметили, что читатели пресытились всей этой развлекательной чепухой, захотелось хорошей отечественной литературы – прозы, стихов…

Я и сам в этом убедился, когда мы затеяли на телевидении передачу «Стихоборье». Начальство поначалу говорило: «Да кому нынче стихи нужны?» Оказалось, очень нужны! Ведь люди, которые прежде раскупали стотысячные поэтические тиражи, никуда не делись, их ведь не депортировали из страны… После первых передач пошли сотни писем с благодарностью и с вопросами, где можно купить книги выступающих в «Стихоборье» поэтов. В самом деле, поэтические сборники нынче выходят редко и, как правило, за счет самих авторов. Но вот теперь у поэтов – победителей нашей передачи будут благодаря спонсорам выходить книги. Сборник Елены Исаевой уже в производстве.

Кстати, когда мы выходили в прямом эфире, звонившие в студию спрашивали, куда подевались литературные вечера в Останкино, писательские диалоги и монологи. «Эх вы, – сетовали они, – Солженицына и того не уберегли. Из писателей один Жванецкий остался…» В самом деле, люди устали от пестрой телевизионной пустоты. Они просто умоляют: пусть рок-звезды поют, но говорить, а тем более рассуждать о жизни позвольте тем, кто способен это делать!

Прогноз очевиден – мы возвращаемся к тем ценностям, которыми жили и раньше. Это не значит, что люди не будут читать Шелдона и Тополя, но их книжки никогда не заменят нам Булгакова и Шолохова. И особенно радует возросший интерес к серьезной исторической литературе. Узнав, например, что императрица Анна Иоанновна больше всего на свете любила русские народные песни и герцога Бирона, умный читатель гораздо лучше поймет и современную Россию…

– А как нынешняя власть отнесется к этому? Не будет мешать?

– Во-первых, нынешняя власть неоднородна, и люди, которых заботит судьба Отечества, встречаются там не намного реже, чем те, которым наплевать на все, кроме личного благополучия. А во-вторых, в издательском деле уже заработал рыночный механизм. Издатели будут выпускать то, что смогут продать. Понятно, что ни один идиот не станет переиздавать пьесы Шатрова или романы Лиханова – настолько они устарели. Но тот же Трифонов или Симонов – это нестареющая литература, у которой всегда будет читатель. Кстати, и современные авторы, пишущие о нашем нынешнем дне, по свидетельству моих знакомых издателей, расходятся очень прилично. А. Афанасьев, Ю. Козлов, С. Есин, М. Попов, Т. Набатникова, А. Проханов, А. Сегень, В. Пелевин и другие.

– Юрий Михайлович, какое, по-вашему, литературное направление наиболее перспективно в России?

– Будущее, на мой взгляд, за литературой реалистической. Реализм универсален, а главное – демократичен. В противном случае у каждого писателя останется по одному реципиенту, или, попросту говоря, читателю, способному понять, что же все-таки сказано в книге. Лично мне как филологу интересен постмодернизм с его двойными кодами, авторскими масками, пародийным модусом повествования… То, что происходит в лаборатории, всегда интересно, но это не повод для того, чтобы отказаться от нормальной пищи и начать питаться лабораторными мышами…

Скажу по-другому: без постмодернизма реализм скучен, без реализма постмодернизм невозможен. Не случайно поэтому я редактирую альманах под названием «Реалист», который издается при поддержке клуба «Реалисты».

Реалисты в политике поддерживают реалистов в литературе, и это нормально!

– Ваш последний роман «Козленок в молоке» – достаточно новаторское произведение…

– С одной стороны, «Козленок в молоке» – это полемика с постмодернизмом. С другой – попытка освоить те новые возможности, которые дает писателю опыт нереалистических направлений. Но прежде всего я хотел разобраться – как же получилось, что творческая интеллигенция, элита нации, в сложнейший период отечественной истории сделала все, чтобы страна пошла по самому гибельному из всех пути реформирования. Это потрясающе! Именно интеллигенция в первую очередь несет ответственность за то, что мы снова «живем, под собою не чуя страны». Ведь тот же расстрел Белого дома в 1993-м происходил под одобрительный рев представителей самых гуманных и творческих профессий. А сколько знаменитых деятелей культуры самым свинским образом кормились вокруг минувшей предвыборной кампании! Как же ты после этого будешь нравственным судьей власти?

– Я хорошо помню призывы «раздавить гадину»…

– И канделябром предлагали бить. Поразительно! Причем громче всех кричали не диссиденты, действительно не ладившие с прежней властью и даже пострадавшие от нее, а те, кто при ней имел все и был, как говорится, в первых рядах президиума. Тот же Черниченко. Естественно, любой человек может изменить свои взгляды, но я всегда отличу человека, пришедшего к этому в результате мучительных размышлений и внутренней борьбы, от тех, кто захрюкал на новый лад, чтоб не прогнали от кормушки. Больше всего не люблю «политических транссексуалов»… Собственно, об этом и написан «Козленок в молоке»…

– Юрий Михайлович, ваши «Сто дней до приказа» своим реализмом достаточно больно ударили по Советской армии. Нет чувства вины?

– Есть. Литератор не может не думать о том, «как слово наше отзовется». Но если он будет думать только об этом, ничего путного не напишет. Печальный опыт метода соцреализма тому пример. Но вот почему попытка сказать честное слово о жизни солдат срочной службы отозвалась невиданной кампанией по дискредитации армии? Еще несколько лет назад я предложил свою версию перестройки: произошел мятеж партноменклатуры против партмаксимума. Класс управленцев захотел стать классом собственников. И путь избрал сообразно отечественным традициям не эволюционный, а революционный, о чем, кстати, еще горько пожалеет, если уже не пожалел… А любая революционная пропаганда направлена против устоев свергаемого строя, против армии в первую голову. Вспомните, как на улицах революционного Петрограда убивали офицеров-фронтовиков, чудом уцелевших в окопах германской войны. Примерно то же самое произошло и с Советской армией. Хотели, чтоб она перестала быть Советской, а она перестала быть армией. После Чечни это можно говорить прямо. А виноват ли писатель, когда его правдивое слово используют в неправедных целях, не знаю. Чувство вины и вина – не одно и то же.

– Как вы оцениваете политическую ситуацию в России?

– На мой взгляд, корректировка курса неизбежна, ведь куда ни кинь – всюду клин. Вместо чаемого среднего класса – расслоение общества на нуворишей и нищих. Вместо торжества общечеловеческих ценностей – НАТО, упирающееся в наши границы, как печень в ребра после хорошей выпивки. А население, стабильно убывающее на миллион в год? А 25 миллионов россиян, живущих за границей на положении унтерменшей?

Само собой это не рассосется. Нужна политическая воля. Но и хирургических операций с кровью и наркозом социальной ненависти, от которого общество отходит потом годами, тоже не хотелось бы…

Бердяев в свое время писал о «преодолении большевизма», когда российская государственническая традиция перемолола интернационал-экспериментаторов. На мой взгляд, большевизм – это не идеология, а метод захвата и удержания власти. Сегодня страной руководят необольшевики, об этом я впервые написал еще в 1990 году, когда к власти они только шли. Так вот, я надеюсь на преодоление необольшевизма. И этот процесс уже, извините за выражение, пошел. Во властных структурах, особенно это заметно в регионах, все больше и больше государственников и патриотически настроенных людей. Есть такие и среди предпринимателей – они не хотят капусту рубить здесь, а жить там. По-моему, главная задача – восстановить то хорошее, что было выстрадано при социализме, и сохранить то новое и полезное, что с такими жертвами обрели в последние годы. Конечно, выбирая жениха, невозможно ко лбу одного соискателя приставить нос другого, но при реформировании общества это единственно верный путь…

«Советская Россия»,

21 января 1997 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.