КНИГИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КНИГИ

Несколько месяцев спустя…

Ю.Л. Давид Романыч, я попытался сделать все то, что вы мне посоветовали. И на курс «Введение в иудаизм» в МЕОЦе записался, и на пару служб в синагогу сходил… Но все идет как-то не слишком удачно.

Д.Д. А что такое?

Ю.Л. Это не то, чего я ожидал, и не совсем то, о чем вы говорили.

Д.Д. Не совсем то?..

Ю.Л. Ну да. У меня такое чувство, что все ходят вокруг да около, не затрагивая самой сути. Мне показалось, в прошлый раз мы настроились на одну волну, говорили об одной общей цели. Правда, насчет синагоги вы меня предупредили, поэтому многого от нее я не ожидал. Но вот и «Введение в иудаизм» рассказывает о разных праздниках, о еврейской истории, о еврейских книгах— Торе, Мишне, Талмуде, мидрашах…

Д.Д. Так что же в этом плохого?

Ю.Л. Да ничего плохого. Просто мне кажется, что все это не столь существенно… Хочется сказать себе: ну признайся, наконец, ведь все это не о том… Я не против изучения фактов, имен и названий, в любом случае я это делаю. Но мне кажется, по сути, это не имеет отношения к тому, о чем мы говорили.

Д.Д. Юра, но ведь ты только начинаешь. Ты что-нибудь довел до конца? Я же говорил тебе: иудаизм — это целый мир и ты только начинаешь в него вглядываться. Я помню, о чем мы с тобой беседовали, но это всего лишь начало. Ты должен основательно изучить каждый аспект иудаизма — повторяю, каждый. Я объяснял тебе: с учетом ситуации в России нужно использовать любую помощь, откуда бы она ни шла — от синагоги, от книг, от чего угодно. Ты учился быть русским больше двадцати лет и только сейчас начинаешь учиться быть евреем. Это не так легко.

Ю.Л. Да, но я не вижу особого смысла в этих занятиях. Еще можно понять, какова польза от изучения иврита: чтобы запомнить наизусть молитвы, — но все остальное — кто кого комментировал, когда что было написано — я не понимаю, это-то зачем?

Д.Д. Просто ты ничего еще не знаешь. И любому человеку в этом неприятно признаваться, особенно человеку в твоем положении. Ты хочешь сосредоточиться на том, что считаешь важным, а остальное все отбросить. Так не получится. Или вернее, получится по-русски, когда иудаизм превратится у тебя во что-то вроде хобби, как у многих наших сограждан, — выучить пару песен, походить на курс еврейской мистики… Повторяю, иудаизм — не хобби, а жизненный путь. И путь этот состоит из деталей: все рождается из благословенных деталей. Так что нужно начать сначала, а затем учиться, учиться и учиться — впитывать все, что можно. Не важно, в каком порядке учить, — ты в любом случае снова и снова будешь возвращаться к одним и тем же вещам, только в новом контексте, пока действительно не узнаешь их. Понятно?

Ю.Л. Да, но не могу сказать, что все это меня вдохновляет… Вы хотите сказать, что через 20 лет я наконец обрету те знания, которые мог бы иметь уже сейчас?

Д.Д. Я этого не говорил. Насколько быстро ты будешь учиться, зависит только от тебя. Но не надо себя жалеть. Если ты будешь работать напряженно, то через полгода-год основательно продвинешься. Главное, чтобы ты не поддавался лени, не боялся трудиться много и напряженно. Потому что быть евреем — это не хобби, припасенное на выходные дни или на часок-другой вечернего отдыха. Понимаешь?

Ю.Л. Да, понимаю.

Д.Д. Юра, мы можем остановиться прямо сейчас.

Ю.Л. Нет.

Д.Д. Хорошо. Тогда давай посмотрим, чему ты уже научился. Тебе рассказывали о книгах?

Ю.Л. Да, с книгами как таковыми нет проблем. Но не совсем понятно, какая связь между ними — Торой, Мишной и так далее. Ведь они находятся в определенной иерархии?

Д.Д. В каком-то смысле да. Все довольно просто. У нас прежде всего есть Тора — пять первых книг Библии, которые по-русски называются Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. На иврите их называют по первому слову или ключевому слову первого предложения в книге: Брейшит, Шмот, Ваикра, Бемидбар, Дварим (в ашкеназской традиции они звучат как Брейшис, Шмойс, Ваикро, Бемидбар, Дворим). Иногда эти книги называют Пятикнижием Моше — потому что они восходят к Моше и последние четыре книги повествуют о его жизни. (Первая, Брейшис, рассказывает о древнейшей истории нашего народа, когда еще не родился праотец Авраам, потом об Аврааме, его сыне Исааке и внуке Яакове, о двенадцати сыновьях Яакова, которые основали двенадцать колен Израиля.) К этим пяти книгам добавляются остальные книги Библии. Часть из них (Иеошуа, Шойфтим, Шмуэл и Млохим) — исторические. В них рассказывается о событиях после смерти Моше — заселении земли Израиля, возвышении Давида и основании царской династии, о царстве, которое он воздвиг, о том, как со временем оно раскололось на два царства, и так далее — вплоть до VI века до новой эры, когда вавилоняне захватили Иерусалим, разрушили Храм и отправили евреев в изгнание в Вавилон. Дальнейшая история описана в Книгах Эзры и Нехемии: через семьдесят лет после поражения вавилонян евреи вернулись на свою землю и отстроили Храм. Есть также книги пророков — среди них Ишаяу, Ирмияу, Ошеа, Амос. Наконец, есть Книги псалмов Давида, притч Шломо, Книга Иова и еще несколько. Все эти книги с величайшей заботой сохранились с древнейших времен; их почитали за священные.

Ю.Л. Но что такого особенного в эпохе Моше? Я имею в виду, почему именно пять книг, составляющих Тору, — главные, а все остальные служат дополнением к ним?

Д.Д. Хотя мы относим слово «Тора» к первым пяти книгам Библии, древние мудрецы иногда называли Торой всю Библию. Да и сегодня традиционное еврейское учение называют Торой, то есть «священным учением». В любом случае не изложенная в пяти книгах история делает эти книги самыми важными, а мицвойс, Б-жественные заповеди, которые составляют основу нашего еврейского образа жизни: как поклоняться Б-гу, как соблюдать Шабат и праздники, как вести себя в повседневной жизни. Рассказывая о жизни людей эпохи Моше, библейский текст включает и различные установления, которые Б-г дал тогда народу Израиля, в том числе главное — великое Откровение на горе Синай. Эти заповеди — основа иудаизма. Они дают нам план действий, позволяющий как можно точнее соблюдать волю Б-жью. В этом смысле мицвойс — сердце Торы; поэтому Тора больше, чем какая-либо другая часть Библии, составляет средоточие еврейской жизни. Согласно традиции, в Торе содержится 613 заповедей, которые положены в основу нашей Алахи.

Ю.Л. А в других книгах Библии, помимо Торы, есть заповеди?

Д.Д. Нет. Говоря точнее, остальные книги имеют иной статус в отношении заповедей. Все книги, которые я упомянул, были записаны и почитались как священные, поэтому мы их изучаем и следуем их наставлениям. Но по отношению к 613 мицвойс эти книги важны преимущественно тем, что раскрывают нам содержание Торы. И в этом смысле их значение невозможно переоценить — наши мудрецы недаром говорили, что весь народ Израиля, включая неродившиеся поколения, духовно присутствовал на горе Синай, когда была дана Тора. И какие бы слова ни произносили поздние пророки, они произносили их потому, что тоже присутствовали на Синае. Они подчеркивали: есть только одно Б-жественное учение, Тора, которое отражается в остальных книгах Библии, в словах позднейших мудрецов и раввинов. Что касается самих мицвойс, то все они содержатся в Торе.

Ю.Л. Тогда остальная часть Библии подчинена первым пяти книгам? Или это не так?

Д.Д. С точки зрения мицвойс — да. Но можно сказать проще: Тора появилась раньше. Она была дана нам через Моше на горе Синай и с тех пор стала нашим священным путеводителем. Но на этом не закончились ни история, ни наставления — я уже говорил, потом были пророки и наставники, которые продолжали учить и объяснять, и их слова мы тоже свято храним.

Ю.Л. А кстати, разве «Библия» — это не христианское слово? И что насчет «Ветхого Завета»?

Д.Д. Это непростой терминологический вопрос. Понятно, что русское слово «Библия» вошло в язык посредством христианства. Но само слово восходит к греческому ta biblia, «книги». Очевидно, грекоговорящие евреи, а потом и христиане называли Библию просто «книгами», или «священными книгами». Поэтому слово «Библия» абсолютно приемлемо для употребления евреями. Что же касается «Ветхого Завета», то это, несомненно, христианский термин, и его следует избегать. Наши священные тексты христиане стали называть «Ветхим (то есть „старым“) Заветом» в рамках концепции «Нового Завета».

Ю.Л. А как будет «Библия» по-еврейски?

Д.Д. Специального термина не существует. В наших классических текстах обычно употребляется слово «а-катув» («то, что написано»), «Писание», а также «микра» («то, что читается»). Часто используется выражение «китвей а-койдеш», «священные Писания». А слово «Тора», хотя под ним, как правило, понимают пять первых книг Библии, иногда употребляется в более узком смысле. В раввинистических текстах есть и другие названия Библии. Сегодня в Израиле Библию обычно называют «Микра» или «Танах». Танах — это акроним слов «Тора», «Невиим» и «Ктувим» — трех основных частей, на которые делится текст Библии: Тора, Пророки и Писания.

Ю.Л. А Мишна и другие книги — как они связаны с Библией?

Д.Д. Сама по себе Тора с самого начала не могла служить полным руководством по соблюдению мицвойс. Ты увидишь: это касается и соблюдения Шабата, и самых разных вещей, составляющих нашу повседневную жизнь. Тора — это каркас, основа, но необходимо еще знать, как в точности исполнять то или иное предписание или что нам не следует делать. Кроме того, в нашей жизни есть такие аспекты, которых Тора практически не касается: например, брак и развод, законы аренды, деловые отношения. Эти и десятки других тем в Торе только обозначены — требовалось их раскрытие, детализация. На протяжении многих веков, со времен Моше, такая детализация носила устный характер и со временем получила название «Тора ше-беал пе», «устная Тора», в противоположность «писаной Торе», Тора ше-бихтав.

Ю.Л. А почему она не была записана? И вообще, почему она сразу не стала частью Письменной Торы?

Д.Д. На этот вопрос существуют разные ответы. Возможно, Тора, если бы она включала все детали, оказалась бы слишком громоздкой. Есть и другое объяснение: поскольку Устная Тора осталась незаписанной, стало возможным ее расширение за счет более поздних событий, неизвестных во времена Моше, — например, праздника Пурим. Не исключено также, что устная передача части Торы гарантировала особый характер ее изучения, для которого записанного документа могло быть недостаточно: ведь Устная Тора требует наличия двух человек, учителя и студента, и устанавливает определенные взаимоотношения между ними. Согласно другому нашему преданию, Устная Тора служит гарантией того, что только Израиль обладает всей Торой — ведь незаписанные тексты не могут переводиться и распространяться среди других народов (что, по сути дела, произошло с Библией). Как бы то ни было, в результате появилась еще одна часть наших священных Писаний — то, что записано в Мишне, Талмуде и других книгах, о которых ты упоминал.

Ю.Л. То есть в конце концов Устная Тора все равно была записана.

Д.Д. Да, верно. Начиная с конца второго века новой эры Израиль оказался в таких условиях, что учения эти надо было оформить, придать им официально закрепленный вид. Так была составлена Мишна. Она вряд ли походила на современное книжное издание, но все равно имела четко зафиксированную форму. Со временем стали делать ее письменные копии, хотя и в дальнейшем она передавалась в основном в устной форме, от учителя к ученику.

Ю.Л. Здесь я не совсем понимаю. Сначала нам нужна Библия, затем нам нужна Мишна, а там еще, видимо, и Талмуд. С одной стороны, эти книги не являются частью Библии; с другой — считается, что они подобны Библии или даже все-таки являются ее частью — по крайней мере, так они авторитетны и играют такую важную роль.

Д.Д. Полагаю, твоя проблема — следствие особенностей твоей биографии. Ведь у христиан не было своей Устной Торы, только Библия — и это считается естественным в христианской стране, в которой ты вырос. Но ведь подобное вовсе не обязательно. У нас два корпуса книг — один первоначально устный, другой письменный, которые дополняют друг друга и представляют собой собрание основных текстов иудаизма. Если такие слова, как «мишна» и «мидраш», тебе еще незнакомы, думаю, скоро все изменится.

Ю.Л. А кто написал эти другие книги?

Д.Д. Я уже говорил: считается, что передавать Устную Тору начал сам Моше. Но своей окончательной формой она обязана группе законоучителей, которые жили в первых веках новой эры. Тогда наступил решающий период для иудаизма — появление разнообразных сект заставило законоучителей занять твердую позицию и выработать четкие определения. Их деятельность сыграла очень важную роль. Они были первыми, кто стал носить титул рабби, что означает «мой учитель», «мой наставник». Сегодня мы называем их «хазал» — акроним фразы «хахамену зихронам ливраха», то есть «благословенной памяти наши мудрецы». Но для краткости мы называем их также мудрецами или рабби. Можешь запомнить несколько имен, если они тебе еще не знакомы: Гилел и Шамай, Йоханан бен Закай, раббан Гамлиэл, рабби Акива…

Ю.Л. Значит, можно сказать, что иудаизм — религия мудрецов? Точно так же, как религия Моше?

Д.Д. Иудаизм — религия еврейского народа. В некотором смысле она появилась еще до Синая, в среде наших древних предков, и с тех пор передавалась от поколения к поколению. Но мудрецы (то есть хазал) уточнили многие положения и сформулировали их для будущих поколений.

Ю.Л. Так что же эти книги — я имею в виду, не библейские…

Д.Д. Мы уже упомянули Мишну, которая передавалась из поколения в поколение и окончательную свою форму обрела около 200 года новой эры. Она не очень велика и сегодня вполне может быть напечатана в одном томе средних размеров. Мишна состоит из шести разделов, в соответствии с шестью основными сферами человеческой деятельности: например, первый раздел называется «Посевы» и разбирает различные аграрные законы; второй, «Святые дни», рассказывает о Шабате, праздниках и так далее. Каждый раздел состоит из нескольких глав, посвященных тем или иным темам и связанным с ними установлениям. Нередко эти темы привязаны к отдельным мицвойс: я говорил, что Устная Тора разъясняет многие практические детали надлежащего их исполнения, то есть основы нашей Алахи, — в них редки отсылки непосредственно к стихам Торы. В некоторых случаях просто не на что особенно ссылаться: как сказано в Талмуде, если некоторые части Алахи глубоко укоренены в письменном тексте Торы, то другие подобны «горам, подвешенным на волосе» — то есть к самым незначительным, проходным замечаниям Письменной Торы существуют невероятно подробные разъяснения Торы Устной, — а третьи вообще «витают в воздухе». Поэтому Мишна не может последовательно и систематически отсылать нас к тексту Торы. Впрочем, есть и другие, более практические соображения.

Ю.Л. Какие же?

Д.Д. Они связаны с тем, как изучается Мишна. Из самого названия (а слово «мишна» является производным от еврейского корня, означающего «говорить дважды», «повторять») следует, что Мишну нужно было учить наизусть. В древности талантливый ученый мог запросто выпалить весь текст от начала до конца. Такой метод изучения требовал, чтобы Мишна была сравнительно краткой, чтобы структура ее подчинялась тематическому принципу, без ссылок на Тору. Конечно, это был не единственный способ учения. Люди изучали Тору, стих за стихом, и при такой форме изучения появлялись постиховые толкования, включая материал, который содержится в Мишне. Этот способ изучения назывался уже не «мишна», а «мидраш», «толкование» — поскольку материал располагался в соответствии с толкованиями отдельных стихов. Если один способ изучения породил книгу, получившую название Мишны, то другой — целую серию книг, названных мидрашами. Существуют мидраши, то есть постиховые толкования, не только ко всем книгам Торы, но и почти ко всем библейским книгам. На одну библейскую книгу часто существует несколько мидрашей, да и сами мидраши организованы по иному принципу. Может быть, отчасти из-за объема и количества этих книг, несмотря на их огромную популярность, они так никогда и не получили столь же высокого статуса, как Мишна.

Ю.Л. А Талмуд?

Д.Д. Итак, Мишну учили наизусть, учитель передавал ее ученику. Этот процесс предполагал не только механическое запоминание слов, но и понимание их смысла, их практическое воплощение: ведь лаконизм языковых средств порой делал текст непонятным. Со временем, особенно у «продвинутых» студентов, появилась традиция не только разбирать значение заучиваемых слов из Мишны, но и обсуждать попутно возникающие теоретические вопросы, изучать (как если бы дело происходило на сегодняшнем семинаре по вопросам юриспруденции) все аспекты проблемы и даже проходиться по тщательно подготовленному списку вопросов. Подобные дискуссии, организованные вокруг небольшого параграфа из Мишны, в конечном счете были записаны и получили название «Талмуд». На самом деле существуют два Талмуда, появившиеся в двух великих центрах еврейской учености эпохи поздней античности — в Израиле и Вавилоне.

Ю.Л. И какой из них настоящий?

Д.Д. Изучают оба Талмуда, но с исторической точки зрения Вавилонский Талмуд имел гораздо больше влияния. В итоге центр в Вавилоне стал доминировать: все наши нынешние традиции, ученость (кстати, и молитвы) пришли именно оттуда. По сути, Вавилонский Талмуд можно назвать величайшим корпусом еврейской учености, помимо Библии. В нем есть все — он воспроизводит Мишну, последовательно истолковывает ее и тем самым создает основу для нашей Алахи; при этом Талмуд бесконечно обращается к Торе (чего нет в Мишне) и часто — к стихам других книг Библии. В результате практически вся Библия оказывается истолкованной. Кроме того, в Талмуде встречаются эпизоды из жизни мудрецов, юмористические зарисовки и много чего еще. Сегодня Вавилонский Талмуд издается в двадцати больших томах. Правда, большая часть текста не сам Талмуд, а позднейшие комментарии на него. Так что, сам понимаешь, можно потратить всю жизнь на его внимательное изучение.

Ю.Л. Вот уж великая радость…

Д.Д. Успокойся: еврейская библиотека поражает почти каждого, видящего ее в первый раз. Есть даже специальное выражение на иврите — «ям шел талмуд», «море учености»: тебя охватывает чувство беспомощности, когда впервые сталкиваешься с таким огромным собранием книг. Я ведь еще далеко не все перечислил. Но тебе приятно будет узнать о том, что, хотя такое море существует, вовсе не обязательно пытаться переплыть его сразу или даже исследовать его объем.

Ю.Л. Что вы имеете в виду?

Д.Д. Я имею в виду, прежде всего, следующее: жить как еврей, следовать Алахе и в полной мере быть внутри иудаизма научиться совсем несложно. Наверное, необязательно даже напрямую обращаться к тем или иным книгам. Ты узнаешь все необходимое от окружающих людей, приходя в синагогу или к кому-то в гости — например, к евреям, которых знаешь по университету. Можно также воспользоваться разными руководствами по практическому соблюдению Алахи — их много напечатали на русском. Но «море» книг, о котором я говорил, особенно изучение Талмуда или Библии с традиционными комментариями, имеет в иудаизме самостоятельное значение. Погружение в наши священные тексты, стремление их понять необходимы сами по себе, эта деятельность является мицвой, центральной частью еврейского пути. Иногда, конечно, изучаемый материал имеет практические следствия для нашей жизни, но ведь очень часто мы изучаем, например, обряды, некогда имевшие место в Иерусалимском храме, законы, касающиеся жертвоприношений и ритуального очищения, и тому подобное. Отсюда становится понятной та роль, которая придается процессу учения в иудаизме. Для нас такое учение самоценно; оно необязательно имеет практическое применение и, уж конечно, не выражается в количественных показателях.

Пойми меня правильно: наша цель — много учиться, пропитаться Торой. То есть сущность учебы в иудаизме — погружение в священные тексты, ежедневно, на несколько минут или несколько часов. Если бы ставилась иная задача, то и мицвойс формулировались бы по-другому: для их исполнения человеку, например, необходимо было бы изучить такие-то книги или ежедневно посвятить учебе столько-то времени. Но нет, учеба — это одна из тех немногих мицвойс, которые, по словам наших мудрецов, «эйн лаэм шиур»: они беспредельны, в них не оговаривается объем того, что ты должен сделать. Это означает, что если даже ты всю оставшуюся жизнь посвятишь исключительно изучению Талмуда и успеешь до смерти изучить его целиком (что удавалось очень немногим), то тебе все равно придется изучать какой-нибудь другой текст, комментарий или возвращаться к началу Талмуда — и все повторять. Важно обратиться к текстам, посвятить им как можно больше времени.

Ю.Л. Но почему делается такой упор на учение?

Д.Д. Опять же на этот вопрос отвечают по-разному. Очевидно, между учением и передачей Алахи существует тесная связь. Сила нашего пути — в «благословенных деталях». А они требуют постоянного внимания: наши самые незначительные поступки перед Б-гом должны быть точно выверенными и осознанными. Поэтому человек учится, чтобы как можно лучше следовать в своей жизни Торе, надлежащим образом исполнять мицвойс. Изучение текстов неизбежно заставляет серьезнее относиться к мицвойс и следовать примеру мудрецов — ведь они так пунктуально и ревностно исполняли мицвойс во всем их объеме.

Во-вторых, учение — это мицва, которая, так сказать, всегда под рукой. Поскольку ей не отводится фиксированное время, то мы всегда можем исполнить ее в свободную минуту — или посвятить ей всю жизнь. И, как ты еще увидишь, она приносит много радости — это не только обращение души к Торе, но и интеллектуальное удовлетворение от постижения вещей, когда следишь за логической цепочкой и угадываешь очередной вопрос. А ведь есть еще и удовольствие общения и сотрудничества— ведь учение приносит наибольшие плоды, когда учишься вместе с другом или в группе.

Впрочем, существует и другая причина, почему иудаизм такое важное значение придает учению. Ты знаешь, что мир, в котором человек живет, небезразличен к тому, как человек мыслит и как этот мир понимает. Язык, на котором человек говорит, разговоры, которые ведет с друзьями и соседями на работе, в магазине и дома, мелкие повседневные заботы — в конечном счете все это значит гораздо больше, чем просто заполнить время. Таким образом формируется наш мир, наше понимание реальности — никак не меньше. Нам постоянно что-то разъясняют, перед нами расставляют приоритеты, нам адресуют новые идеи, в наше сознание закладывают новые понятия. Каждый миг в нас формируется и закрепляется общий взгляд на мир. И все это мы принимаем — хотим мы того или нет. И может быть, начинаем чувствовать, какая огромная пропасть между современным мировоззрением и иными взглядами на мир — теми, которые самым детальным образом представлены в иудаизме. Для нас изучение текстов — это вхождение в иной мир, мир Торы. Войти в этот мир — значит по-иному осознать, понять наш собственный мир. Я бы сказал, что учение — это «подрывная» деятельность, в хорошем смысле слова. Оно помогает нам ослабить мертвую хватку повседневного бытия и взглянуть на мир под другим углом.

Ю.Л. Понятно. Но с какой стати надо было настаивать на учении в давние времена? Я имею в виду, до того, как возникла такая пропасть?

Д.Д. Я не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о «давних временах». Ведь этот аспект учения был хорошо известен нашим древним мудрецам. Рабби Акива, который жил во втором веке, сравнил мир Торы с морем, а нас — с рыбами в этом море, которых Рим хотел выбросить на «сухой берег». Другими словами, погружение в изучение Торы даже тогда понималось как создание атмосферы, отличной от повседневной реальности оккупированной римлянами Иудеи. Думаю, так же дело обстоит и сегодня. Конечно, в наши дни все мы отчасти на «сухом берегу»: в этом смысле мы похожи скорее на амфибий, чем на рыб; так, наверное, было и раньше. Наши мудрецы употребляли даже особое выражение для обозначения правильного пути — «Тора им дерех эрец», «Тора и мирские заботы»: ведь надо и на жизнь зарабатывать. Именно поэтому наша Алаха есть то, что она есть: нам нужно жить в мире, заниматься повседневными делами, но раз в неделю, в Шабат, откладывать все занятия. И даже в рабочие дни, трижды в день, мы отрываемся от дел, чтобы произнести обязательные слова молитвы, и останавливаемся, чтобы прочитать утром и вечером Шма. То же самое и с учением: мы не только выходим из одного мира, но и активно входим в другой. Наконец, Тора подобна воде еще в одном смысле.

Ю.Л. Что вы имеете в виду?

Д.Д. Тора — это не только атмосфера, не только естественная среда обитания, какой ее видел рабби Акива. Она не только поддерживает нашу жизнь, но и, как вода для живых существ, легко доступна всем. Во всех этих смыслах, учили наши мудрецы, Тора подобна воде. Мало того, Тора, как и вода, очищает. Таким образом, мы идем своим путем в этом мире и делаем все, что необходимо для нашего существования, но когда приходим, то делаем поворот и входим в мир Торы. Не важно, что тебе выпало изучать — Мишну, Талмуд или Библию с комментариями. Тот, иной мир, еврейские слова, темы Алахи и толкований, особые приемы, с помощью которых мудрецы стремились осмыслить библейский текст, — все это делает обращение к книге похожим не столько на учение в привычном смысле слова, сколько на присоединение — на час-другой — к знакомой компании, когда видишь хорошо знакомые лица в несколько иной обстановке или в процессе освоения новой территории. И такое учение, какое бы удовольствие ты от него ни получил, уже не развлечение. Это в самом деле путь к иному пониманию мира — мира, в котором имеют значение иные вещи. И, даже возвращаясь в наш банальный мир, мы приносим с собой что-то из мира иного, и тогда жизнь человека меняется. Значит, и об этом говорит сравнение с водой: погружение в Тору сходно с погружением в очищающий ручей или поток, из которого выходишь свежим и чистым.