НЕРУШИМЫЙ ПЛЕТЕНЬ

НЕРУШИМЫЙ ПЛЕТЕНЬ

Итак, вот вам политическая новость: в самопровозглашенной Приднестровской республике провели референдум, в ходе которого подавляющее большинство граждан, девяносто с чем-то процентов, высказалось за независимость с последующим присоединением к России.

Результат референдума — воля народа. Имеет право народ сам решать свою судьбу? Я иного варианта не вижу, воля народа священна.

Ну, а как теперь быть России? В какую сторону не шагнешь — все плохо. Признать референдум? Но ведь у самих полно автономий, вдруг завтра какая-нибудь из них тоже захочет присоединиться к Ирану или Индонезии. Не признать — тогда, извините, какие же мы демократы?

Ко всему прочему, это ведь только начало. На очереди подобные же референдумы в Абхазии и Южной Осетии. И, не исключено, в Косово. Исход всех трех можно предсказать заранее — везде народ выскажется за независимость. Как реагировать нашей великой державе, постоянному члену Совета безопасности ООН? Никак не реагировать? Увы, не получится — вынудят. Мало того, что ситуация опасна и двусмысленна — у нее еще и куча осложнений. В Абхазии и Южной Осетии три четверти жителей ходят с российскими паспортами, в Приднестровье их тоже хватает. Должна Россия защищать россиян? Не должна — обязана! Кому нужна страна, плюющая на своих граждан? А Сербия наш союзник, хотя уж очень относительный, и признавать отрыв от нее священного Косова поля по меньшей мере не комфортно.

В общем, момент такой, когда благодаришь Господа, что ты не президент, и не тебе приходится выбирать из двух, трех или десяти зол: поди, угадай, какое из них меньшее!

Лет, наверное, двадцать назад я написал статью о глобальной морали, где доказывал, что мировой порядок, установленный великими державами после победы над Германией и Японией безнадежно устарел, что даже принцип невмешательства в чужие дела таит в себе изрядную долю подлости: Сталину, Мао, Пол Поту, Саддаму Хусейну и всей их братии предоставлялась возможность безнаказанно унижать и даже уничтожать собственный народ. Хотя президентов и премьеров тоже можно понять — если разрешить пересмотр границ, что останется от послевоенной, пусть убогой, пусть несправедливой, но, все-таки, стабильности?

Но я, повторяю, не президент, не Путин, не Воронин, не Саакашвили. И меня умеренно волнует судьба правительств. Меня волнует иное.

После кровавой войны в Абхазии, у нас дома почти год жила учительница из деревни близ Сухуми, девушка по имени Мимоза. Отец ее был грузин, мать абхазка. И воины обеих сторон конфликта, войдя в селение после победного боя, считали себя вправе обхамить и ограбить мирную семью, которая с какого-то бока непременно оказывалась вражеской. И теперь, когда из-за Кавказского хребта доносятся воинственные вопли, во мне закипает злость, потому что любая «патриотическая» истерика направлена против Мимозы. А ее спокойствие, ее право рожать своих детей и учить чужих для меня куда важней самых пафосных чиновничьих деклараций.

В последнее время в среде политических аутсайдеров стало модно говорить, что величие державы важнее прав человека. Я бы предпочел, чтобы эти корыстные «державники» жертвовали своими, а не чужими правами. А люди пусть живут так, как хотят. Хочется молдаванам влиться в Румынию — пусть вливаются. Нравится приднестровцам считать себя россиянами — пусть считают. А президенты и премьеры, озабоченные проблемой величия, пускай запомнят, что плетень, за которым семья Мимозы выращивает помидоры и виноград, выше и нерушимей любой государственной границы. Хотя бы потому, что человека создал Бог, а границу придумал чиновник.