РОСЫ, СЛАВЯНЕ, РУССКИЕ И ДРУГИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РОСЫ, СЛАВЯНЕ, РУССКИЕ И ДРУГИЕ

О русских писать, с одной стороны, легче, с другой — сложнее. Легче потому, что наша цивилизация моложе, а этнос накрепко, если не насмерть, привязан к своей земле. А сложнее — прежде всего из-за отсутствия достаточного количества письменных источников, из которых можно было бы почерпнуть нужную для нашего разговора информацию. Тем не менее начнем, помолясь.

Итак, если верить «Книге Велеса» и ее популистской версии «Мифы и легенды древних славян» А. Асова, то древняя история праславян-ариев берет свое начало более 20 тысяч лет назад с Великого переселения с северной прародины. Преследуемые холодами, они кочевали на юг, пока не уперлись в Индийский океан. Там они нашли себе вторую родину, где и прожили в трудах и заботах более 10 тыс. лет. В 5–м тысячелетии до н. э., в результате демографического взрыва, началась вторая волна расселения праславян, но уже в обратном, северо-западном направлении. Они появляются в Передней Азии, в Семиречье, на Кавказе и в Карпатах. Однако, строго говоря, история эта вряд ли может принадлежать какому-нибудь одному европейскому этносу, так как никаких наций на исходе каменного века не было и в помине. Движение же это было всеобщим переселением народов в поисках нового жизненного пространства.

Что же касается письменных источников, то из них известно: в Восточной Европе и примыкающей к ней западной окраине Великой Степи (что, собственно, через столетия и будет именоваться Русью) смешалось множество народов. В VII–III веках до Р.Х. здесь господствовали скифы. После них почти полтысячелетия в степях восточнее Дона хозяйничали сарматы, а правобережьем Днепра овладели готы. В 371 году н. э. началось гуннское нашествие. Гунны вытесняют часть готов за Дунай и занимают Паннонию, нынешнюю Венгрию. Однако через сто лет господство над причерноморскими степями переходит к болгарам, но и их к середине VI века вытесняют пришедшие из Азии авары (обры) и тюркюты, ставшие естественными врагами славян. С VII века начинается возвышение Хазарского каганата, достигшего своего могущества к IX–X векам.

Ну а где же русские? Время от времени они упоминаются в военных хрониках как союзники или данники скифов, гуннов, хазар. Их иногда отождествляют с россоманами, антами, полянами, дулебами, ругами, русами, но… не славянами. В чем дело?

Отвечая на этот вопрос, Л. Н. Гумилев, в частности, утверждал: «Возникшие в ареале пассионарного взрыва в I веке, предки славян — венеды к концу IV века разделились на склавинов и антов. К VII веку те и другие распространились до берегов Балтийского моря, вытеснив оттуда вандалов, до Адриатического моря, где смешались с потомками воинственных иллирийцев, до Балкан и даже до Пелопоннеса, ославянив фракийцев, македонян и часть эллинов. На востоке славяне дошли до Днепра, а одна из групп пробралась на север до озера Ильмень (словене Новгородские)».{3}

Произошло это в VII веке. Но пришли эти гароды не на пустую землю. Там уже жили русы или россы, этнос, по мнению Гумилева, явно не славянский, т. к. даже незначительные остатки их языка — имена и топонимы — указывают на их… германоязычие. Отличались русы и по другим признакам: они брили голову, оставляя на темечке «оселок», тогда как славяне стригли волосы в кружок; русы умывались в общем тазу, славяне — под струей; русы жили в военных поселках и «кормились» военной добычей, а славяне занимались земледелием и скотоводством.

Пришельцы и победители (славяне) не боялись смешиваться с коренным населением. Взаимная ассимиляция происходила вплоть до конца X века и дала удивительный результат: славянскую Русь, унаследовавшую воинственность руссов, наводивших страх на жителей Черноморского побережья, и трудолюбие славян, снабжавших «цивилизованный мир» того времени продуктами земледелия, и в первую очередь хлебом.

Историки и этнографы помогли мне добраться и до весьма принципиального вопроса, касающегося «импотенции» славяно-руссов по части государственного строительства. Если следовать господствовавшей длительное время норманской теории, то государственная власть и само государство на Руси возникли только после того, как в Новгород по приглашению «лучших людей» пришел «варяжить» князь Рюрик, который якобы смог положить конец распрям и утвердить порядок. Наличие варягов на Руси в IX–X веках — факт, не вызывающий сомнений. Но вот некоторые обстоятельства их появления вопросы вызывают. Для меня они выстраиваются в такой последовательности: была ли государственность на Руси до Рюрика; кто такой сам Рюрик; и, наконец, какую роль сыграли варяги в истории Киевской Руси?

Так вот, по существу первого вопроса можно совершенно определенно и уверенно утверждать, что государственность на Руси была задолго до Рюрика, о чем говорят готские, византийские и мусульманские источники, в которых упоминалось о посольствах россов, об их морских походах, участии в войнах на стороне гуннов, византийцев, болгар. Даже сторонники норманской теории подтверждают существование княжеств древлян, северян, радимичей, угличей, впоследствии покоренных Вещим Олегом и его наемной варяжской дружиной. Новгородские источники также подтверждают, что в Новгороде ко времени признания варягов существовала династия князей, исчисляемая девятью поколениями. Однако последний князь, Гостомысл, имевший четырех сыновей и трех дочерей, умирая, не оставил прямых наследников, из-за чего и разгорелся весь сыр-бор. Претенденты делили наследство, кровь лилась рекой, горели зажитки и посады. Тогда-то и появился Рюрик. Но прежде чем перейти к этому историческому персонажу, мы должны еще раз совершенно четко и однозначно заявить: государственность на Руси была и до варягов.

А теперь о Рюрике. Кем он был? Почему новгородцы позвали его на княжение и почему против него не поднялась Русь?

Предположения, что Рюрик был шведом, финном, норвежцем или германцем, не нашли своего подтверждения ни в летописях тех времен, ни в последующих хрониках этих народов, которые не преминули бы похвастать таким родством. Кроме того, думается, ни один народ того времени не принял бы к себе в князья чужака со столь незначительной военной силой. Ведь первоначально Рюрик владел лишь редконаселенной территорией в районе Ладоги, Белоозера, Изборска. В Новгород он длительное время не входил и во многом зависел от брата своей жены Ефанды — Вещего Олега. Есть мнение, что Рюрик был либо сыном одной из дочерей Гостомысла, о чем, кстати, говорят зафиксированные в летописях сны его деда, и тем самым имел права на дедов престол, либо — одним из князей русов — предшественников славян в Восточной Европе. Это, в частности, подтверждают его неславянское имя и его варяжское окружение — с варягами воинственные русы в те времена предпринимали рискованные военные походы. Следовательно, прав на владение и управление этой страной варяги-русь имели не меньше, чем их союзники славяне. Так что Рюрик на Новгородчине — не пришелец, а свой князь, который к династическим притязаниям на престол решил прибавить еще и наемную воинскую силу. Поэтому-то и не поднялась против него Русь, признав его права еще и в связи с правом силы.

Так какую же роль играли варяги? И кто они? Многие авторы считают, что «варяг» не народность, а профессия, образ жизни. Варяги на Руси, по их мнению, это те же викинги, известные в Западной Европе с конца VIII века своими кровавыми пиратскими набегами на города, расположенные по берегам Рейна, Везера, Эльбы, Сены, Луары, Гаронны. Основу этих банд составляли младшие сыновья из семей скандинавских народов, лишенные прав на наследство по праву майората, но были среди них представители и других племен: изгои, авантюристы, «солдаты удачи». Однако в Западной Европе при Карле Великом, в связи с формированием феодальных отношений, государственная власть усилилась, и теперь викинги все чаще терпели неудачи в своих набегах, а потому им пришлось искать приложения своим силам в других местах. Вот тут-то и подвернулась заваруха на Руси, вызванная смертью новгородского князя. Нашелся и «законный наследник» княжеского стола — Рюрик, промышлявший сопровождением купеческих караванов на осваиваемом торговом пути «из варяг в греки».

Варяжский период на Руси, а вернее, период варяжского засилья или даже варяжского ига, начавшийся с приходом Рюрика в 862 году, завершился гибелью Святослава на Днепровских порогах в 972 году.

Первые 10–15 лет ушли на то, чтобы закрепиться в Новгороде. После смерти Рюрика узурпировавший власть Вещий Олег три года копил силы, а затем, прикрываясь малолетним Игорем, законным наследником княжеского стола, без особой крови в 882 году занимает Киев. В следующем году он подчинил себе древлян, через год — северян и еще через год — радимичей. Два последних княжества (или племенных союза) к тому времени уже платили дань хазарам, а это означало, что, отбив дань в свою пользу и в пользу варяжской дружины, Олег объявил войну иудейской Хазарии.

Описав победоносные походы Олега, русские летописи замолчали — ни воинских подвигов, ни внешних территориальных приобретений, ни иностранных посольств, ни бытовых зарисовок. Сказка о походе на Царьград и щите киевского князя, прибитом на крепостные ворота города в 907 году, так и остается сказкой, поскольку этот «героический» поход греки даже и не заметили. Его не было! О нем умолчали как греческие, так и мусульманские летописи. Выходит, Вещий (!) Олег — дутая фигура? А действительно, чем он, собственно, может похвастать? Чем может гордиться? Только тем, что старательно и жестоко собирал дань с покоренных русичей.

Л. Н. Гумилев дает свою версию этого исторического периода. Анализируя возможные последствия перехода северян и радимичей под «крышу» Рюрика, он совершенно обоснованно предполагает, что иудео-хазары так просто, без борьбы, от своих доходов вряд ли бы отказались. Следовательно, была война, а в войне, как известно, кто-то побеждает, а кто-то терпит поражение. Если бы победили варяги с русичами, летописи известили бы нас об этом, но они стыдливо молчат, что является верным признаком того, что победа досталась не нам. Участь же побежденного печальна. Он становится либо данником, либо полным вассалом. Как все было на самом деле, судить трудно, но предположить можно: не зря же восточные хроники отмечали, что «русы и славяне составляли прислугу хазарского царя», что они платили дань не только мехами, но и рабами, кровью. Проиграв войну хазарам, Олег, а за ним и князь Игорь вынуждены были поставлять в распоряжение хазарского царя своих воинов под командой варяжских военачальников, не жалевших чужой крови ради собственной славы и в угоду прихоти работодателей (варяжского князя и хазарского царя).

Во времена Вещего Олега (879–912) и Игоря Старого (912–945) варяги, избалованные легкими победами над славяно-русскими племенами, не выиграли ни одного сражения с внешними врагами. Конец Олегова княжения был увенчан позорнейшими варяжско-русскими экспедициями по западному побережью Каспийского моря, мало чем отличавшимися от пиратских набегов викингов столетней давности на Французское побережье Атлантики и города Западной Европы, расположенные на речных магистралях. Некоторым участникам набегов 909–910 годов удалось вернуться на Русь с добычей, а вот экспедицию 913 года ожидала совершенно другая участь. Считается, что ни один «вой» с пятьюстами русскими кораблями, действовавшими, надо полагать, по наущению хазарского царя Вениамина, на Русь не вернулся. Когда нужно было выбирать между своевольными варяго-русами и наемной мусульманской гвардией, обидевшийся за своих единоверцев Вениамин отдал предпочтение мусульманам — другими словами, он предал своих союзников или вассалов. Было ли отомщено это предательство, история умалчивает. Но, видимо, нет.

Увы, но и Игорь, княживший 33 года и известный тем, что произвел себе потомка на седьмом десятке лет, и своей позорной смертью «между двух берез» за жадность, не снискал себе ни почета мудрого политика, ни славы храброго военачальника. Лишь однажды он попытался выступить против иудео-хазарской гегемонии, заключив союз с Византийской империей, но потерпел полное поражение, вследствие чего был вынужден разоружить свою дружину, отказаться от Днепровского левобережья и выступить против своих недавних союзников. Эта авантюра завершилась еще двумя позорными военными кампаниями — 941 и 944 годов в Малой Азии и на западном побережье Каспийского моря. Из этих походов никто не вернулся к своим очагам.

Только во времена правления княгини Ольги на Руси проявилось, выражаясь современным языком, стремление к вхождению в мировую (евразийскую) политику на правах самостоятельного субъекта международных отношений и к объединению восточно-славянских народов на основе идеологии Православной церкви, близкой славяно-русскому этносу. Стремление это было вынужденным, так как окруженная блистательной православной Византией, заматеревшей иудейской Хазарией, агрессивным мусульманством и не менее агрессивным католичеством языческая Русь имела только два пути: либо пасть под копыта коней воинственных соседей, либо избрать кого-то одного из них в качестве стратегического партнера и союзника. Справедливости ради следует вспомнить, что по второму пути русичи шли давно. В то время как Рюрик утверждался в Новгороде при покровительстве кровавого Перуна-Перкунаса, в Киеве уже правил крещеный Аскольд, имевший на своем боевом счету изгнание хазар из Киева в 852 году, легендарную победу над Константинополем в 860 году, приписанную Олегу и перенесенную летописцами в 907 год, войны с болгарами (864), полочанами (865), печенегами (867), кривичами (869). И еще неизвестно, как повернулась бы история Руси, не соверши варяжский князь Олег коварного убийства Аскольда в 882 году на берегу Днепра.

Почти через сто лет линия на христианизацию получила дальнейшее развитие и поддержку в лице княгини Ольги, принявшей крещение, и ее многочисленных сторонников среди как русичей, так и варягов. Но последнюю точку в этом вопросе довелось поставить князю Владимиру, который, кстати, положил конец и варяжскому засилью на Руси. Во времена Ольги, Святослава и Ярополка I варяги еще играли заметную роль при княжеском дворе — вспомним хотя бы того же вездесущего Свенельда. А вот Владимир, а за ним и Ярослав приглашали варягов на Русь только как наемников для решения конкретной боевой задачи, после выполнения которой они всеми правдами и неправдами старались от них избавиться.

Однако крещению Руси предшествовало такое судьбоносное событие, как ликвидация воинами Святослава и союзными ему печенегами Хазарского каганата в 965 году. Переоценить это событие трудно, потому что русско-славянские племена избавились от коварного и жестокого соседа, угнетавшего их более века, взимая дань мехами, зерном, рабами и кровью.

Мы уже говорили о некоторых особенностях этого государства. И все же, думаю, будет правильным еще раз, хотя бы тезисно, проследить его историю, важную для понимания существа рассматриваемых проблем.

Хазары — это потомки древнего европеидного населения, проживавшие оседло в густых прибрежных зарослях Каспийского моря, Волжской поймы и долинах рек Северного Кавказа. В своих недоступных для кочевников поселениях (а может, и не нужных им) хазары пережили сарматов, гуннов, болгар, аваров (обров). В середине VI века в их судьбу вмешались воинственные тюркюты (древние монголы) князя Ашина, бежавшие из Северо-Западного Китая и создавшие Великий Тюркютский каганат. От смешения этих племен на протяжении нескольких поколений появился тот активно действующий этнос, который смог успешно противостоять болгарам, арабам, воинственным горцам Дагестана и создать к 650 году Хазарский каганат под управлением ханов династии Ашина и их соратников. Они продолжали вести кочевой образ жизни в условиях непрекращающейся войны с соседями и постоянно появляющимися кочевыми племенами. Такова была норма эпохи и условия жизнедеятельности созданного ими государства.

Но был еще один этнос, сыгравший на этот раз роковую роль в судьбе хазарийцев. Практически одновременно с тюркютами на Северном Кавказе появились скотоводческие племена евреев, бежавшие из Ирана от преследования царевича Хосроя за излишне тесную связь с мятежными маздакидами.{4} Пока хазарейские племена входили в состав Тюркютского каганата на правах одного из множества населяющих его народов, евреи жили обособленно, не вступая ни в конфликты, ни в родственные отношения. Однако после создания Хазарского каганата они разглядели в нем большие потенциальные возможности к установлению своего контроля за торговыми караванными путями из Китая и Индии в Византию и Западную Европу. Основу этого купеческого сословия заложили выходцы из вавилонской еврейской общины, бежавшие от халифа Абд ал-Малика в 690 году. Однако путь этот не был прямым. Прежде чем вкладывать деньги в рискованные предприятия, евреи хотели иметь твердые гарантии со стороны ханского окружения. Поэтому в ход пошли старые испытанные средства по внедрению в окружение властителей еврейских советников и еврейских красавиц.

Завоевание экономической власти в Хазарском каганате пошло более активно после переселения туда в конце VIII века большого количества городских евреев, изгнанных из Византии, для которых ростовщичество, торговля, ремесла, работорговля и талмудические науки были хорошо освоенными занятиями. В условиях многоженства в ханских гаремах, а также в домах местной аристократии появились красавицы еврейки со своими многочисленными родственниками. Постепенно евреи захватили в свои руки все экономические рычаги в каганате, все торговые пути. Итиль (столица каганата) стал крупнейшим перевалочным пунктом на Великом шелковом пути. Все промежуточные стоянки и караван-сараи, все племена, проживавшие в землях, через которые пролегал этот караванный путь, перешли под контроль еврейской диаспоры Итиля. Одновременно с укреплением торгового капитала ширилось и военно-политическое влияние Хазарского каганата. Подвластные ему территории раскинулись от Яика до Крыма и от Дербента до Днепра. В то же время коренное население (титульная нация) все дальше и дальше отдалялось от участия в решении государственных вопросов, превращаясь в бессловесных данников. Оно даже не допускалось в военное сословие. Иудейским советникам было выгоднее финансировать содержание наемной армии, чем иметь дело с населением, способным на самооборону.

Однако «аппетит приходит во время еды». Заработав деньги на транзитной торговле, в том числе и на работорговле, еврейская диаспора перестала удовлетворяться положением просто богатых людей и временных фаворитов при «сильных мира сего». Они возжелали самостоятельно управлять страной, чего и добились в первом десятилетии IX века. Влиятельный иудей Обадия узурпировал власть, превратив хана (еврея по матери) в марионетку, и сделал иудаизм государственной религией Хазарии. Все государственные должности были распределены между евреями, себя же Обадий провозгласил царем, сосредоточив в своих руках всю исполнительную власть. Дворцовый переворот сопровождался отчаянным сопротивлением со стороны родовой аристократии племен. Но это сопротивление, не поддержанное собственно хазарским населением, было легко подавлено с помощью наемников-печенегов. В ходе этой гражданской войны национальная элита хазарского народа была уничтожена, а вместе с ней и поддержавшие ее немногочисленные венгерские племена.

Страна изменила свой облик. Системная целостность превратилась в бесформенную многонациональную массу подданных, не способных даже на мятеж против господствующего класса, состоящую из чужих по крови и религии людей. Как ни странно, но это противоестественное образование просуществовало почти полтора века, и именно оно (с идеологией избранного народа, бессловесными подданными и профессиональной наемной армией) воспринималось соседними народами как жестокое, агрессивное и нетерпимо относящееся к другим религиям государство.

Расправившись с родовой знатью хазарских племен и венграми, евреи принялись за славян. Основав в 834 году крепость Саркел на Дону, они превратили в своих данников северян, вятичей, радимичей, а уличей и тивирцев, обитавших в низовьях Буга и Днепра, взяли в союзники. В середине IX века евреи ликвидировали церковную организацию хазарских христиан. Через некоторое время подошла очередь и хазар-мусульман, вынужденных эмигрировать в Закавказье. За всем этим стояла хорошо продуманная стратегия, преследующая цель по удержанию господствующего положения иудейской общины в государстве, упрочению ее экономического могущества и умножению числа бессловесных данников, предназначенных для содержания наемного войска.

Став к началу X века монополистами международной торговли, евреи делали все для того, чтобы удержать за собой имеющиеся торговые пути, освоить новые и вытеснить своих конкурентов — византийских купцов. Однако геройствовать за себя они «позволяли» другим. Сначала за них воевали печенеги, затем гузы, а потом пришла очередь и хорезмийцев. Поставив на колени Олега, а за ним и Игоря, они принудили воевать за свои интересы и славяно-русов в 909–910, 913, 941, 943, 944 годах. И это только то, что зафиксировано в летописях. Сами же евреи выполняли роль командиров и советников. Странные и одновременно жуткие порядки царили в их наемном войске. В случае победы наемники получали часть военной добычи, в случае поражения побежденных убивали. Кого наградить, кого казнить — решал командир-иудей. Такая противоестественность рано или поздно должна была привести к уничтожению искусственно созданной империи-химеры. Что в конечном итоге и случилось к середине X века.

Из-за междоусобиц в мусульманском мире и развала халифата падает торговля с Багдадом; от каганата отпадает Волжская Булгария, принявшая ислам; Китай прерывает торговлю шелком; в Западной Европе пресекается династия Каролингов, предоставлявшая евреям «режим наибольшего благоприятствования»; правительница Киевской Руси Ольга принимает крещение, создается мощная антихазарская коалиция в лице Византии, печенегов, славяно-русов. Поход Святослава и его победа над иудео-хазарами, разгром Итиля, Семендера и Саркела только довершили исторически предопределенный конец этого «колосса на глиняных ногах». О его нежизнеспособности говорит хотя бы то, что после поражения ни хазарские иудеи, ни хазары даже не пытались восстановить свою государственность. Хазары, освобожденные от иудейского ига, разделились на мусульманскую (астраханские татары) и христианскую (казаки) части. Но если первые сохранили родной язык, обычаи и культуру, то вторые слились со славяно-русами, став их субэтносом. Уцелевшие хазарские евреи расселились по окраинам своей бывшей державы. Часть из них осела на Кавказе (горские евреи), другая часть — в Крыму (караимы), большая колония евреев попыталась закрепиться в Тмутаракани. Основная же масса носителей этого этноса (ашкенази) переселилась в Центральную и Западную Европу. Киевская Русь, получившая горький опыт общения с иудеями, приобрела на них стойкую аллергическую реакцию, исключающую их совместное проживание. Но на этом отношения с евреями у русских не закончились. Впереди было еще целое тысячелетие.

Итак, Русь к концу X века в третий раз, и теперь уже окончательно, принимает христианство. Это событие совпало с завершением объединения славянского и русского этносов, что придало им дополнительные центростремительные тенденции. Процессы развивались под влиянием увядающей и теряющей свои силы Византии, агрессивного католичества и поведения ханов Великой степи, меняющих своих союзников в зависимости от соотношения сил и условий предложенных договоров. Однако и сама Русь не всегда была последовательна в своей внешней политике. Ориентация Ольги и Владимира Святого на Византию сменилась на западничество Ярослава Мудрого, породнившегося через своих детей чуть ли не со всеми королевскими дворами Европы и развязавшего бессмысленную войну с Византией. Эта тяга на Запад трансформировалась у своекорыстного Святополка Изяславича в неприкрытое запад-нофильство, но все вернулось на «круги своя» при Владимире Мономахе, успешно сочетавшем в своей государственной деятельности весь спектр приемов внешней политики — международные браки, молниеносные военные походы и… предательские убийства.

Тем временем географическое положение Руси, международная обстановка в XII–XIII веках и мудрая политика Владимира Мономаха, обеспечивающая безопасность «подбрюшья» за счет союзнического договора с половцами, несмотря на удельную раздробленность, создали условия для «золотой осени» Киевской Руси и распространения христианства, благодаря которому Русь смогла сохранить свою самобытность, выдержать татаро-монгольское иго и накопить силы для своего освобождения и возрождения.

Не нужно особых доказательств тому очевидному факту, что татаро-монгольское иго нанесло невосполнимый ущерб русскому народу, потерявшему в боях с ордынцами десятки тысяч воинов. Сотни тысяч русичей были угнаны в рабство, а нерожденные и преждевременно умершие исчислялись миллионами. Завоевание Русской земли сопровождалось разрушением городов и сел, уничтожением практически всех памятников древнерусской культуры, имущественным разорением крестьян и ремесленников, купцов и бояр от непомерной дани, «выхода», «поминок». А чего стоило рабское поведение, от которого мы не можем избавиться до сих пор?!

Это была поистине огромная беда Руси, и далеко не правы те авторы, которые в татаро-монгольском иге видят благо для русского этноса. Многострадальная Русь, сжатая до размеров Владимирского княжества после Батыева нашествия и польско-литовской экспансии на восток, превратившаяся в один их улусов Золотой Орды, не могла соперничать ни с Ордой, ни с Великим княжеством Литовским. Времена, когда киевский князь за убийство русского купца на базаре мог двинуть свои войска на Константинополь, сменились временами унизительных поездок за ярлыком, сопровождением караванов с данью, баскаческим беспределом. Обескровленная, разграбленная и запуганная Русь была не готова к организованному сопротивлению. И если какое-то русское княжество, ведомое гордым, сильным, смелым, но не мудрым князем, освобождалось от ордынской зависимости, то оно тут же попадало «под руку» литовских князей или западных королей. В этом случае золотоордынская веротерпимость сменялась последовательным навязыванием унии, окатоличиванием населения. Поэтому, не разрывая отношений со своими западными братьями, Великое княжество Владимирское, а затем и Московское предпочитали поддерживать равновесие сил в Восточной Европе за счет покровительства и союзнических отношений с Ордой.

Храня в исторической памяти набеги, грабежи и насилие, убийства и полон, мы тем не менее не должны забывать, что сын Батыя Сартак был побратимом Александра Невского; что внук Батыя Менгу-Тимур в 1269 году, послав свои войска под Новгород, помог заключить договор с литовскими рыцарями «по всей воле новгородской»; что Тохта дружил с Михаилом Тверским, Узбек — с Иваном Калитой, а Джанибек и его мать Тайдула покровительствовали митрополиту Алексию и Русской православной церкви; что Мамай вместе с Дмитрием Донским в 1373 году приводили к покорности Олега Рязанского, противника Москвы; что в 1395 году татары Тохтамыша, ведя бой на Тереке с войсками Тимура, защищали не только себя, но и русские земли. Аналогичную роль в 1399 году сыграли Темир-Кутлуг и Едигей, разбившие объединенные литовско-польско-немецкие войска Витовта и сибирских татар Тохтамыша, а еще через семь лет татары Шадибека в очередной раз спасли Москву от литовцев.

Как образно выразился Л. Н. Гумилев, «два века татары приходили на Русь как агенты чужой и далекой власти. Они защищали Русь от Литвы, как пастухи охраняют стадо от волков, чтобы можно было их доить и стричь». Однако в XV веке соотношение сил изменилось. Немецкое рыцарство потеряло свою агрессивность, Польско-Литовское государство разделилось на два и уже не представляло собой того грозного противника, для защиты от которого была нужна помощь третьих стран. Татары своими бесконечными заговорами и междоусобными войнами, а также противоборством с одним из опаснейших завоевателей Средневековья — Тимуром ослабли настолько, что Русь получила возможность для ведения самостоятельной внешней политики.

Почуяв возрождающуюся силу, вокруг Москвы стали объединяться не только русичи, но и представители других народов. Нужно полагать, что они почувствовали выгоду от нахождения «под рукой Великого князя Московского», как совсем недавно сами русские предпочитали татарское покровительство или, как бы это сказали в конце XX века, «татарскую крышу». На службу московскому князю устремились лучшие в то время специалисты по конному строю и маневренной войне — татары. Часть из них принимала христианство, вступала в смешанные браки и вливалась в русский этнос, привнося свой национальный колорит, а другая, оставаясь мусульманами, продолжала жить в своей национальной среде (касимовские татары), поддерживая добрососедские отношения с другими народами и племенами. Примерно в это же время в великорусский этнос вошли и угро-финские племена. Одни из них, приняв православие, слились со славянами настолько, что забыли свои былые названия (меря, мурома, голядь, чудь заволоцкая), другие сохранили не только имена предков, но и свой язык, культуру. Это чуваши, черемисы (мари), вотяки (удмурты), мордва, ижора, вепсы и другие. Став данниками московского князя, они получили не только защиту от агрессивных действий кочевников и враждебных вылазок соседей, но и возможность приобщиться к более высокой цивилизации, бережно и с уважением относящейся к национальным меньшинствам. И это отношение, нужно сказать, Великая Россия пронесла через все последующие шесть веков своего существования.

О возрастающем могуществе Руси, приобретении ею державности говорят и многочисленные переходы на ее сторону литовских феодалов с дружинами, а также впечатляющий поход Семена Курбского накануне XVI века, положивший начало освоению русскими землепроходцами Урала, Сибири и Дальнего Востока. В 1500 году к титулу Ивана III добавились звания князя Югорского, Обдорского и Кондийского. Присоединение это было осуществлено хоть и в результате военной экспедиции, но на добровольных началах туземного населения и знаменовало собой дальнейшее ослабление влияния сибирских татар.

Следующим, прямо скажем, эпохальным событием в становлении России стала ликвидация Казанского и Астраханского царств, продолжавших свои разбойничьи набеги на русские города и села, сопровождавшиеся убийствами и массовым захватом русских людей с целью их последующей продажи на невольничьих рынках. Стратегия и тактика московских князей, в отличие от предшествующих времен, в корне поменялась. От осады, от оборонительных боев и сражений Россия перешла в наступление. Покорение Казани было, как тогда говорили, богоугодным делом, ведь в середине XVI века там томились в неволе более 60 тысяч православных христиан.{5}

С этого времени Россия, находившаяся на пассионарном подъеме и в окружении стран, не способных по ряду объективных причин причинить ей существенный территориальный или политический урон, в кои-то веки получила возможность расширить свое влияние на жизнь соседствующих с ней народов. И если выходу к Балтийскому и Черному морям противодействовали достаточно организованные силы Крымского ханства, Польско-Литовского княжества и Шведского королевства, то путь на Восток был открыт.

Пионерами в освоении новых земель были беглые, «гулящие люди, искавшие личной свободы и приключений. Предприимчивые и энергичные, они оседали среди местного населения, обзаводились семьями, приобретая родственников и друзей из числа туземного населения. За ними шли купцы и промышленники. Начиналась меновая торговля, открывались промыслы. Появлялись заимки, острожки, кордоны с профессиональной вооруженной силой — казаками, нанятыми теми же купцами и промышленниками для охраны своих богатств, освоения новых земель и объясачивания туземцев. После того как новые „верноподданные“ начинали платить дань, появлялся царский воевода со стрельцами и гражданской администрацией. И так шаг за шагом: от Урала до Тобола, от Тобола до Оби и Енисея, а дальше до Анадыря и Камчатки. Казачьи отряды в 50–70 человек осваивали территории, равные по площади любому европейскому государству, и если бы не легкомысленное приобщение туземцев к спиртным напиткам — ведь они не имели иммунитета от болезненного привыкания к этому зелью, — то русским практически не в чем было бы себя упрекать. Такого национального многоцветия и такого бережного отношения к национальным меньшинствам не знала ни одна империя. Свой быт, язык, культуру сохранили более сотни народностей Севера, Сибири, Дальнего Востока.

С правовой точки зрения эти туземные племена не были субъектами международных отношений, в связи с чем населяемые ими земли считались как бы ничейными, «незнаемыми», а поэтому их присоединение к России было естественным процессом накопления мощи европейски признанного государства.

Сложнее происходило освоение, а вернее, завоевание южных земель: низовий Дона, Южноуральских степей, Северного Кавказа. Многочисленные казачьи станицы, выдвинутые на сотни километров перед пограничными засечными полосами и негласно поддерживаемые царским правительством, находились в состоянии постоянной «малой войны» с кочевыми ордами и «немирными» горцами Кавказа. Россия следовала за ними тяжелой поступью крепостей: Елец, Белгород, Оскол, Царицын, Царев-Борисов.

Целью этого продвижения в первую очередь явилась оборона от кочевников Средней Азии, крымских татар и набиравших силу турок Османской империи. «Нейтральная полоса» между ними и Россией простиралась на сотни километров, и ее конфигурация зависела от соотношения сил в этих малых и больших войнах. Говорить о захватах не приходится. Здесь лучше подходит такое определение, как «освоение», поскольку земли эти опять же были ничейными и не имели оседлого населения.

По-разному комментируют обстоятельства воссоединения Украины с Россией и те торгашеские методы, что применялись при этом как правительством Алексея Михайловича, так и старшиной гетмана Хмельницкого. Однако нельзя отрицать, что русские под властью Речи Посполитой находились в положении завоеванного и закабаленного народа, чья религиозная, национальная и культурная жизнь были под угрозой уничтожения. Поэтому Украина, несмотря на настойчивые предложения турецкого султана, крымского хана и польского короля, предпочла пойти на объединение с единоверной и единокровной Россией. А та в свою очередь вынуждена была из-за этого вступить в невыгодную и кровопролитную войну с Польшей и забыть обиды, нанесенные «братьями» в предшествующие столетия, когда они участвовали в войнах против Северо-Восточной Руси в составе литовско-польских войск и крымских орд. Время показало, что этот путь был единственно правильный, позволивший малороссам не только сохраниться, но и преумножиться, расшириться территориально, расцвести культурно и занять достойное (временами — доминирующее) положение среди других народов России и заметное место в мировой истории.

Да простят меня латыши и эстонцы, но их предки ранее никогда не играли самостоятельной роли в европейской политике: государственной самостоятельностью они не обладали, а их земли на протяжении веков были предметом экспансии соседних государств. То ими владел Господин Великий Новгород, то немецкие рыцари, то датчане, а то и шведы. Русским был нужен выход к морю, немецким рыцарям — плацдарм для крестовых походов на Восток, датчане стремились к владычеству над морскими торговыми путями, шведы же, плотоядно поглядывая на земли Литвы, Польши, Украины, России, лелеяли мечту о Великой Швеции. Кроме стремления к приобретению «морских ворот», у России была и другая веская причина претендовать на эти земли: необходимость обеспечения безопасности северо-западных рубежей путем возвращения под свою юрисдикцию некогда принадлежавших ей земель и перенесения государственной границы на береговую линию Балтийского моря. До XVI века Россия лишь сдерживала натиск агрессивных соседей. Иван Грозный попытался переломить ситуацию, заявив словом и делом о своих правах на эти земли. Петр I реализовал эти права в ходе победоносной войны со шведами, поставив точку в их агрессивной политике. Ливония, своеобразный приз в этой войне, приобрела под крылом великой европейской державы спокойствие и уверенность на два столетия вперед, при этом она не утратила своей автономии, дворянских вольностей и не испытала прелестей крепостного права.

Забегая на столетие вперед, можно сказать, что и присоединение Финляндии в результате очередной войны России со Швецией преследовало те же цели, а именно — исключить возможность использования ее территории в качестве плацдарма для нападения на Россию. Финляндия из беднейшей шведской провинции, которой она была более 600 лет, превратилась в Великое княжество со своим сеймом, правительством, судебными и исполнительными органами. Непрерывные войны сменились миром, что способствовало экономическому и культурному подъему. Финский язык получил статус государственного, его стали преподавать в школе, появилась финская литература. Императорская Россия за счет Швеции и северных земель расширила территорию расселения финнов, и, наконец, из рук уже Советской России Финляндия получила государственный суверенитет.

Стремление России на юг с точки зрения исторической правды было естественным и правомерным. Хочется это кому-то признавать или не хочется, но русские издревле селились в Крыму, Тмутаракани, в низовьях Дона и Днепра, в долине Терека. Да и само Черное море некогда именовалось Русским. Однако татаро-монгольское нашествие, грубо разделившее Русь на две части, лишило ее этих земель — сначала они стали добычей Золотой Орды, затем Крымского ханства, а потом постепенно подпали под влияние Оттоманской империи, уже подчинившей себе Грецию, Балканы и помышлявшей о странах Центральной и Западной Европы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что при очередном движении маятника истории, когда Россия почувствовала в себе силы, она захотела вернуть то, что у нее когда-то отняли. Желание это было обусловлено еще и тем, что новые претенденты на владение южными землями вели себя довольно агрессивно. Крымские татары по наущению Порты совершали регулярные набеги на русские города и села, в то время как сами турки, желая отрезать Россию от южных морей, запирали устья рек своими крепостями. Более того, они начали вести работы среди российских мусульман, подстрекая их к неповиновению и переходу со своими «землицами» на сторону единоверцев.

Помимо территориальных приобретений и возможности свободного выхода на морские торговые пути, движение на юг преследовало и еще одну цель: оказание помощи православным народам Грузии и Армении, страдающим от турецкого засилья и тяготеющим к союзу с Россией.

Эти планы вынашивали Иван Грозный и Алексей Михайлович, Крымские походы предпринимали Борис Годунов и царица Софья. Но даже сам Петр Великий, победитель Карла XII, не смог добиться в этом направлении успеха. Потерпев жестокое поражение от турок на берегу Прута, он был вынужден отказаться от территорий, приобретенных в результате двух предыдущих Азовских походов. И только в царствование Екатерины II эти планы начали реализовываться. Инициатором войны, как и во времена Петра I, были турки, однако результат оказался прямо противоположным. Сухопутные войска и флот под руководством Румянцева и Орлова, а потом — Суворова и Ушакова нанесли туркам ряд сокрушительных поражений на суше и на море. В итоге Россия утвердилась на своих исторически естественных границах по берегам Азовского и Черного морей, получила в 1783 году Крым, освободив, кстати, более 10 тысяч русских рабов, и в том же году заключила Георгиевский трактат, согласно которому Восточная Грузия, сохраняя широкую автономию, официально перешла под покровительство России. Этим актом было положено начало ликвидации многовековых междоусобных распрей в Закавказье, освобождению из-под турецкого и персидского владычества исконных грузинских земель, что способствовало сохранению грузинского и армянского этносов.

Менее известна история утверждения России на просторах Средней Азии. Походы киевских дружин, новгородских ушкуйников, донских и волжских казаков за «персидской добычей» отмечены в исторических хрониках, но первой серьезной попыткой освоения этого края следует признать трагический Хиванский поход экспедиционного военного отряда под предводительством князя Бековича в 1717 году и поход Петра I в 1722–1723 годах на Кавказское побережье Каспийского моря, предпринятый им в отместку за нападение на русских купцов в Шемахе. Торговые пути в «полуденные страны» Азии нужны были российскому правительству для взаимовыгодной торговли. Они же явились «яблоком раздора» во взаимоотношениях с Англией, уже признанной мировой империей, обеспокоенной своим практически монопольным правом распоряжаться в этом регионе. Еще одно обстоятельство толкало Россию на освоение этих безжизненных песков с редкими оазисами по берегам естественных водоемов — желание обезопасить свои южные и юго-восточные границы от опытного колониального хищника, передвинуть их как можно дальше от внутренних губерний. И надо сказать, что нашим предкам это удалось — где мирным путем, где малой кровью, а где и с помощью экономической заинтересованности присоединяемых земель и покоряемых народов.

Первый практический шаг в этом направлении был сделан еще во времена Анны Иоанновны, принявшей в свое подданство Абул-Хаира — хана Меньшей орды казахов и сорок тысяч его кибиток. После этого Россия, как бы готовясь к решительному наступлению, более ста лет занималась созданием оборонительно-сторожевой линии, строила города-крепости, превращая их в перевалочные базы нового Шелкового пути, населяла окраинные земли казаками, промышленными людьми, крестьянами. Средняя Азия ждала своего часа — пока Россия не наберет индустриальной мощи и не начнет так называемую средне-азиатскую железнодорожную политику, позволившую доставить к Памиру и Кушке, Персии и Афганистану русское оружие и русские товары. Эта политика и определила судьбу Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств. Земли, прилегающие к железным дорогам, вошли в состав России, а более отдаленные — перешли под ее покровительство.

Говорить о каком-либо национальном угнетении со стороны великороссов по отношению к среднеазиатским народам вряд ли справедливо, ибо только благодаря русским они за сто лет сделали, как считалось, «большой скачок» из феодализма в социализм, а по существу, это был путь из лоскутной национальной чересполосицы и внутриазиатского национального угнетения к созданию национальных республик со своими академиями наук и университетами, своими национальными кадрами, писателями и композиторами, своей национальной культурой и знанием русского языка как средства межнационального общения, своей промышленностью, созданной в основном за счет общесоюзного (считай — российского) бюджета.

Обитатели национальных окраин, малые народы внутренней России в советское время получили собственные национальные округа (10), народности покрупнее — автономные области (8), нации, исчисляемые десятками-сотнями тысяч, получили статус автономных республик уже со своими конституциями и своим законодательством (20), а нации, перешагнувшие миллионный рубеж, наравне с Россией стали союзными республиками (14).

Вопреки этим очевидным фактам, фальсификаторы истории до сих пор пытаются представить Российскую империю и Советский Союз как «тюрьму народов», «империю зла», а отношение великороссов к другим народам — как шовинизм. Жизнь опровергала и опровергает эти утверждения. Под властью ли царя, генерального ли секретаря, но русские разделяли одну общую судьбу с другими народами и судьба эта была не сладкой. «Бесправие не было уделом только иноверцев», наоборот, некоторые «инородцы» имели больше прав, льгот и привилегий, чем русское население.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.