Алексей Казовский ТЫ, РОБОТ
Алексей Казовский
ТЫ, РОБОТ
Денёк для отъезда выдался отличный. На заре пролетел дождь вслед за быстрой тучкой, солнце умылось и выкатилось на небо. Из открытого водительского окна в лицо мне тянуло свежестью и ароматами влажной хвои и прелых листьев. Пока я тащился на неторопливом междугородном автобусе и топал пешком от вокзала к Монументу Вечной Дружбы, день склонился к вечеру, и на набережной уже вовсю толпился народ.
Теплоход «Юрий Гагарин» пришвартовался чуть раньше назначенного времени. Роботы-матросы таскали по сходням продукты с подъехавшего грузовика. Туристы терпеливо маялись на пристани: раскрашенные девицы из стрип-клубов в откровенных нарядах, скучающие конторские служащие с томными глазами, уставшие от долгой совместной жизни супружеские пары, несколько средней руки дельцов с подругами и без, и трое-четверо ловеласов с крепкими торсами.
Я остановился у парапета и сверху ещё раз внимательно пробежал взглядом по лицам будущих попутчиков, заинтересованных в моей персоне не заметил и успокоился окончательно. Прошло уже больше недели со дня «мероприятия», и я всё дальше удалялся от места его проведения и от возможного преследования.
В шесть туристов пустили на борт. В числе первых я зарегистрировал путёвку, оформленную на паспорт случайной знакомой, и заперся в каюте. Всё прошло как по маслу, документы у меня не спросили, и моё имя, соответственно, не попало в список пассажиров, что и требовалось «доказать».
Дождавшись отплытия, в самом радужном расположении духа я вышел из каюты и провёл сам себе экскурсию по теплоходу. Прогулялся по всем палубам, нашёл ресторан, бар, сауну и другие общеприсутственные места. Закончив обход, закурил и остановился у поручней напротив окна-иллюминатора своей каюты, засмотревшись на убегающую воду.
За спиной продефилировала парочка, уже явно навеселе. Девушка, как бы невзначай качнувшись, прижалась на секунду ко мне бедром и локтем. Проводив её краем глаза, я докурил сигарету и собрался ретироваться в каюту. Знакомства, а тем более пьяные разборки мне сейчас были совсем ни к чему.
На полдороги к дверям, на откидном стульчике сидел неброско одетый пассажир, на вид немногим старше меня. Его лица я раньше не приметил.
— Весьма непосредственная дама, — сказал он, — вы не находите?
Он смотрел на меня хитроватым взглядом и улыбался. Я пожал плечами и прошёл мимо. В это время из громкоговорителя над входом посыпался треск, и тонкий голос робота-стюарда пригласил туристов на ужин. Не заходя в каюту, я отправился в ресторан, чтобы побыстрее разделаться с едой и лечь спать. Но едва уселся за стол, напротив возник давешний гражданин в потёртом костюме.
Попутчик снова улыбнулся мне, кивнул как старому знакомому и принялся уминать салат. Что-то мне в нём определённо не понравилось, и я сделал вид, что не заметил благосклонного внимания. Он, тем не менее, доев порцию, утёр губы салфеткой и обратился ко мне:
— Меня зовут… Порфирий Петрович, а вас?
Какой-то странный отзвук вызвали в моей памяти эти слова.
— Родион, — брякнул я ни с того ни с сего первое, пришедшее на язык имя.
В это время к нам присоединилась супружеская чета в скверном расположении духа, судя по кислым физиономиям, и необходимость поддерживать разговор отпала сама собой. Ужин за нашим столиком прошёл в молчании.
Я управился первым, отставил недопитый чай и тихо удалился. В каюте проверил сумку в багажном ящике, застелил постель и отключился под приглушённые звуки музыки, доносящиеся сквозь переборки из ресторана. Народ начинал гулять.
Наутро меня разбудил мерный шум в коридоре — робот-уборщик пылесосил ковровые дорожки.
Глянул на часы — восемь. Умылся, натянул короткие джинсовые шорты и цветастую рубашку. До завтрака ещё было два часа, отдыхающим давали вволю отоспаться после ночных развлечений, и я вышел в утреннюю свежесть на влажную от росы палубу, не ожидая никого увидеть. К немалому моему удивлению у дверей опять восседал вчерашний знакомец, с бумажной книжкой на коленях.
— С добрым утром, Родион! — обрадованно воскликнул он, отвлекаясь от чтения. — Вы тоже не любите долго спать?
— Здравствуйте, — скривился я в ответной улыбке. — Порфирий Петрович, кажется?
— Да и вы запомнили моё имя. Очень, очень приятно!
Его лицо лучилось неподдельной радостью. Пришлось смириться с неизбежным. В конце концов, в туристической поездке невозможно обойтись без общения с попутчиками, я надеялся только, что случайных знакомств не будет слишком много.
— Запомнил. Довольно редкое имя в наше время.
— Так и ваше не часто встретишь.
Я закурил и облокотился на перила вполоборота к собеседнику, вроде бы не отвлекаясь от разговора и, в то же время, сохраняя некоторую независимость.
Теплоход плавно резал гладь реки, подёрнутую лёгкой дымкой тумана. Солнце уже взошло, но пряталось пока за деревьями высокого обрывистого берега, расчерченного трассирующими чёрными точками ласточкиных гнёзд. Над водой беззвучно проносились красноклювые чайки, а в прибрежной заводи я увидел застывший силуэт цапли, охотящейся за лягушками. Мир дышал спокойствием и негой.
— Я тут читаю одну занятную книжицу, — нарушил паузу Порфирий Петрович, — «Колыбель для кошки». Не попадалась вам? Случайно увидел в ларьке на вокзале, рядом с самоучителем стриптиза.
— Что же в ней такого необычного? — без всякого интереса спросил я. — Кроме того, что сделана на бумаге.
— Ах, вы об этом, — он взглянул на книгу. — Конечно, можно было взять с собой карманный ридер, но мне нравится листать настоящие страницы. В этом есть своя прелесть… А насчёт содержания, тут в двух словах вряд ли объяснишь. Эта книга обо всём — о том, что человек должен быть самим собой и должен отвечать за свои поступки, и о том, что нас всех ждёт. Настоятельно рекомендую.
Он поднялся, придержав сиденье, чтоб оно не хлопнуло, и подошёл ко мне.
— Вот скажите, давно вы читали что-нибудь стоящее?
Вопрос застал меня врасплох. И хоть я совершенно не обязан был отчитываться перед первым встречным, мне почему-то стало неловко, словно на приёме у психотерапевта.
— Честно говоря, я вообще забыл, когда в последний раз брал в руки беллетристику, — промямлил я, прячась за клубами дыма очередной сигареты.
— Тут нечего стесняться, — сказал Порфирий Петрович, остановившись рядом. — Современный мир не оставляет времени для чтения настоящей литературы. Вечная спешка и мешанина дел на работе, лавина новостей по телевизору, в газетах и Интернете, заставляют искать отдых в развлечениях. И предложение бездумных забав, навязанных кичливым гламуром ток-шоу и сериалов, намного обгоняет спрос. Я сам такой же — кушаю, что дают… Вам не интересно? Мне показалось, что именно с вами можно обсудить эту тему.
Он внимательно смотрел на меня.
— В общем-то, не возражаю, хотя и не в восторге от проповедей, — я пытался понять, чего он хочет добиться.
— Хорошо, хорошо, я не настаиваю! — рассмеялся Порфирий Петрович, отвернулся, провожая взглядом уплывающий чёрный бакен, и вдруг спросил без всякого перехода: — Как вы думаете, можно ли нарушить закон и избежать наказания?
— К чему это вы? — спросил я, стараясь не выдать в голосе накатившего ознобом напряжения.
— К тому, что это можно сделать только в одном случае, — Порфирий Петрович обернулся.
— В каком же? — я с прищуром взглянул на него.
— Если преступнику позволит остаться безнаказанным тот, кто его преследует, — ответил он усмешкой. — Вот представьте себе: некто ограбил банк среди бела дня, а милиция, вместо того чтобы устроить погоню, даёт грабителю возможность убраться куда подальше. Затем, сыщик спокойно и методично вычисляет подозреваемого, «пасёт» его и, когда тот уже совсем решил, что сумел уйти, проводит задержание. Или не проводит…
Мне всё стало ясно. Надо отдать ему должное — ни разу не засветился до последнего момента. Что же он хочет взамен своего молчания?
— Сколько? — коротко спросил я, решив не тянуть волынку.
— Подождите, я не всё ещё вам рассказал. Пока мы играли в казаки-разбойники, дело приняло совершенно неожиданный оборот.
Порфирий Петрович сунул руку во внутренний карман пиджака, что вновь вызвало у меня тихую панику, и извлёк сложенную газету. Развернув её, отчеркнул ногтем статейку в середине листа. Я в замешательстве уставился на две фотографии, свою и его, над колонкой мелких строчек, и принялся читать.
«Вчера, в середине дня в операционную кассу банка «Сибирский кредит» ворвался грабитель, бывший работник Р. и, угрожая ручной гранатой, потребовал выдать наличные. Подчинившись насилию, кассир упаковал деньги из сейфа и отдал преступнику сумку, после чего включил сигнализацию.
Группа захвата под руководством инспектора П. через три минуты по тревоге прибыла на место. Однако Р. успел покинуть здание банка и выехал со стоянки на мотоцикле. В ходе преследования и завязавшейся перестрелки грабитель был убит взрывом собственной гранаты. Инспектор П. получил смертельное осколочное ранение в шею. Он скончался через несколько часов на операционном столе. От взрыва также пострадали двое случайных прохожих, их состояние уточняется. Сумка с похищенными деньгами (шесть миллионов рублей) уничтожена воспламенившимся бензином из пробитого бака мотоцикла».
«Смотри-ка, и сумму не соврали, я-то уж думал, кто-нибудь обязательно погреет руки на этом деле», — первое, что мелькнуло у меня в голове, потом дошло и остальное.
— Что это значит?! — я поднял изумлённый взгляд на детектива.
— Сам хотел бы знать. Для начала предлагаю перейти на «ты», раз уж нас записали товарищами по несчастью.
Я машинально кивнул, продолжая вертеть в руках газету. Она была настоящая, недельной давности, слегка потёртая на сгибах.
— Может, нас собираются использовать в какой-то федеральной программе и поэтому имитируют смерть? — высказал я предположение.
— Стандартный ход голливудского триллера, — кивнул Порфирий Петрович. — У меня эта мысль тоже всплывала, но всё гораздо проще. Нами никто не интересуется. Личные дела сданы в архив, жильё — в муниципальное распоряжение, долги списаны, пенсии аннулированы. Всё. Нас больше нет ни для кого.
Мне это сообщение, будь оно правдой, доставило бы неописуемую радость, но сомнения оставались, пока не ясна причина столь явного искажения фактов и скоропостижной забывчивости властей.
— Расскажи…те, пожалуйста, что происходило тогда… ну, когда я ограбил банк, и потом.
Мне, действительно, очень хотелось узнать всё из «первых» уст.
Собеседник сложил газету и облокотился на перила.
— Когда мы примчались на место, ты как раз выехал навстречу с парковки. И я уже было дал команду разворачиваться вдогонку, но одна мысль меня остановила. «Вот парень, — подумал я, — который провернул чистое дело. Сейчас мы, как водится, устроим гонки с препятствиями, стрельбу, угробим или оставим калеками этого бедолагу и пару-тройку совершенно непричастных людей. Возможно, потеряем кого-то из своих… Во имя чего? Ведь преступление уже совершено, зачем же усугублять, — для того чтобы вернуть банкирам деньги?! Полнейший идиотизм».
Порфирий Петрович усмехнулся и продолжил рассказ:
— В управлении меня тут же отстранили от работы, несмотря на все разумные объяснения и предложение взять тебя тёпленьким через несколько дней. Пришлось написать заявление на отпуск и самому заняться слежкой.
Прессу я купил на следующий день и, честно говоря, тоже немного ошалел, когда прочёл эту статейку. Позвонил в контору, представившись дальним родственником, и там официально подтвердили газетные факты. Пришлось немного откорректировать планы в отношении тебя, пока мы вместе не разберёмся в ситуации.
Я не зря начал нашу беседу с книг, сам двигался так же — от простого к сложному, маленькими шажками. В дороге было время на раздумья, и чтение очень помогло. Я стал задавать себе вопросы, которые раньше почему-то не приходили в голову, и понял вдруг, что наш мир очень странный. Мы привыкли и не замечаем очевидных вещей, вроде не имеющих отношения к проблеме, но таких же необъяснимых.
— Например?
Порфирий задумался на секунду.
— Например, ты когда-нибудь видел детей?
— Что за дурацкий вопрос?! Я и сам был когда-то ребёнком! — воскликнул я и тут же осёкся.
Нет, сомнений не было — я отлично помнил своих друзей, наши бесшабашные игры, школьные уроки, проказы и ещё много чего. Но всё это было именно в детстве. Во взрослой жизни дети мне, кажется, не встречались. Я попытался собраться с мыслями, глубоко вдохнул несколько раз и выдал услужливо подсказанную памятью информацию:
— Сейчас дети живут и воспитываются отдельно от взрослых, в специальных лагерях.
— Это официальная информация, для всех. Никто её не проверял, не так ли? Возьмём этот факт на заметку и пока отставим его. Второе, — ты обратил внимание, что мусора везде становится всё меньше и меньше?
— Конечно! Ведь кругом понастроили заводов по переработке отходов. Вон, и вода в реке на удивление чистая, живность по берегам появилась.
— Здорово, правда? — Порфирий кивнул с невесёлой усмешкой. — А кроме заводов что-нибудь строят? Может, жилые дома или там, библиотеки, кинотеатры?..
И я опять крепко задумался, стараясь припомнить. Действительно, лет восемь назад был настоящий бум новостроек. Дома и микрорайоны росли как грибы, цены на жильё взлетали с каждым днём. А затем строительство потихоньку сошло на нет, квартир хватило на всех, и народ всё воспринял как должное. О чём это говорит?
Я поднял глаза на своего собеседника.
— Численность населения стала уменьшаться, так, что ли?
— Она и до этого сокращалась в нашей стране, — ответил Порфирий, — а в Европе топчется на месте с конца прошлого века. Тогда как в других странах, особенно в развивающихся, народу прибавлялось до двух процентов ежегодно. Но строительство жилья прекращено везде. Значит…
— Значит, людей в мире осталось какое-то определённое количество — константа на все времена! — закончил я мысль. — Разве такое может быть?!
— Ты у меня спрашиваешь? — снова усмехнулся Порфирий. — Отложим пока в сторону и это предположение. И вот тебе ещё один вопрос на засыпку: когда появились роботы?
В это минуту проснулся динамик, и нас позвали на завтрак.
— Тут без бутылки не разберёшься! — сказал я, многозначительно подняв указательный палец. — Пошли, перекусим и возьмём чего-нибудь в баре на обратном пути, для прояснения мозгов.
Порфирий упрятал книжку с газетой в карман пиджака, и мы потопали в ресторан. Соседи уже сидели за столиком. На нас взглянули более благосклонно, чем вчера, улыбчиво поздоровались и даже спросили о нашем самочувствии. Я уж хотел сказать, что для мертвецов мы чувствуем себя довольно хорошо, да вовремя прикусил язык и отговорился простым «спасибо».
Задерживаться мы не стали, умяли быстро дежурный завтрак и переместились к стойке бара. Я спросил пива, но робот-бармен извинился и сообщил, что оно тёплое из-за плохого холодильника.
— Старая техника, с прошлой реконструкции стоит, двадцать лет уже, господин, — пояснил он и попытался изобразить сожаление на своей постной пластиковой физиономии.
— Холодильники столько не живут, — сказал я, не вникая в смысл его слов.
Пришлось широким жестом прикупить бутылку «Арарата», копчёной нарезки и хлеба, и мы отправились в каюту. Чокнувшись, выпили по первой рюмке, закусили и продолжили нашу странную беседу.
— Так что ты там спрашивал о роботах? — переспросил я, хотя соображения насчёт последней задачки Порфирия уже давно крутились в голове. — Одиннадцать лет назад японская «Микросистем роботикс» открыла филиалы по всему миру, и роботы начали заменять людей на простой физической работе. А через два года мы полностью доверили им сельское хозяйство, промышленность, транспорт и армию, за исключением управленческих функций, — отбарабанил я, как по писаному.
— Ты в этом уверен? — Порфирий скептически смотрел на меня. — Это значит — к двухтысячному году роботы стали полностью содержать человечество, так, по-твоему?
Память моя окончательно раздвоилась, словно зрение у алкаша. Только «изображения» почему-то были разные. Одной «половинкой» я точно помнил всё, только что сказанное. А вот другая нашёптывала, что и в начале века на тех же стройках работали нищие гастарбайтеры из бывших союзнерушимых, и на Кавказе воевали и гибли настоящие живые солдаты. И сам я, забросив подальше диплом инженера, заради куска хлеба крутил баранку такси, пока не устроился в банк.
Мне стало не по себе. Я быстро плеснул в рюмки и одним глотком осушил свою, не дожидаясь Порфирия. Он долго рассматривал на свет коричневую жидкость, потом выпил.
— Интересно, коньяк они тоже сейчас гонят липовый?
— А когда он был настоящим для простых смертных? — буркнул я, жуя колбасу. — Хочешь, сейчас на остановке возьму «Хеннеси», только не уверен, что он будет лучше.
— Нам не спиртным надо наливаться, а купить нетбук и покопаться в Сети, — покачал головой Порфирий. — Там можно что-нибудь найти.
— Что?
— Не знаю. Какое-то объяснение всем этим нестыковкам. К тому же, у меня был спецдопуск к закрытой информации. Думаю, его не отменили.
— Ладно, пошли, — согласился я. — В любом случае надо проветриться, а то у меня мозги совсем перегреются.
Немного поменжевавшись, я вытянул из-под полки сумку с деньгами, накинул лямку на плечо. Мы через холл прошли на открытую палубу и встали у борта. Народ бестолково слонялся по теплоходу в ожидании швартовки.
По берегу, над кронами деревьев тянулись серые корпуса мусорного завода и электростанции. Городские постройки виднелись далеко за поворотом реки, которая широкой дугой огибала зелёный полуостров.
Хмель, наконец, добрался до головы, и все заумные рассуждения отвалились в сторону. Жизнь, что особенно приятно после «смерти», налаживалась. Захотелось курить, но сигареты в пачке закончились. Порфирий тоже развёл руками. Не сговариваясь, мы направились к дверям. Вернулись в холл и уже собирались свернуть к ресторану, но тут напарник углядел в стенном проёме, между лестничными трапами на нижнюю палубу, неброскую золотистую табличку. Теплоход был построен в Венгрии в 1959 году, значилось на ней.
— Весьма почтенный возраст, полтинник в этом году стукнет, — присвистнул я. — А на пенсию, видно, отправлять кораблик никто не собирается.
Порфирий продолжал разглядывать жестянку, закрашенную понизу голубой эмалью, под цвет стенки. Потом зыркнул по сторонам, убедился, что никто не обращает на нас внимания, и принялся соскребать краску монетой. Я с любопытством проследил за его манипуляциями и отвернулся со скучающим видом. Туристы начали подтягиваться к правому борту, вдоль которого суетились роботы-матросы со швартовыми концами и сходнями. Порфирий закончил своё грязное дело и тронул меня за плечо. Я обернулся, поднял глаза.
«Первая полная реконструкция произведена в 2010 г.» — гласила короткая строчка, извлечённая на свет божий из-под краски.
— Варежку закрой, а то муха залетит, — посоветовал мне напарник через десяток секунд. — Идём на берег.
Я машинально потащился следом за ним, всё ещё не в силах осмыслить очередную, но теперь уже совершенно явную несуразицу. Мы спустились на причал по скрипучему трапу, догнали группу и вместе со всеми загрузились в экскурсионный автобус. Откинувшись на мягкую спинку, я уставился в окно невидящими глазами, в которых всё ещё стояла злосчастная надпись. А в памяти всплыли недавние слова бармена.
— Да ну, это какая-то ошибка! — сказал я негромко. — Поэтому и замазали.
— Может быть, может быть… — протянул Порфирий.
— Слушай, давай расслабимся немного, а то мне что-то нехорошо. У тебя есть замечательная способность — портить людям настроение.
— Такая профессия.
— Сменил бы ты её, что ли.
— Пока она неплохо помогает нам разобраться в ситуации.
— Оно нам надо? Лучше поделим бабки и разойдёмся в разные стороны, или махнём вместе на море…
Порфирий с сожалением взглянул на меня и промолчал.
Автобус остановился на площади у какого-то памятника. Девушка-экскурсовод пригласила всех на выход. Мы вышли последними, отделились от группы и двинулись к торговому центру на другую сторону улицы. В компьютерном салоне выбрали самый навороченный нетбук, со встроенными причиндалами для мобильной связи, и запасную батарею. Я не без удовольствия отслюнявил купюры из толстой пачки. Приятно чувствовать себя миллионером. На выходе купили сигарет, взяли тачку на стоянке и вернулись в речной порт.
В каюте распаковали технику, и Порфирий нырнул в Интернет. Я, от нечего делать, закурил и привалился спиной к стене напротив него. Мысли лениво бродили в голове, невольно возвращая меня к странным известиям сегодняшнего дня. Несомненно, между разрозненными фактами существовала связь. Не хватало только последнего звена, которое замкнуло бы всю информацию алогическую цепочку, и мой дотошный напарник всё-таки раскопал его.
— Эй, Родион, очнись, — Порфирий потянул меня за рукав.
Я умудрился закемарить, пока он колдовал с нетбуком, кое-как продрал глаза и осоловело уставился на него.
— Послушай цитату из Воннегута, — он убедился, что я проснулся, и открыл свою книжку. — «Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?»
— Ты это к чему? — спросил я осторожно, всерьёз опасаясь за его рассудок.
— Ответ один: «Нет!»
Лицо Порфирия было совершенно спокойно. Он разлил остатки коньяка по рюмкам, выпил, не чокаясь, свою порцию и затем выдал:
— Если ты готов, слушай. Я нашёл хранилище информации о мировых событиях, не только прошлых, но и будущих. Занятно, не правда ли? Сейчас поймёшь, что это значит…
Всё оказалось на удивление банальным. Вид Homo sapiens отправился на свалку истории в 2012 году, как изжившая себя форма существования разумной материи. Полная культурная деградация, наркотики, терроризм, бесконечный финансовый кризис, войны и, под занавес, — новый вирус суперСПИДа. Хватило двух месяцев, чтобы в живых не осталось ни одного человека.
Однако за несколько лет до апокалипсиса учёные нашли способ цифровой записи человеческой памяти и создали под эгидой ООН «банк личностей» — копии памяти всех, живших тогда людей. С вполне утилитарной целью — электронные паспорта, подделать которые невозможно. В то же время была разработана и технология биополимерного протезирования органов, ну и робототехника, конечно, не стояла на месте.
И вот, после Конца Света на Земле остались одни роботы. Без хозяев.
— Дальше два плюс два сложишь сам, или тебе помочь? — Порфирий закурил, протянул пачку мне.
Я всё ещё не понимал, куда он клонит, и не ответил, предоставляя ему возможность довести мысль до конца. Он усмехнулся невесело и продолжил, а я слушал и мысленно складывал мозаику, кусочек к кусочку.
У роботов нет других обязанностей, кроме как служить человеку. Нет человека — значит, нужно его сделать. Но роботы сами не умеют ничего придумывать. Тогда нашёлся «шутник», один из последних учёных — робототехников, который «подсказал» им эту идею. Через несколько месяцев на полностью автоматизированных заводах по производству роботов начался выпуск действующих моделей людей.
Душа, личность или эго человека, называй, как хочешь, это его память. Переписал информацию из банка на жёсткий диск, загрузил в процессор операционную систему, вложил «мозги» в биомеханический каркас — копия готова. Правда, отсутствие фантазии не даёт ей свободы выбора. Получается живая кукла, марионетка, управляемая программой действий на определённые промежутки времени, от одного значимого события к другому. Загвоздка в том, что программа уже выполнена в прошлом, на будущее графика нет.
Значит, нужно вернуть полученный индивидуум на какой-то отрезок времени назад в его памяти и заставить «прожить» последний участок жизни снова. При этом создаётся полная иллюзия движения, а на самом деле он просто играет свою роль в общем, отрепетированном заранее, спектакле. Зато роботам есть кого обслуживать. Пока опять не наступит время «ч». Тогда программа снова возвращается к началу. И так далее, до бесконечности, словно заезженная пластинка. Только дети не вписались в эту схему, проще было создать миф об их существовании.
Сейчас шёл седьмой десятилетний цикл. Как я понял, был выбран именно такой короткий промежуток, чтобы псевдолюди не замечали отсутствия старения.
— Ты хочешь сказать, что одно и то же повторяется в восьмой раз?! И сейчас на самом деле 2079 год? — у меня голова пошла кругом.
Но пустыми вопросами я только пытался заслониться от главного — кто же тогда мы? И что с этим делать теперь?
Порфирий не стал отвлекаться на «мелочи» и закончил:
— Конечно, незначительные отклонения в поведении отдельных особей происходят всегда, но принципиальных, как в нашем случае, ещё не было. После планового момента смерти мы не имеем дальнейшего «расписания», поэтому придётся самим решать свою судьбу. И решать надо быстрее, иначе, — в очередном 2012 году отправимся вместе со всеми на следующий виток…
За дверью послышались громкие голоса, топот и смех. Туристы возвращались с экскурсии. Я глянул на часы.
— Скоро отправляемся. И я что-то проголодался. Пойдём в ресторан?
— Ты что, до сих пор не понял? Утоление голода, жажды, других инстинктов и потребностей — это рудиментарные функции «организма», а вернее их имитация, мы вполне можем обходиться без них. — Порфирий удивлённо посмотрел на меня и поднялся. — Я, пожалуй, выйду здесь. Дальше плыть не имеет смысла. А ты?
Я помотал головой. Надоело мне всё до чёртиков. После такой лекции не хотелось больше думать ни о чём и говорить.
— Что ж, дело хозяйское, счастливо оставаться. А мне что-то не верится, что настоящих людей совсем не осталось, хотя бы из «золотого миллиарда». Будет что новое, сообщу. Номер твоего мобильника у меня есть, забей мой.
Порфирий вынул телефон, нажал вызов. Я машинально загнал входящий звонок в телефонную книгу. Потом вспомнил о деньгах.
— Бабки нужны тебе?
— Нет, — отказался компаньон и протянул руку на прощанье. — Бывай.
Я заставил его забрать нетбук, проводил к сходням и потопал в ресторан.
«Рудиментарные функции, говоришь. Ну, ну… Проверим, как они работают…»
Наутро голова моя пудовой гирей прилепилась к подушке, глаза ни в какую не хотели открываться. С трудом поднялся с постели, растолкал невесть откуда взявшуюся полуголую дамочку и выпроводил её из каюты. Порфирий оказался прав — ничего, кроме отвращения, ко всем рудиментарным функциям своего организма я сегодня не испытывал. И плыть дальше мне тоже расхотелось. Выглянул в иллюминатор — теплоход стоял у пристани. Десяти минут хватило с лихвой, чтобы привести себя в мало-мальски приличный вид и покинуть гостеприимное судно.
В одной руке я нёс сумку, в другой держал книжку, которую забыл или оставил специально Порфирий. На её обложке были нарисованы растопыренные пальцы, замысловато оплетённые тонкой верёвочкой. Вновь что-то смутно знакомое мелькнуло в памяти, когда рассматривал картинку из далёкого-далёкого детства. Вот так же забытый маленький друг показывал мне свои пальцы, накрепко перевязанные тонкой бечевой. И я вспомнил — кажущаяся сложность верёвочной паутины распутывалась одним лёгким движением, стоило только потянуть в нужном месте…
Плана у меня никакого не было, да и не хотелось пока его иметь. Вчерашний разговор с Порфирием снова всплыл в гулкой черепушке и не давал мне покоя, пока я шёл к видневшемуся невдалеке мосту-развязке на пригородном шоссе. Остановился на середине пролёта и долго смотрел вниз. Солнце висело за спиной, и моя исполинская тень лежала на сером зернистом асфальте. Машины безостановочно утюжили моё тело, разглаживая его по полотну дороги. Ветер свистел из-под моста, словно в аэродинамической трубе, и закручивал по обочинам маленькие пыльные вихри.
Подняв сумку на перила, я отстегнул клапан и высыпал содержимое прямо на ветер. Тысячи бессмысленных клочков резаной бумаги поднялись в воздух, закружились разноцветным листопадом и посыпались сверху на снующие автомобили. Сначала в их движении не было беспорядка, но вот остановилась одна машина, за ней другая, и скоро на автостраде образовалась пробка. Водители и пассажиры ринулись ловить вертлявые купюры, с радостными воплями гоняясь за ними вдоль дороги.
Особо привлекла моё внимание маленькая сухонькая старушка в спортивном костюме и кроссовках. С завидной прытью она выхватывала бумажки прямо из-под носа менее расторопных сограждан. Я невольно усмехнулся, наблюдая за поведением этих «людей» — похоже, они тоже получили сбой в программе, — отвернулся и зашагал куда глаза глядят.
Нет никакой разницы, куда идти и что делать, если знаешь, что ты уже давно не человек. Ты — робот.
А может, это не просто сбой, и как раз тогда, когда возникает право выбора, и можно попытаться снова стать человеком? Новым человеком в новом мире…
Ты — робот, или ты — человек?