ПРИЛОЖЕНИЯ К ГЛАВЕ 6
ПРИЛОЖЕНИЯ К ГЛАВЕ 6
Belletain. Ночь костров
(М. Грашина — М. Грашина. Песня группы «Календарь»)
1–й куплет.
Растерзанный мир восстаёт из праха с новой весной;
Распались оковы стыда и страха — дышит земля;
Поднялись из бездны, благословенны, водители снов,
На самом последнем крае вселенной восходит заря.
Мы вышли из тьмы, мы боялись так долго — мы стражи любви,
Мы можем так мало, мы знали так много — нам нужно забыть;
Мы столько веков убивали любовь — нам прощения нет,
Нас примет Богиня, но сбросить оковы — единственный путь!
Припев.
Ликуй, Земля, мы вновь твои отныне, Дерзайте, маги, воины, короли:
Боящийся — отверженный Богини,
Боящийся — несовершен в Любви.
2–й куплет.
Рассыпались в пыль заслоны и двери — мы станем одно.
Подымется солнце над теми, кто верит — воскреснет Земля.
Пусть мир истекает слезами и слизью — наш жребий жесток.
Мы знаем пути зародившейся жизни и нам недосуг.
Не время возиться с младенцами кармы: мы — хищники снов.
Возьмём всё, что нужно, и равно оставим врагов и друзей.
Наш путь непонятен, прекрасен, смертелен, вот имя ему:
Объявшее мир штормовое движенье Цунами Любви!
Припев.
Ликуй, Земля, мы вновь с тобой отныне,
Дерзайте, маги, воины, короли:
Боящийся — отверженный Богини,
Боящийся — несовершен в Любви.
Припев 2.
Ликуй, Земля, мы вновь твои отныне,
Любите, маги, воины, короли:
Дерзнувший жить — возлюбленный Богини,
Бессмертен на Земле отдавшийся Любви!
(2006 г.)
Празднование Калан Май. Литературное описание
(Н. Толстой. «Пришествие короля»)
«После этого все мужчины и женщины покидают холм, кроме короля Брохваэля маб Кингена, который один остается на вершине вместе со своими друидами. Теперь наступает тот недобрый час, когда та, которую называют Дочерью Ивора, вылезает из норы на склоне холма. Говорят, что можно слышать, как она тихо свистит в вереске, струясь, словно река, — гладкая, скользкая и ядовитая. Она где?то на холме и, невидимая, своим свинцовым взглядом смотрит на короля, если сумеет, она врасплох подкрадется к нему и хитростью погубит его. Трижды обходит король вершину посолонь, и львиной отвагой надо обладать ему, чтобы совершить этот мировой килх и остаться в живых.
Дочь Ивора смотрит и ждет. Спина ее бурая, как вереск, бока ее серы, как камень, а кольцо ее, пока она лежит неподвижно, — это вал вокруг холма. Неподвижно она выжидает, ждет год за годом. Свист, который слышит король все время, может быть, всего лишь свист ветра, играющего на вершине холма, или, может, это трутся друг о друга ветви берез в лесистой долине, или это ржанка печально зовет друга. А может, холодная Дочь Ивора ждет у насыпи, свернувшись в папоротнике, поблескивая среди валунов.
Друиды короля Брохваэля держат побеги рябины и все время колотят палицами о землю рядом с королем, бормоча заговоры и заклинания. Они не ведают, где — среди ли зарослей кривых дубов, темныхтисовых рощ или под сенью покрытых белыми пятнами берез — плотоядно следит за ними враг. Гнездится в узловатом стволе, крадется под шуршащими листьями злобная Дочь Ивора. И когда она бьет, удар внезапен, словно копье летит из колючих зарослей утесника, падая на незащищенную шею с низкой ветви или быстро, как стрела, летя в горло из гнилых папоротников. И что друидам бормотать свои вирши? Дочь Ивора, что лежит близко в холме, знает их все и усмехается в холодной душе своей. Она прекрасно знает, что придет ее час — если не в этом году, так в следующем.
В этом году, сказать по правде, она попалась под пяту королю. Он поймал ее в петлю Пояса Власти, стянул им ребра и бока Дочери Ивора так же туго, как океан облегает землю и как Клэр Гвидион охватывает небо. Дракониха связана так же крепко, как плющ обвивает ствол дерева. Бьют ее, как лен цепом, перемалывают ее, как жерновом солод, пронзают ее, как шилом доску.
Уползает она назад, в каменное сердце холма, израненная, окровавленная, пылающая местью, снова распадаясь на девять элементов творения в воде девятого вала, рассыпаясь в пыль в пустых пространствах девяти сфер. На год изгнали ее, затаилась она, пожираемая смертельной ненавистью, до следующего Калан Май, который неминуемо настанет. Но до той поры еще год, а сейчас плодородный Поуис, Рай Придайна, его посевы, скот и рыба в безопасности!
Торжествующий крик друидов эхом катится по склонам, и толпа, что в тревожном ожидании ждала на поле внизу, радостно подхватывает его. В чистый теплый майский воздух поднимается восторженная песнь во славу Владыки Холма, который снова Верной Своей Рукой оградил народ свой от врага, размозжив уродливую драконью голову, загнав тварь назад в бездну, пролив ее ядовитую кровь далеко от ветреных берегов творения.
Когда король и друиды спускаются по извилистой тропинке, останавливаясь только затем, чтобы испить из Бочки Ворона и пройти сквозь Игольное Ушко, их встречает плачущая, смеющаяся толпа в венках и хором поет в пляске:
О, светлый Ллеу, ты весь — любовь,
Плащ синего неба — твой покров,
Услышь нас, Ллеу, склонись на зов!
Помяни нас!
О Ты, Надежной Рукой Своей
Нас оградивший от зла и скорбей,
Давший мудрость роду людей,
Защити нас!
Стада на зеленые травы пошли,
Избавь их от злобы волков и лис,
Великанов и духов из?под земли —
Прогони их!
Богатый приплод пошли стадам —
Коровам, и козам, и лошадям,
Не дай разорить посевы хорькам И мыши прыткой!
Пусть на траву упадет роса,
Пусть зреет рожь и растет лоза,
Пусть в лугах сияют глаза Беленькой маргаритки!
Плывет по небу ладья твоя,
За окоем — дорога твоя,
Земля и море — держава твоя,
Бесстрашный Ллеу!
Гряди к нам, Ллеу!
Графический объект27
И снова стал Остров Могущества с Тринадцатью Сокровищами, Тремя Близлежащими Островами, Тремя Главными Реками и Двадцатью Восемью Городами прекраснейшим в мире. Хранимый божественным равновесием, которое поддерживает всю землю, заключает он в берегах своих равнины и холмы, которых нет лучше для зимнего и летнего выпаса скота, луга, усыпанные цветами, как платье новобрачной — украшениями. Все это богато орошается чистыми реками, бегущими по белоснежным каменистым руслам в широкие озера, в которых отражаются луга и горы».
...
«…блистательно и радостно возвращение из долгого зимнего заточения Гури Золотоволосого в день Калан Май! Когда едет он по лесам, лугам и рощам, руки его заставляют расти зеленые ветви. Силен и доблестен юный князь, и от легкого прикосновения его вырастают в тени лесов целебные травы, ростки пшеницы пронзают коричневую распаханную землю словно копья, а гладкие луга покрываются яркой зеленью. Благородные воинства пчел отправляются на грабеж весенних цветов, птицы сбиваются в стаи и взвиваются с песнями в голубое небо, а огромные белобрюхие облака плывут над ними величаво и радостно Благословен будь, Гури, и да процарствуешь ты три отведенных тебе золотых месяца! Слушай, как петухи в каждом дворе, с каждой навозной кучи трубным голосом восхваляют тебя!
Все гудит, как смелые собирающие мед пчелы, что летят блистательной свитой князя Гури Златокудрого. Рано встают в ту пору люди народа бриттов — воины, священники и пастухи. Рано встают чесать и заплетать золотые свои волосы у ручьев и прудов украшенные золотыми гривнами дочери Острова Придайн, прекраснейшего острова в мире. Многие Эссилт мечтают о том, чтобы встретить на Калан Май своего прекрасного Друстана в сени сплетенных ветвей берез и орешника, в жилище, построенном не людьми, а Тем, кто принес жизнь в этот светлый мир!
И над всем этим прекрасным, трудолюбивым, возродившимся к жизни миром летит ясный и звонкий зов кукушки, напоминающей о почти забытой погибшей любви, выветренной из памяти ледяными ветрами и тяжелыми дождями зимы.
С могучего дуба верхушки,
Где птицы на каждом суку,
Доносится песня кукушки
И будит мою тоску.»
Сказания весенних праздников
(Рассказано Добромиром)
Заговор на Земли Именины
Услышь, Река,
Унеси, Река,
Услышь, Река,
Унеси, Река,
На сторону да на восходную,
Где небо со землею повстречается,
Где во краю медвяном, лазоревом,
Живыт ныне все Рахманы честные,
Предки достойные,
Со буйными ветрами пиры водят,
Со частыми звездами во коло ходят,
Где стоит Береза Золоты Листы,
А под нею сидит сама Мать Сыра Земля.
Уж ты Матушка Сыра Земля!
Ты возьми меня,
Ты сожги во печи, печи каменной,
Ты сожги во печи, печи огненной,
Ты спали огнями да горючими,
Ты свари котлами да кипучими,
От того бы огня мне возгоретися,
От тяжкого сна да пробудитися,
На Светлую?то Русь воротитися,
Ворочуся я не старым человечищем,
А ворочуся я да добрым молодцем,
Что ни шаг ступит, то и звон звенит,
А что ни взор метнет — там и гром гремит.
Солнце Красное, освети!
Мати Сыра Земля, прими,
Государыня Вода, сохрани!
ГОЙ!
Сказ о Детях Бури или Как Ярило родился
Вы послушайте, люди добрые,
Про те времена про стародавние,
Вы дозвольте сказать слово вещее,
Да услышат его боги светлые,
Сказ о времени незапамятном,
Что едиными богами и помнится.
Еще в то во время стародавнее,
Стародавнее и стародревнее,
Еще люди на свет не родилися,
Не вели во поле борозду частую,
Не торили дороги–пути торные,
Лишь носилась по свету Буря–Яга,
Без пути носилась, без дороженьки.
С буйным ветром да ходила она по небу,
С волнами седыми да ходила по морю,
А своею волей — по сырой земле.
Ходила по свету Буря–Яга
Девять?то веков без девяти годков,
Как без роздыху да Буря носилася,
Все носилася да притомилася,
Да присела на синь–горюч камушек,
От того Буря–Яга непраздна сделалась.
А пришел Буре–Яге срок положенный,
Разрешиться ей да от тягости —
Родила Буря–Яга трех сыновей.
Одному в удел дала небо синее,
Другому?то в удел — мир подсолнечный,
Третьему дала края заморские,
Все края иные, края змеевы.
Как и вновь пошла по свету Буря–Яга,
Сызнова по свету носилася,
Все носилася да притомилася,
Да присела на синь–горюч камушек,
От того Буря–Яга вновь непраздна была.
А пришел Буре–Яге срок положенный,
Разрешиться ей да от тягости —
Родила Буря–Яга трех дочерей.
Как едина?то дочь всяку древу велит,
Всякому зелью да ращению,
А другая — всяку зверю рыскучему,
Третья дочь — птицам певчим государыня.
Как и вновь пошла по свету Буря–Яга,
Без пути пошла да без дороженьки,
Сызнова по свету носилася,
Все носилася да притомилася,
Да присела на синь–горюч камушек,
От того Буря–Яга вновь непраздна была.
А носила Буря срок не положенный,
Все носила Яга девять веков,
Девять?то веков без девяти годков,
А пошла Буря Яга на Белун–гору,
Там от тягости она да разрешалася —
Горы каменны сотрясалися,
Птицы с гнезд до звезд подымапися,
Часты звезды да осыпапися,
Мать Сыра–Земля да всколыхалася,
А сине море вон из берегов пошло.
А и породила Буря–Яга сына единого —
Уж не малым не дитем, а добрым молодцем,
У него ли по локоток да руки в золоте,
У него ли по колено ноги в серебре,
На кудрях на буйных — звезды частые,
На челе горит Солнце красное,
А на темени — Месяц ясный.
Как пошел он да по свету по белому,
Через горы?то, горы все каменны,
Через реки, реки все быстрые,
Проводил пути–дороги торные.
А как встретил во поле да добрых людей —
Проводил сохой первы борозды частые,
В те борозды бросал он семя ярое
И людям то семя во благо дал.
И за то люди ему хвалу поют,
По всему ли белу свету славу воздают,
На полудени зовут его Зеленым,
Величают еще Волчьим Пастырем,
На закате славят Вечно Юного,
А во нашей да земле во полуночной,
Величают его Свет–Ярилушко,
Молодой с утра, Старый к вечеру.
Много на Светлой Руси чтут Родных Богов,
А Ярилу?то — наипаче всех,
Сколь веков над Русью ветры бегут,
А Ярилы?то слава не развеется,
Сколь над Русью было да быльем поросло —
А Ярилы слава не убавится,
На том Яриле и славу поем!
Описание весенних праздников Бельтанского периода
(Добромир. «Книга Дней»)
Велик День
В память о великом Мира рождении, когда вышел он из тьмы лет предначальных, дней несчитаных, почитается Велик День, когда Земля и Вода изо снега и льда полностью выходят, по первой зелени, по подсохшей дороге, по первой ночи без заморозков, после Масленки где?то сорок дней.
В сей день, поминая начало ведомых времен, отдают почести в Навь ушедшим — достойным Предкам, почитают и Старших Богов — миру сверстников, что древнее рода людского, древнее самого Солнца Красного, — Небо–Отца, Мать Сыру Землю и Вещего, что со дней начала стоит на страже меж небом и землею. Велик День обычно расчисляется на неделю. Незадолго до него, а иногда и после него, в первый вторник или четверток, творится большая поминальная трапеза по Предкам — Весенние Деды, творят братчину на жальниках, колют Велесу и Предкам свинью.
Caм Велик День почитается встречею рассвета на высоком месте, с холма или с крыши дома. В этот день Солнце играет — первый раз в году.
Ночью накануне, с заката и до рассвета, сведущими людьми творится почитание Старших Богов на высоком месте — в честь Отца, близ источника или старого раскидистого дерева — в честь Матери, или на перекрестке трех дорог. Старый человек сказывает сказ или песнь o сотворении Мира, коей как бы Мир творится вновь после зимнего его полусмертия, новый и к жизни готовый. Если есть в сем дому капище, что зимою под снегом было, то теперь сим действом происходит его восстановление. Впервые после зимы возжигают на капище священный Огонь на углях, взятых из костра с Осенних Дедов — последнего осеннего праздника, который проходит в самый раз перед большим снегом. Собравшиеся обмениваются писанками — яйцами с изображенной на них картиной мира, кои в ближайшие дни будут принесены в жертву Земле и Предкам.
Могут быть и иные обряды, смотря как почитается Начало Начал, а то и вовсе не связанное обрядом безмолвное созерцание. Главное суть постичь незримое таинство, восходящее к самым корням Природы, пробуждающуюся Силу, что всех людских слов и имен древнее. Это ночь откровений. Многие из идущих тропою Богов стали на нее именно в это время.
Велик День открывает череду весенних праздненств, кои являют пробуждение Богов благодатной Летней Поры. Таковы Ляльник, Юрьев день, Именины Земли. Вечером самого Велика Дня может быть и братчина с песнями, с игрой ряженых, означающей сотворение Мира, игрой буйной, как и подобает чествовать плодородящую Силу, что в Мир возвращается.
С Велика Дня на Руси начинается полоса свадеб. В сии дни зачинаются зимние дети — самые крепкие, ибо рожденные на исходе зимы, к новой зиме они успевают окрепнуть.
Ляльник — Красная горка — Юрьев день
Как на Сороки Великая Мать Землю пробуждает, то выходят- вылетают из Светлого Ирия духи ее благотворные — Вилы, Русалии, Берегини. Сорок дней на Русь летят, после Велика Дня прилетают, траву дыханием согревают, Живу — сок Древа Мира — наземь выливают, чтоб трава зеленилась, нива колосилась, а царица их — сама Леля, Весняночка–Паняночка, Краса — Солнечна Коса. Русалий встречают девицы и жены, затевая в их честь хороводы и пляски в местах, посвященных Матери, у священных деревьев или под горою у воды, на начинающей зеленеть поляне. Пляски деются в платьях с долгими рукавами–крыльями. Что происходит после этих плясок — то девичье таинство, мужам неведомое. Известно лишь о возлиянии медом и молоком священному Древу, чтобы по воле Матери открылась роса медовая.
Праздненства сии происходят где?то через неделю после Велика Дня — смотря по Погоде. Неделя называется Красная горка. Иные из мудрых говорят, что Велик День суть четвертый день Весенних Русалий, кои начинаются с Ляльника. Иные же говорят, что неделя сия следует за Великим Днем. Неделя, посвященная Русалиям, проходит в играх — девицы рядятся «русалками». Молодежь ходит в лес встречать Русалий, водит хороводы, оставляет для Лели венки и рубашку, а в лесу, на перекрестках, у воды, где русалки живут, — мед и хлеб. У пробудившегося Леса принимают Силу — ходят в него гойкать особым протяжным кличем, чтобы голос был. По откликам на тот клич девы узнают судьбу, а молодцам и мужам спокойнее жить, судьбы не ведая.
Кто выпускает росу? Сказывают песни о сыне Великой Матери, коему имя Юрий — Ярий. Иные из мудрых зовут его Перуном, ибо на сии дни первый гром в небе гремит. Иные Велесом, и потому на сей день впервые по зиме выгоняют на траву скот из хлева, и пастухи заклинают–заговаривают его от хищного зверя лесного. Зовут и Ярилою, Волчьим Пастырем, почитают его жертвою в поле, где в сей день впервые с особым обрядом сеют зерно, хотя бы сеять и еще рано. Ярило — память о юном Мире, когда Перун и Велес еще не разделились, но во единстве Белобоговом пребывая, несли в Мир Силу.
Юрий-Ярий устроил Мир — рассеял горы и леса, проложил великие реки, смирил хищных зверей и змей, поразил Кощея, что держит воду в плену, — его почитают люди, возделывающие Землю.
Обычно действа, ему посвященные, приходятся на четверток. В сей день на рассвете — пока ворон не замочил крыла — умываются в роднике и умывают детей, проводят обережный круг вокруг дома и двора, поля и огорода. В неких землях сей круг проводит хозяин дома, объезжая вокруг огорода верхом на кочерге. Дом окуривают можжевельником, на полянах у воды разводят большие костры, один великий, а вокруг него дванадесять малых. Пепел от сего костра силен не менее купальского, им посыпают семена перед посевом, а после обряда ставят Крес на лбу.
Вечером на капище, обычно на той же горе, под которою днем водили хороводы, творится обряд. По зажжении огня сказывают сказ о Юрии, идущем на Светлу Русь, о деяниях его. В сказ вплетены вещие слова — заговоры и заклинания, которые, произнесенные некогда Божеством, и ныне хранят Русь, ежегодно обновляясь. При горении огня вкруг разбрасывают горящую бересту — лилу, на коей начертаны огненные и солнечные знаки.
Коли есть у людей скот и сведущие пастухи, ими творится заговор на скот — обход стада с особыми заклинаниями и заговором на воск и шерсть. Пастухи и их подручники рядятся и играют священные игры перед хозяевами скота, состязаются в скоромыслии и непристойщине всякой. Вообще творятся действа оберега и очищения водой, огнем, пеплом, землей, железом, звоном и иным.
Через день–другой, обычно в день неделю, встречают Ярилу — на коне, со снопом колосьев в одной руке и мертвой головой в другой. Явившийся Бог подымает народ на буйное игрище. Лучшая жертва ему — любовная игра на только что вспаханном поле. Символ праздника — «Ярун», изображение Ярилы с поднятым для битвы копьем, сноп колосьев и мертвая голова в зеленом венке.
На Юрия–Ярилу творится обрядовый сев, перед началом сева настоящего. Иные из мудрых говорят, что сие творится на Велик День, даже если погода еще не позволяет по–настоящему засеять поле. Творится это таинство как знак пробуждения светлых Сил года, воплощенных во благом боге Белобоге–Белуне, на высокой горе, огражденной огнями очищающих костров, откуда семя–зерно рассыпают с молитвами богам на все четыре ветра. Земледельцы в старину творили сие таинство иначе — осеменяли свои поля, жили с Землей, как со женой. Во времена последующие придумали «будить Землю». Вещий человек, услыша первый гром, созывает народ в поле и, поклонясь на четыре стороны, целует Землю, а по сему принимается ударять ее великим деревянным удом или посохом со знаками Солнца и Земли. Народ ходит хором — водит хоровод. После сего действа Мать–Земля неприкосновенна, как жена в тягости, ее не орут, не копают и стараются не колоть.
Устраивая Мир, Юрий дает всему имена. Потому и верят, что в сии дни и сама Мать Сыра Земля именинница. Ей приносят требу- жертву на поле со подобающими словами. Один из дней недели посвящен Матери, во ее честь знатные жены пляшут перед громадою «спустя рукава», девы катаются по полю. Матери посвящены особые приговоры и день пятница после Юрия.
(1997—2004)
Весенний бег. Литературное описание
(Мэрион Бредли. «Туманы Авалона»)
…Мужчины племени, в частности, старик с шишковатыми, вздутыми мускулами кузнеца, раскрасили тело юноши с головы до ног синей вайдой, накрыли его плащом из невыдубленных сырых шкур, умастили кожу оленьим жиром. На голове его закрепили рога, по тихому слову старика юноша помотал головой, убеждаясь, что рога не свалятся на бегу. Моргейна, подняв взгляд, проследила гордый поворот головы, и все существо ее встрепенулось, словно пробуждаясь; икры ее свело судорогой, откликнулись и ожили самые сокровенные тайники тела.
«Это — Увенчанный Рогами, это — Бог и супруг Девы- Охотницы…» В волосы ее вплели гирлянды алых ягод и увенчали ее первыми весенними цветами. С шеи Матери племени благоговейно сняли бесценное ожерелье из золота и кости и надели его на девушку, она ощутила его тяжесть, точно бремя магии. Глаза ее слепило восходящее солнце. В руки ей что?то вложили — барабан из тугой, натянутой на обручи кожи. И, словно со стороны, девушка услышала, как собственная ее рука ударила по нему.
Они стояли на склоне холма с видом на долину, доверху заросшую густым лесом, — долину безлюдную и безмолвную, однако Моргейна чувствовала: лес полон жизни — меж деревьев беззвучно ходят тонконогие олени, в ветвях живут всевозможные зверьки, птицы вьют гнезда, носятся туда–сюда, везде бурно вскипает жизнь в преддверии первого весеннего полнолуния. На мгновение она обернулась через плечо. Над ними, вырезанная на меловом склоне, красовалась огромная чудовищная фигура, не то человек, не то зверь, — в глазах девушки по–прежнему все расплывалось, так что с точностью сказать было трудно: бегущий ли это олень или шагающий человек, чье мужское естество напряглось, пробудилось к жизни под воздействием весенних токов?
Стоящего рядом юношу она не видела, лишь чувствовала, как бьется в нем жизнь. Над холмом царила торжественная тишина. Время перестало существовать, вновь сделалось прозрачным, Моргейна свободно вошла в него, окунулась, шагнула вперед. Барабан снова оказался в руках у старухи, девушка понятия не имела, как именно. Глаза ее слепило солнце, она обняла ладонями голову Бога, благословляя его. Было что?то такое в его лице… ну, конечно же, еще до того, как воздвиглись здешние холмы, она знала это лицо, этого мужчину, ее супруга — знала еще до сотворения мира… Своих собственных ритуальных слов она не слышала, ощущала лишь пульсирующую в них мощь: «Ступай и победи… беги с оленями… стремительный и могучий, как сами токи весны… благословенны ноги, приведшие тебя сюда…» Смысла речи она не сознавала, чувствовала лишь ее силу… руки ее дарили благословение, и сила перетекала из ее тела, сквозь ее тело — точно сама сила солнца изливалась сквозь нее на стоящего перед нею мужчину. «Ныне власть зимы сломлена, жизнь молодой весны да пребудет с тобою и да приведет тебя к победе… жизнь Богини, жизнь мира, кровь нашей Матери Земли, пролитая ради ее детей…»
Она воздела руки, призывая благословение на лес, на землю, чувствуя, как потоки силы изливаются из ее ладоней, точно зримый свет. Тело юноши сияло в солнечных лучах под стать ее собственному; никто из стоящих вокруг не смел произнести ни слова, но вот, резко отведя руки назад, она почувствовала, как сила хлынула и на них, даруя свободу напевному речитативу. Слов она не слышала, но лишь пульсирующую в них мощь:
«Жизнь вскипает по весне, олени мчатся через лес, наша жизнь — в них.
Увенчанный Рогами их сокрушит, Увенчанный Рогами, благословленный Матерью, одержит победу…»
Моргейна дошла до высшего предела напряжения, точно туго натянутая тетива лука — стрела силы так и рвалась в полет. Девушка легонько коснулась Увенчанного Рогами, и сила выплеснулась на волю и словно захлестнула всех неодолимым потоком, и все быстрее ветра бросились вниз по холму, мчась во весь дух, точно подхваченные весенним ветром. Моргейна осталась на месте, чувствуя, как убывает в ней сила, она немо распростерлась на земле, чувствуя, как по телу ее разливается промозглый холод. Но что ей до этого: погруженная в транс, она пребывала во власти Зрения.
Она лежала, словно мертвая, но некая часть ее бежала и мчалась вместе с остальными, неслась вниз по склону холма, обгоняла мужчин Племени, преследующих Увенчанного Рогами. Им вдогонку летели лающие вопли, точно след взяла свора гончих, и некая часть ее поняла: то кричат женщины, подбадривая охотников.
Солнце поднялось выше — великое Колесо Жизни катилось по небу, безуспешно пытаясь догнать своего божественного супруга. Темного Сына… Жизнь земли, пульсирующие токи весны разливались и стучались в сердцах бегущих. А затем, как отлив следует за приливом, залитый солнцем склон остался позади, и над ними сомкнулась тьма леса и поглотила их, и те, что еще недавно бежали во всю мочь, теперь двинулись вперед стремительно и бесшумно, подражая осторожной поступи оленей; они и были оленями, и следовали за Увенчанным Рогами, облаченные в плащи, подчиняющие оленей чарам, и ожерелья, обозначающие. жизнь как бесконечную цепь, — жить, питаться, производить потомство, умирать, в свою очередь послужить едой и накормить собою детей Матери.
«… Сдержи своих детей, Матерь, твой Король–Олень обречен умереть, чтобы дать жизнь Темному Сыну…»