К. Боголюбов ПЕВЕЦ ТРУДА И СИЛЫ НАРОДНОЙ (К 70-летию со дня рождения П. П. Бажова)
К. Боголюбов
ПЕВЕЦ ТРУДА И СИЛЫ НАРОДНОЙ
(К 70-летию со дня рождения П. П. Бажова)
В книге «Малахитовая шкатулка» есть изумительный по глубине и лирической задушевности сказ «Каменный цветок». Сказ про горного мастера Данилу с его вдохновенной мечтой — «полную силу камня самому поглядеть и людям показать».
Большая мысль заключена в этом сказе. Мысль о том, что истинная красота — это красота правды, что служение этой красоте есть служение народу, что нет свободы художника без свободы народа и что подлинное искусство всегда народно и глубоко человечно. Символичен путь Данилы из подземных чертогов Хозяйки Медной горы к людям, к живой жизни с ее радостями и горестями, с ее борьбой и трудом. Таков путь настоящего художника и настоящего искусства. Он тем благородней, чем выше озаряющая его цель.
Бажову этот путь указала Великая Октябрьская революция.
— Вероятно, никаких литературных работ у меня не было бы, если бы не революция, — говорит он.
* * *
Старый дореволюционный Екатеринбург. Центр горнозаводского Урала, «живой узел», как называл его еще Мамин-Сибиряк. Бойко торговали в Гостином дворе и мучных лабазах на Уктусской улице, а на папертях церквей толпились нищие и калеки. Был ресторан «Пале-Рояль» и целые кварталы публичных домов. Было полдюжины церквей и даже монастырь, но не было ни одного высшего учебного заведения. Было и так называемое «общество»: юркие дельцы с немецкими фамилиями, дамы-патронессы, «столпы города» — фабриканты Макаровы, заводчики Злоказовы, купцы Агафуровы.
Но был и другой Екатеринбург — город рабочей и ремесленной бедноты, ютившейся в подслеповатых избенках на Загородных, на Мельковке, на бесконечных Опалихах. Город искусных мастеров-гранильщиков, чьи изделия гремели на весь мир, город верх-исетских металлургов, ткачей с макаровской фабрики. Город, в котором Свердлов сплачивал боевые рабочие дружины, — цитадель большевизма на Урале.
Больше 20 лет прожил Бажов в старом Екатеринбурге. Здесь он учился и здесь он учил. Никогда не порывалась его кровная связь с народом. Вместе с ним он встретил революцию.
В 1918 году вступил он в ряды большевистской партии, расстался с профессией педагога и перешел на боевую работу газетчика, агитатора и пропагандиста.
Газета! Какой великолепной литературной и политической школой оказалась она для молодого большевика. Газета учила видеть и отбирать факты, прививала чувство нового, помогала стать ближе к жизни народа, к его интересам. Но прежде всего и больше всего учила партийной оценке явлений.
— Газета пробудила во мне любовь к очерку и быту, — вспоминает Павел Петрович. — Стал я еще сильнее присматриваться к особенностям народного языка.
В отделе писем в редакции «Крестьянской газеты» не один год провел он за изучением человеческих документов — селькоровских заметок и писем крестьян. Часто можно было видеть здесь его характерную фигуру, склонившуюся над столом. Острый глаз газетчика-большевика угадывал за строчками, выведенными неопытной рукой, факты большого культурного значения. Он видел рождение нового в экономике, в быту, в сознании.
Разумеется, не только письма из деревни изучал Бажов — он изучал самую жизнь. В течение ряда лет наблюдал он социалистическое развитие деревни Любиной в Краснополянском районе. «Пять ступеней коллективизации» назвал он свою книгу-очерк об этой деревне. С каким проникновением описывал он процесс великого перелома, происходивший на его глазах.
Работа в газете показала ему огромное значение для писателя наблюдений над жизнью. Об этом он не устает напоминать своим товарищам по перу.
— Почему мы пишем слабо? От бедности впечатлений. Отсюда и самоповторение… У Мамина-Сибиряка тоже встречается самоповторение, но все-таки «Горное гнездо» и «Хлеб» — это два разных романа. Он умел наблюдать и брал из самой гущи жизни… Хорошо… Почему нужно ехать куда-то? Может быть, для того только, чтобы вставить пейзаж… Белая березка и прочее… Правда, у нас в городе, пожалуй, не найдешь пейзажа с березкой. Зато здесь есть труд и люди труда, а значит, и поэзия труда. Идите на любой завод, понаблюдайте, и перед вами откроется такой мир, такая масса творческого материала, что вы поразитесь… Мы не должны замыкаться в четырех стенах.
* * *
От наблюдений над действительностью, над простыми людьми и их трудом от знания их дум вел путь к созданию сокровищ «Малахитовой шкатулки».
Создать эту книгу мог только поэт огромной силы, художник и мыслитель. Сам же он называет автором чудесных сказов народ. Да, он учился у народа. Он с детства слышал его голос, видел его слезы и труд.
Родина образов «Малахитовой шкатулки» — один из самых поэтических уголков Урала. Здесь, в округе сысертских заводов, возвышаются овеянные легендами Думная и Азов-гора, а рядом Гумешевский рудник — богатейшее месторождение малахита и медного колчедана. Зеленый шум и розоватые вспышки пламени над домнами. Мечта найти золотой самородок и жизнь, от которой «некуда податься, кроме как в землю».
В изумительном сочетании реального с фантастическим — обаяние бажовских сказов. Вымысел в них становится поэзией, но за фантастическим узором всегда прощупывается плотная ткань действительности. Сказочные образы не уводят от земли, а, наоборот, еще резче подчеркивают реальность классовой борьбы и жгучей ненависти к Северьянам-убойцам, к Турчаниновым и их «подлокотникам», ко всему несправедливому строю жизни.
Тема ненависти идет рядом с темой любви. «Малахитовая шкатулка» — книга о любви к труду, книга о счастье творчества мастеров, вдохновенных искателей, новаторов своего дела. И до чего это современная книга!
Как-то в беседе Павел Петрович привел такой пример.
— Жил старик один. Каждую ночь у него огонь в избе горел. Поглядят в окно и видят: сидит старик над книгой. А пошла про него молва: «ученый». Помер старик. Стали искать плоды его труда. И что же оказалось? Оказывается, он подсчитывал, сколько букв в библии. Вот тебе и ученый!
Человек — это он сам и его труд. И тем достойнее человек, чем полезнее его труд. Подлинно прекрасен лишь человек труда, творческого горения. «Работа — она штука долговечная. Человек умрет, а дело его останется». Эти слова — лейтмотив всего, что пишет Бажов. Честь художнику, постигшему красоту этой правды я правду этой красоты!
* * *
Он, как его герой горный мастер Данило, всегда с людьми. В день объявления войны, давно уже бывший пенсионером по старости, пришел он в издательство и попросил принять его на работу. Он не мог поступить иначе. И голос его в эти годы зазвучал молодо и гневно, как голос бойца.
Вот он поднимается на трибуну. Перед ним тысячная красноармейская аудитория. Мужественные лица воинов, уже понюхавших пороху. Старый человек на трибуне читает сказ «Тараканье мыло» о том, как немцы пробовали заводить свои порядки на Урале и какой из этого получился для них конфуз. Читает он по-народному, просто, как будто сам дедушка Слышко ведет неторопливый рассказ у караулки на Думной горе. И каждое слово его доходит до сердца, потому что идет из сердца. Сколько любви, сколько гордости за русского человека, за его смекалку и «живинку в деле», отличающую «мастерство с полетом» от бескрылого ремесленничества. Какое глубокое уважение к народу!
Однажды, выслушав юмористический рассказ Горбунова, Павел Петрович заметил:
— Не люблю я его. Это с его легкой руки пошли Ваньки-Таньки. И просто неприятно, когда слышишь, как большие артисты читают: бонба, оттедова… Высмеивают фонетические неправильности. Вон, мол, как они говорят, сиволапые… А кого высмеивают? Народ высмеивают.
* * *
Доклады его — не доклады в общепринятом смысле слова, это задушевная беседа, увлекательная по остроте и богатству мысли, оригинальная по форме. Мудрая простота его речи делает ее одинаково доступной и для научных работников, и для пионеров, и для бойцов Советской Армии. И всегда он остается самим собой — живым воплощением мудрости народной, трудового народного опыта.
Коренной уралец, он горячо любит свой край.
— У нас на Урале столько профессий, да таких, каких нигде не бывало. Например, горщики. Ведь это одна из исконных уральских профессий. А сколько в ней поэзии!
В то же время он всегда резко выступает против сторонников уральской исключительности и подчеркивает исторические связи Урала с остальной Россией.
С особенной любовью говорит он о старых уральских мастерах, об их трудовых традициях.
— Возьмем историю золотого дела на Урале. Найти-то золото нашли, а вот что с ним дальше делать не знали. Стали плавить. Выплавили за пять лет всего восемьдесят четыре пуда. Простой рабочий Брусницын предложил свой способ: дробить и промывать руду. И в первый же год добыли двести пудов золота. Так и стали после этого называть: «брусницынское золото». Вот где корни современного новаторства… Или, например, каслинское литье. Оно пользуется мировой известностью. Нигде в мире нет лучше каслинского литья. А в чем его секрет? То ли чугун такой особенный, то ли опоки, то ли руки такие у каслинских мастеров?
Речь заходит об уральском фольклоре.
— Вот говорят мне молодые фольклористы: «Вам, Павел Петрович, хорошо. Вам старики все рассказывают, а нам нет»… Нет, и мне старики не все рассказывают… А надо собирать их рассказы. Ведь на Урале население-то заводское коренное. Заводы-то еще при феодализме строились. Поезжайте хотя бы в Невьянск. Там из одних Поляковых можно конференцию собрать да Шмелевых столько же. Это целая история завода. Спросите о прошлом и в любой семье вам ответят: это мне дедушка рассказывал, а про это бабушка говорила. У нас на Урале фольклор особенный — он не успел отстояться…
* * *
Необычайно широк у него круг интересов и необычайно богатство знаний. О камнерезном деле он говорит так, как будто сам был всю жизнь камнерезом, об истории края как историк и краевед.
Сам он упорно и давно занимается вопросами истории. Историческая тема проходит и через книгу «Малахитовая шкатулка». Есть в сказе «Шелковая горка» замечательное место. Вот оно:
«…Всякий, кому понадобится рассказывать о заводской старине, непременно с нашего завода начинает. Случалось мне, читывал. Не одна книжка про это написана. Одно плохо — говорят больше о хозяевах, о Демидовых то есть. Сперва побасенку расскажут, как Никита Демидов царю Петру пистолет починил и за это будто бы в подарок казенный завод получил, а потом и начнут расписывать про демидовскую жизнь.
На деле-то не так было. Все-таки не сами Демидовы руду искали, не сами плавили да до дела доводили. Много зорких глаз, умелых рук, большой смекалки да выдумки приложено, чтобы демидовское железо по всему государству на славу вышло и за границу поехало. Знаменитые мастера были, да в запись не попали»…
Его мысль — написать историю Урала, как историю труда, написать о первых «мужицких заводах» на Урале.
— Вот профессор Смирнов сказал насчет Ивана Калиты: от лемеха пошла Москва. Я думаю, что в этом есть рациональное зерно… Или так: «Пришел атаман с пятидесятью товарищами и покорил Камчатку». Шутка ли! Значит, не в оружии дело, а в том, что новое, лучшее несли наши люди. Колонизация наша не похожа на американскую. То же и на Урале. Пришел монах Долмат и основал монастырь… А ведь дело-то, наверно, было в другом… Ключевский добросовестно исследовал прошлое, но он был человеком другой эпохи, другого класса. Так же и в отношении Чупина: не всему нужно верить у него. Другими глазами он видел. Я вот думаю, что уральские-то заводы строили нижегородские да павловские мастера, а немцы тут не при чем…
Сам правдивый изобразитель прошлого, он со строгим критерием правды подходит и к историческим романам.
— Историческая-то тема, можно сказать, еще и не начиналась, — говорит он. — Возьмем, например, Костылева «Иван Грозный». Ну к чему все эти канаусовые рубахи, аксамиты и прочее? Ведь деталь только тогда хороша, когда она помогает раскрыть и понять образ. С историческими деталями надо уметь обращаться. Есть там такая сцена, когда Темрюковна в штанах скачет на аргамаке, а Иван ее снимает с коня. Разве так могло быть? Ведь это польский обычай, а совсем не московский. Никогда московский царь и московская царица не могли этого себе позволить.
* * *
Труд народа и сила народа — вот что лежит в основе сказов Бажова. Вот почему его творчество всеми корнями уходит в почву современности. С чувством гордости за советского человека говорит он о достижениях в области экономики и культуры.
— Раньше поколение-то измерялось десятилетиями, а теперь пятилетками. Да что пятилетками? Каждый год производят сотни тысяч высокообразованных молодых людей. А что будет через пять лет, через десять лет, мы даже представить себе не можем…
И с восхищением рассказывает о том, что в одном из московских издательств слышал, как двое молодых людей свободно разговаривали между собой на иностранном языке.
— Скоро у нас кончающий вуз будет владеть тремя иностранными языками.
Зашла речь о научно-фантастических романах.
— Трудно писать фантастические романы. Нужно в будущее-то глядеть марксистским глазом… Раньше в толстых журналах печатали переводные романы вроде послесловия в конце книги. Вот такой роман с продолжением был напечатан в конце 70-х годов в «Русском вестнике». Какой-то француз писал… «Железная рабыня» называется. Писал этот француз о том, что через пятьдесят лет даст электричество. И не нашел ничего лучше, как очистка Сены. До чего убогая фантазия! Посмотрел бы этот француз, что у нас получилось. Вот бы этот роман найти и сопоставить с нашей электрификацией. Любопытный факт!..
С уважением говорит он о советской женщине-матери.
— Читаю журнал «Советская работница». Пишут в нем о докторах химии, о лауреатах, о Героях Социалистического Труда… Хорошо… И тут же фотография: звено Макаровых. Восемь женщин и все Макаровы, заметь. Значит, одна семья. Вот и суди — женская профессия сказалась. Воспитала, значит, какая-то мать этих восьмерых, да еще как воспитала… Вот я и думаю, что мало мы пишем о женской-то профессии. А ведь она и почетная, и тяжелая, и самая главная…
* * *
Одноэтажный домик с крыльцом на углу улиц Большакова и Чапаева. В долгие зимние ночи, когда уже давно погасли соседние огни и лишь изредка промчится авто, освещая фарами примятый снег, только в этом домике ярко сияет квадрат окна. За столом среди книг и рукописей сидит человек. У него открытый широкий лоб мыслителя, седая борода ложится на грудь. Он — русский всем своим обликом и красив той благородной старости красотой, которую дает людям большая, честно прожитая жизнь.
Как искусный мастер — гранильщик, шлифует он слова-самоцветы. Со страниц этой книги поднимаются незабываемые поэтические образы людей труда, и поет в них душа человека — сильная и прекрасная душа народа, творчески преображающего мир для счастья всего человечества. Богатый жизненный опыт он пополняет из всех отраслей знания. Чувство нового развито в нем очень сильно, потому что он сам идет в первых рядах строителей этого нового.
Завтра вы увидите, как он неторопливой походкой старого человека шагает к зданию облисполкома. Четверг — приемный день у депутата Верховного Совета СССР. Здесь, в дежурной комнате, Павел Петрович выслушивает посетителей, их жалобы, предложения, помогает удовлетворить одни, продвинуть другие.
Из облисполкома идет он на другой четверг — литературный. Обсуждается новая вещь. Споры, реплики, критические замечания. Павел Петрович молча слушает, наклонив голову. Он скажет в конце, поправит, укажет на то, чего никто из критиков не заметил, но что как раз и является главным. Здесь он учитель одного из самых трудных видов мастерства — литературного. И первое, чему он учит, — это быть ближе к жизни, к простым людям, к их труду. Учит искать живинку, которая «во всяком деле есть, впереди мастера бежит и человека за собой тянет».
По всему свету разносит крылатое слово уральского сказочника Бажова трудовую славу уральских богатырей, славных сталинских мастеров.
* * *
«Когда писатель чувствует свою кровную связь с народом, — это дает красоту и силу ему». Эти слова Горького целиком относятся к творчеству и личности Павла Петровича Бажова.
Реалист огромной художественной силы, создатель советской рабочей сказки, поэт и мыслитель, он возвеличил в своих произведениях народ как творца духовных и материальных ценностей, как носителя идеи справедливости и неустанного движения вперед. Тема героики народного труда проходит через все творчество Бажова, начиная с его первых газетных очерков. Связь с народом дала невиданную поэтическую мощь его произведениям.
Удостоенная Сталинской премии книга его чудесных сказов «Малахитовая шкатулка» явилась блестящим достижением советской литературы на Урале, она стала одной из любимейших книг советского читателя, эта книга представляет крупнейшее событие в истории литературы вообще. Это книга мирового значения. Она переведена на десятки языков.
Сказы Бажова — это новое художественное открытие Урала. Народной поэзией овеяны их образы. Жизненная правда лежит в их основе, мудрость народная наполняет их.
Перед читателем проходят незабываемые фигуры молодых умельцев Данилы, Иванки-Крылатки, образы металлургов, горщиков, камнерезов — орлиного племени мастеров «с полетом», с «живинкой в деле». В этих любимых образах Бажов воплотил основы передовой идеологии советского человека с ее гуманизмом, радостью жизни, верой во всепобеждающую творческую силу труда.
Силой и красотой овеяны женские образы сказов. Женщина в них не слабое, беззащитное существо, покорная раба мужа. Она его товарищ по работе и верный помощник, при случае она сама умеет постоять за себя. Гордо и независимо держит себя Танюша с господами и не теряется даже в царском дворце. Это чувство достоинства и силы рабочего человека — достоинство и сила самого народа.
Образ бунтаря, смелого и мужественного человека, который не боится хозяйской палки, вырисован Бажовым с особенной теплотой и сочувствием. Один из прекраснейших образов Бажова — образ дедушки Слышка. Старый рабочий, он доживает свой долгий трудовой век в караулке на горе Думной. Много он перенес и испытал, но сохранил светлый взгляд на жизнь и людей.
Историческая правда лежит в основе рабочих сказок Бажова. Колонизация Урала, походы Ермака, пугачевское восстание — все это подлинные события. Историческая правда заключена и в сказах о мастерах, изготовивших чудесный хрустальный лак, о каслинских литейщиках и златоустовских мастерах стали. Всюду сквозь фантастический цветистый узор просвечивает реальная жизнь, реальные люди с их борьбой и трудом.
Но прошлое в сказах Бажова всеми гранями отсвечивает в наше время. Это поистине «мост длиной в сто лет». Зорким глазом писателя-большевика Бажов схватывает в явлениях их прогрессивное, ведущее начало. В каждой строчке, написанной им, дышит страсть гражданина и патриота, живущего сегодняшним днем своей Родины и зовущего в сияющие просторы коммунистического завтра.
Народная мудрость его сказов — в возвеличении труда и людей труда. Это — гимн народу-мастеру, народу-творцу, великому хозяину великой земли. Он звучит над всем миром, как песня нашей силы и славы. Гордо и радостно сознавать, что с нами его певец, могучий самобытный талант, выращенный нашим народом, нашей партией.