VII. Конец

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII. Конец

Это не закончится, пока поет это тучная леди.

Опа! Она поет.

{13} Конец

Дэрил! Сколько лет, сколько зим! Что вы здесь делаете?

Что здесь делаю я? Я здесь работаю. Это мое похоронное бюро.

Да ну! А мы и не знали, что вы занимаетесь этим делом.

Вы никогда не спрашивали. А вот вы, парни, почему здесь?

Прощаемся с нашим дорогим старым приятелем Фредди Мориарти.

О, да, старина Фредди… Как раз для его похорон я подготовил свою фишку.

Фишку?

Да, это моя новая идея. Потусовавшись с вами, я стал задумываться. Здесь я всю жизнь имею дело с покойниками и никогда, поверите ли, не думал о смерти.

Но что за фишка?

Присядьте, пожалуйста. Сейчас мой выход на сцену. А вы можете оценить меня.

Добрый день, леди и джентльмены. Вы, вероятно, заметили, что ниже в холле идет другая служба. Там прощаются с человеком, который придумал Хоки-Поки[79]. На самом деле он нам задал ту еще задачку. Вот укладываем мы его в гроб, левая нога вперед, левая нога назад. Ну просто беда!

Многие из вас спрашивали меня, что за мебель стоит в этой комнате. Это мебель Людовика XIV. Точнее, если я не заплачу Людовику до 13-го числа.

На прошлой неделе мы хоронили утонувшего мужчину. Он взял напрокат лодку, и с причала ему несколько раз кричали: «Лодка номер 99, ваше время истекло. Лодка номер 99, ваше время истекло. Пожалуйста, вернитесь к пристани». Звали его, звали, а ответа нет. А потом вспомнили, что у них всего 75 лодок, и лодки с номером 99 не существует. Тогда поняли, что беда с лодкой 66.

Мое заведение находится как раз напротив, и мы забрали тело этого мастера кроссвордов. Семья изъявила желание похоронить его в могиле глубиной шесть футов и шириной – три[80].

Но если быть серьезным, скажу вам, что в последнее время перечитал кучу философов, пишущих о смысле жизни, о смерти и потустороннем мире. У них у всех на этот счет разные теории, и, сказать по правде, им не слишком интересно, что обычные люди вроде вас, меня или старины Фредди об этом думают.

Однако есть один парень, который выделяется из этой компании, – это американский философ Уильям Джеймс, и жил он 100 лет назад. Он сказал пару вещей – не в бровь, а в глаз. Сказал, что философы не слишком отличаются от нас с вами, если речь идет о том, как они приходят к своим представлениям о смысле всего этого. Сказал, что все мы постигаем ответы на важные вопросы интуитивно. Он назвал это нашим «немым чувством подлинного и глубинного смысла жизни» – и эпитетом «немое» он никак не желал принизить это чувство. Профессиональные философы или простые парни вроде Фредди и меня, все мы обычно нутром чувствуем, что почем. Джеймс говорил, что у каждого из нас свой способ «воспринимать общие стимулирующие и подавляющие влияния космоса».

Некоторые современные философы (не называю их имен, так как не могу выговорить) пытаются скрыть тот факт, что свои ответы на Великие Вопросы они чувствуют, подобно нам, простым людям. Они прибегают к любым фантазиям, придумывают объективные причины, по которым сделали свои выводы, но путь, которым эти философы на самом деле приходят к своим идеям, – в первую очередь интуитивный, как и у нас, простых людей. Однако, поскольку они хотели впечатлить своей философией, вытекающей из того, что чуют нутром, они сконструировали ее из головы. И тут эти умники, по-моему, хитрят: они повсюду выискивают свидетельства, подкрепляющие то, что подсказала им печенка, игнорируя все, что не соответствует их ощущению. Нечестная игра, я бы сказал.

Старина Джеймс высказывал еще одну мысль, которая в чем-то мне близка. Он утверждал: когда что-то неочевидно – ну, знаете, как главная идея в мигающей неоновой рекламе, – мы имеем право выбирать ту философию, которая нам больше нравится. Джеймс говорит о смысле всего этого: жизни, смерти, абсолютно всего. И если рай в облаках кажется вам способом, которым универсум поддерживает вас, то в чем проблема? Кто я такой, чтобы заявлять, что вы ошибаетесь? Я искренне надеюсь, что вы попадете туда, и предвкушаю, как сам заскочу туда когда-нибудь и повидаюсь с вами. Возможно, нам удастся расслабиться, попить пивка и поболтать, как я делаю иногда со своими новыми друзьями, сидящими там, на заднем ряду. Да, те два старикана.

Да, и напоследок. Был еще один американец, живший некоторое время назад, звали его Торнтон Уайлдер. Был он драматургом, и в третьем акте его пьесы «Наш городок» юная героиня Эмили умирает во время родов, и ей дается шанс заново прожить один день из ее жизни. Она выбирает свой день рождения, когда ей исполнилось двенадцать. Поначалу, переживая тот день, она переполнена счастьем, но вскоре понимает, как быстро проходит жизнь и как многое она считала само собой разумеющимся. «У нас даже не хватает времени посмотреть друг на друга!» – кричит она. В конце своего визита в ушедший день она поворачивается к ведущему и спрашивает: «Кто-нибудь осознавал жизнь, пока жил? Каждую минуту?» И тот отвечает: «Нет. Только святые и поэты, наверное. Им это отчасти удается».

Всем спасибо, что пришли. Знаю, вы пришли проститься с Фредди, а не встретиться со мной, но Фредди уже ничего не нужно. Спасибо за внимание. Да, еще одна байка – последняя, обещаю.

Подходят Хайдеггер и гиппопотам к Жемчужным вратам, а апостол Петр говорит им:

– Послушайте, сегодня мы можем впустить только одного. Поэтому из вас двоих войдет тот, кто лучше ответит на вопрос, каков смысл жизни.

Начал Хайдеггер:

– Бытие, осмысливать собственно его – для этого требуется отвести взгляд от бытия, насколько оно, как во всей метафизике, проясняется и истолковывается только из сущего и ради него как его основание.

Но прежде чем гиппопотам сумел прохрюкать хоть словечко, апостол Петр обратился к нему со словами:

– Сегодня повезло тебе, Хиппи![81]

Всем спокойной ночи! Доброго пути![82] И тебе, Фредди.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.