Сочиненные истории и истории для сочинения
Сочиненные истории и истории для сочинения
«Мы вступили в эру гипертекста», – уверяют нас. Один диск может заменить целую энциклопедию, собрание сочинений такого плодовитого автора, как святой Фома Аквинский, или даже целого ряда писателей. Но подлинное преимущество диска состоит не в возможности собрать огромный массив информации, а в том, что эту информацию не нужно перелопачивать целиком. Ее можно пронизывать насквозь, как вязальная спица пронизывает клубок шерсти. По одному слову, по одной зацепке можно оказаться в другой части этой библиотеки, которую отсюда даже не видно; можно, не пересекая параллели и меридианы, переноситься с места на место, устанавливать связи между отдаленными землями.
С другой стороны, находящаяся в интернете World Wide Web – Великая Матерь всех гипертекстов: один клик по выделенному слову может перенести вас от книги из библиотеки Туринского университета к рецепту мясного соуса чили, а от него – к собранию сочинений Марка Твена. Порою это подбивает на бессмысленные блуждания, но приводит также к бесчисленным открытиям. А еще в интернете существуют программы для сочинения коллективных историй. С их помощью можно принимать участие в создании повествований, ход которых может видоизменяться до бесконечности. Поэтому многие говорят о революции, которой подверглась сама идея литературы.
Читая с упоением «Войну и мир», вы спрашиваете себя: неужели Наташа действительно уступит домогательствам Анатоля или останется верной князю Андрею, действительно ли умрет этот замечательный человек (чего вы не хотите) и застрелит ли Пьер Наполеона. Можно насочинять разные варианты развития сюжета, но в конце концов Толстой говорит, что дело обстоит так-то и так-то, и вы с этим ничего не можете поделать. Но в гипертекстовой «Войне и мире» вы можете изменить судьбу персонажей на каждой развилке. Мало того, вы можете начать новую «Войну и мир» и позволить продолжить ее другим… Таким образом вы сможете избежать двух обстоятельств, которые многим кажутся репрессивными: находиться перед лицом уже сочиненного романа и страдать от социального расслоения на тех, кто пишет, и тех, кто читает. Творчески играть с гипертекстами, изменяя истории и участвуя в создании новых, – может оказаться захватывающим занятием, прекрасным учебным упражнением, новой формой письма, очень похожей на джазовый джемсейшн, где каждое исполнение отличается от другого и кто угодно может включиться в игру, импровизируя и предлагая свои вариации.
Но, подобно тому как джаз не отменяет другие музыкальные жанры, все еще подчиняющиеся партитуре, точно так же эта новейшая творческая активность не имеет никакого отношения к «уже написанным» сочинениям и не может их заменить.
Вспомним, как Гюго пишет в «Отверженных» про битву при Ватерлоо. В отличие от Стендаля, который описывает сражение глазами Фабрицио[154], находящегося в гуще событий и не понимающего, что происходит, Гюго описывает его с точки зрения Бога, смотрящего сверху. Ему известно, что, если бы Наполеон знал об овраге на плато Мон-Сен-Жан (о котором ему не сказал проводник), кирасиры Мило не были бы сброшены прямо к ногам английских солдат; если бы пастушок, служивший проводником у Бюлова, указал ему любую другую дорогу, прусская армия не поспела бы вовремя и не смогла бы решить ход сражения.
С помощью гипертекстовой структуры мы могли бы переписать ход битвы при Ватерлоо, сделав так, что французы маршала Груши прибудут раньше, чем немцы Блюхера, и существуют компьютерные игры, позволяющие делать это, причем с большим удовольствием. Но трагическое величие этих страниц Гюго состоит в том, что все идет вне зависимости от наших хотений – так, как идет. Красота «Войны и мира» – в том, что агония князя Андрея заканчивается его смертью, как бы это ни было печально. Грустное очарование, которое мы испытываем всякий раз, перечитывая великие трагедии, состоит в том, что их герои, которые могли бы избежать жестокого рока, по своей слабости или слепоте не понимают, что ждет их впереди, и низвергаются в пропасть, вырытую своими же руками. С другой стороны, продемонстрировав, какие еще у Наполеона были возможности при Ватерлоо, Гюго говорит: «Мог ли Наполеон выиграть это сражение? Мы отвечаем: нет. Почему? Был ли тому помехой Веллингтон? Блюхер? Нет. Помехой тому был Бог».
Вот о чем говорят нам все великие сочинения, разве что заменяя Бога на рок или неумолимые законы жизни. Именно в этом состоит функция «неизменяемых» рассказов: вопреки любому нашему желанию изменить судьбу они «на пальцах» показывают невозможность этого. Поэтому, какую бы историю они ни рассказывали, в них в то же время рассказывается и наша история – за это мы их читаем и любим. Нам нужны их суровые «репрессивные» уроки. Гипертекстовые нарративы могут дать уроки свободы и творчества. Это хорошо, но это не все. Рассказы, уже сочиненные, еще и учат нас умирать.
1995
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Суд истории
Суд истории Не только жертвы, смертны палачи. Могу сказать, наш опыт подытожа: Жизнь палачей не только калачи, И тумаки им достаются тоже. Проблему тщетно ставить тут ребром. Над прошлым суд занятие пустое. Не надо помнить палачей добром. И злом их тоже поминать не
Милицейские истории (нескучные истории)
Милицейские истории (нескучные истории) Обложка книги «Милицейские
Уроки истории
Уроки истории (к 25-летию вывода ограниченного контингента советских войск из Демократической Республики Афганистан)В последние десятилетия только ленивый не ругал СССР: Союз был тоталитарным государством, все, что делало советское руководство, было одной сплошной
Об истории
Об истории Вот вам такая же религия для тех, кто отрицает боженьку и позиционируется как научник.Сегодня копнём мы тему сотпудовую, базовую, основопологающую, и вытащим лопатой истины мегатонны дерьма и отборной ушной лапши с плесенью и паутиной веков. Подёргаем мы
Из истории
Из истории Timeo Danaos et dona ferentes. (Боюсь данайцев, даже дары приносящих.) Вергилий. Энеида История человечества является историей войн. От междоусобных войн Древнего Египта и до современных военных интервенций НАТО в Югославии, Ираке и Ливии, от зарождения Римской до заката
Две истории
Две истории Первая история произошла три года назад.У меня был чудесный друг, очень хороший, добрый парень, на тот момент ему было 16 лет. Помню день, когда познакомились: в августе, познакомила на тот момент моя девушка. Мальчик занимался плаванием, футболом. Жил с отцом
…тем хуже для истории?
…тем хуже для истории? Даже историкам из «мирового украинства» (интересно, а есть мировое американство? или ирландство? или португальство?) и карманным историкам нынешней киевской власти известно, что и помощь оказывалась; и экспорт сокращался; и что в первую очередь
Из истории
Из истории Фотография появилась в газете «El Pa?s» 5 марта. Слева, отвернувшись от меня и от всего испанского народа, сидит Эмилио Гарсиа Конде, el jefe del Estado Mayor del Aire. Конде — начальник штаба ВВС, но почему же по-испански это звучит так, будто он — повелитель самих небес? На
Космический смысл русской истории Космический смысл русской истории 30.05.2012
Космический смысл русской истории Космический смысл русской истории 30.05.2012 Выездные редакционные коллегии нашей газеты становятся доброй традицией. Первая из них состоялась еще в октябре 2010 года — тогда нас пригласили к себе насельницы Свято-Боголюбского монастыря
Сталин и ветер истории Сталин и ветер истории Исторический очерк Андрей Фурсов 06.02.2013
Пасхальный свет русской истории Пасхальный свет русской истории Александр Проханов 18.04.2012
Пасхальный свет русской истории Пасхальный свет русской истории Александр Проханов 18.04.2012 Хотел бы поделиться размышлениями о нашей русской истории, о таинственной синусоиде, которая в ней пульсирует. Я хотел бы поговорить об империи, которую понимаю как
В истории и вне истории
В истории и вне истории Фото: Н.П. Дмитриевский, 1934 г. Всякий, имеющий писательский опыт, знает, как трудно схватить жизнь в её объёме (явном и тайном) и уложить на плоскость листа. Впрочем, такова задача писателя, так сказать, классического типа. А мы живём в эпоху
Про «быдло», «элиту» и традиционализм (из истории истории)
Про «быдло», «элиту» и традиционализм (из истории истории) Тема естественного (или сверхъестественного) деления людей на устойчивые группы, отличающиеся по духовным запросам и другим видам специализации стара как мир. Тут можно вспомнить и Платона с его идеальным