№ 11

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

№ 11

Дарья Туманова

ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО

В машине было душно. Скобцов опустил стекло. Мельком глянул в зеркало заднего вида и повернулся ко мне.

— Уже всё?

— Ага.

— Куда теперь?

— Ещё не знаю, — неуверенно отозвался я.

— Зря.

— Почему «зря»?

— Так это… льготы там, паёк, туда-сюда, бараньи яйца, и по деньгам, вроде, пока не жмут.

— Дай бог, куда-нибудь приткнусь, — я достал сигареты, тоже опустил стекло и задымил.

— Я бы так не смог.

— Валерик, ты у нас человек новый, вот погорбатишься и, если крыша не треснет, тоже куда-нибудь дёрнешь. Все отсюда рано или поздно уходят, или… их уходят.

— Не думаю, — он снова посмотрел в зеркало заднего вида. — Лучше скажи, почему решил?

Я на мгновение задумался. Рассказать или нет? Эм-м… ладно, расскажу…

* * *

Метрах в пятидесяти от «Уазика» виднелся купол часовни. Погода стояла мерзкая. Шёл второй час дежурства, к тому времени мы накурили и надышали в машине так, что хоть святых выноси. Васильев открыл дверь. Потянуло прохладой.

— Чего это он там делает? — удивлённо воскликнул Коля.

— Кто?

— Да вон же, он, — он ткнул пальцем в сторону тускло подсвеченной витрины магазина церковной утвари.

Напротив витрины стоял странный оборванец.

— А чего не так?

Коля взял автомат.

— Да ты приглядись, как следует, — сказал он.

Я пригляделся. Оборванец склонил голову, перекрестил витрину, глянул вверх, переместился к соседней и перекрестил её.

— Странный, да?

— Хм-м, — невольно вырвалось у меня.

— Проверим?

— Так это… бомж…

— И что, они тоже стёкла кокают и на разинутую варежку гоп-стопят будь здоров.

— Ну, идём, — взяв автомат, согласился я.

Мы выбрались наружу. В тучах зловеще громыхнуло, и мне в лицо брызнула горсть холодной мороси.

— Сержант Шаповалов, — представился Коля. — Ваши документы.

Оборванец продолжал крестить витрину.

— Документы! — повторил я.

— А? Что? — наконец отозвался оборванец.

— Документы есть?

— Не понимаю.

Мы изумлённо переглянулись.

— Паспорт там или ещё что-нибудь, — повысив голос, разъяснил Коля.

Оборванец дёрнул худыми плечами и виновато покосился на нас.

— Люди добрые, не сердитесь, не понимаю, о чём вы.

Мы снова переглянулись.

— Откуда такой взялся? — терпеливо спросил я.

Оборванец тряхнул мокрой вьющейся шевелюрой.

— Из Гамалы.

— Где это?

— Там, — он кивнул направо.

— Ну, а прописка, регистрация?

— Добрый человек, не понимаю, что ты от меня хочешь.

Коля перестал церемониться:

— Хорош придуриваться. Документы давай!

Над нами полыхнула молния, и грянул раскатистый гром. Оборванец опустил руки и посмотрел на нас с искренней любовью.

— Не знаю, что это такое.

— Где живёшь?

— Да, в общем, нигде. Я странствую.

Коля вынес вердикт:

— Ясно, бомж.

— Родные есть? — снова заговорил я.

— Я остался один.

— Здесь что делаешь?

— Прощение вымаливаю, — прошептал оборванец.

— Чего-чего? — спросили мы с Колей в унисон.

— Прощение вымаливаю. Раньше деньги меняли, овцами, волами и голубями торговали. Теперь этим… — он показал на иконы за стеклом. — Бича на них нет.

— Фамилия? — тускло спросил Коля.

— Добрый человек, не понимаю тебя.

Я приблизился к Коле и прошептал ему на ухо:

— Так он больной. Сбежал, наверное.

— Хрен его знает.

— В психушку бы, а?

Коля глянул на часы.

— Уже пол второго, не поедут. Самим везти далеко. Давай сейчас к нам, Петрович звякнет, утром сами заберут.

— Может, ну его.

— А если кому-нибудь глотку перережет?

— Ладно, давай, — сдался я.

Коля взял оборванца под локоть.

Я устало застонал:

— Ну не меня же! Конечно, тебя.

— Иешуа, — поспешил оборванец.

* * *

— Что, прямо так и сказал? — хмыкнув, уточнил Скобцов.

Я задумчиво кивнул.

— Ага, Иешуа.

— Нормально довезли?

— Почти.

— Рыпался, что ли?

— Если бы — браслеты спокойно накинули, и он всю дорогу молчал, как будто так и надо.

— Повезло, не буйный. Я, того, соседа — буйного — и то не всегда могу успокоить. А он каждый год по нескольку месяцев в «Тихоньке» отдыхает.

Я перевёл недоуменный взгляд на Скобцова.

— Валерик, причём тут буйный?

* * *

— Петрович, у нас клиент!

— Куда я его дену?

— Придумай.

— Ладно.

— Скоро будем.

— Осторожнее. На пло… не по… сь… да…

— Повтори, ничего не слышу.

— Говорю, на плотине поднялась вода. Там сейчас эмчеэсники и два наряда.

— Всё понял.

Коля, не раздумывая, свернул на Софийскую. Я отключил рацию и уставился в запотевшее стекло.

* * *

— Не понял, причём тут бомжара и ты?

— А притом. Слышал про плотину? Так вот, если бы не он… Короче, там был полный пипец. Прикинь, стена воды, и мы на пустой улице.

— Да уж.

— Не поверишь, прёт на нас и прёт.

— Что «прёт»? — оборвал меня Скобцов.

— Ё-моё, вода.

— А-а-а, ну и?

— Коля дал задний ход, свернул в переулок и по газам. А там тоже сплошная вода.

Скобцов кашлянул. Я посмотрел на него.

— Чего?

— Так причём тут этот, как его?

— Иешуа.

— Да.

— Не поверишь, на машину ни одна капля не упала. Прошла стеной справа и слева, а мы сухие.

Скобцов улыбнулся.

— Ты на вопрос не ответил.

Я последний раз затянулся и выбросил окурок в окно.

— Это он сделал. Помнишь, в «Библии» воды расступились? Только мы тогда ещё ничего не поняли.

— К бабкам не ходишь? — Скобцов закатил глаза.

— Кто? Я? Зачем?

— Ну, там зубную боль заговорить…

* * *

Мы с Колей подвели оборванца к окошку дежурного.

— Вписывай.

Петрович глянул на нас из-под очков.

— Без документов?

— Ага, — выдавил Коля.

— Тогда извините, — обратился Петрович к оборванцу, — придётся посидеть юн там до утра.

Иешуа повернулся и поглядел в сторону обезьянника. Кого там только не было в ту безумную ночь.

— Иди, — бросил Коля.

— Гражданин товарищ майор, — донеслось из клетки. — Ну-у, сколько можно держать несчастных девушек?

Петрович опустил брови.

— Несчастных?

— А что?

— Ничего. Сколько нужно. И хватит трепаться, всё равно до утра никого не выпущу.

— Почему?

— Не положено.

— Вы же нас знаете, — к решётке процокала каблучками девушка лет восемнадцати, в коротенькой атласной юбке, с мордашкой, как у Пэрис Хилтон.

— Знаю. А зачем торчали перед мэрией?

— Мы-то причём?

— Да ну!

— Конечно, это всё мамка, — произнесла девушка одними губами.

— Я сказал, хватит. А то сутки накину.

— Телефончик-то не отдадите?

— Цыц!

— Молчу-молчу.

Через минуту оборванец присоединился к проституткам, бомжам и остальной сомнительной публике.

* * *

Я достал последнюю сигарету. Пустую пачку выбросил в окно. Закурил.

— Не веришь?

— Нет, — признался Скобцов.

— Я тоже не верил.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ну и почему всё-таки поверил? Потому, что вода расступилась? Это, конечно, прикольно, но натуральная фигня. Ты же взрослый мужик.

— Вода — дело десятое.

— А что первое? Расскажи.

— Ты же мне не веришь.

Я стряхнул пепел в окно.

— В какой-то момент мне показалось, что наш бомж кормит других бомжей рыбой и хлебом.

Скобцов нервно хрюкнул.

— Прямо в обезьяннике?

— Да.

— Сам-то подумай, как такое может быть?

— Не знаю.

— Как в «Библии», да?

— Да.

— Тебе бы книжки писать.

Я затянулся.

— Вот чего не умею, того не умею.

— А ты попробуй, вдруг получится.

* * *

В половине четвёртого утра мы с Колей снова оказались в отделении. Вместе с мужиком, которого задержали в ювелирном магазине «Яхонт».

— Вперёд!

Звякнули ключи. Петрович открыл камеру. Коля ткнул мужика автоматным стволом в спину.

— Пошевеливайся!

Мужик внезапно остановился. Развернулся, опрокинул Колю плечом и ударил Петровича коленом под дых.

* * *

— А ты где был? — спросил Скобцов.

— В комнате отдыха. В горле пересохло. Но возню услышал.

— Чего было дальше?

— Мужик тыкал Колю ножом в грудь.

— Нож-то откуда взялся?

— Когда обыскивали, не заметили.

— Дальше-то что?

— Ну, заскочил я туда. Мужика прикладом по черепу. Тот в отруб. А Колька кровью истекает.

— Охренеть!

— Ага.

— Скорая быстро приехала?

— Минут через десять.

— Кольку-то я этого, вроде, никогда не видел. Да и подробности слышу впервые. Успели?

Я помрачнел.

— Нет.

* * *

Вызвав скорую, я бросился к камере и, когда оказался рядом, обомлел. Иешуа стоял перед Колей на коленях и молился. Я обернулся — на двери обезьянника висел тяжёлый замок. Разум подсказывал мне, что Иешуа не мог пройти сквозь решётку, но он каким-то образом всё-таки оказался здесь.

— Пожалуйста, не мешай, — попросил оборванец.

Я отступил. Потом произошло то, что иначе как чудом не назовёшь. Когда пятна крови на Колиной груди и на полу исчезли, пришёл в себя Петрович.

— Чего это он?

— Тихо.

Коля пошевелил рукой. Оборванец поднялся, приблизился к нам, очень тихо сказал:

— Всё будет хорошо, — и молчаливо двинулся в сторону выхода.

* * *

— Из обезьянника мы всех выпустили. Шлюхи, бомжи и остальные тоже всё видели и обалдели не меньше нас. Выпустили после того, как очнулся Катя. У него даже шрамов не осталось. Мужика оформили, как следует, а перед врачами извинились за ложный вызов. В общем… сам понимаешь, раз до сих пор не веришь мне. Но так всё и было.

— А этот… Иешуа?

— Мы его больше не видели. Хотя, через дверь он так и не вышел.

— Не понял, это как — не вышел? — удивился Скобцов.

— Просто исчез. Как это произошло, никто не заметил. Шёл себе по коридору…

* * *

— Вы где?

— У ипподрома.

— Понял.

Метёлкин отключил рацию.

— Пожевать бы.

— Тут есть круглосуточное кафе.

— Это хорошо, а то в брюхе урчит.

Минуты через две Скобцов направил «Уазик» по мрачной Софийской. На повороте фары высветили в переулке сухопарую фигуру.

— Валер, притормози-ка, — задумчиво произнёс Метёлкин.

— Зачем?

Скрипнули тормоза. «Уазик» остановился и затарахтел на холостых.

— А вон, гляди.

К машине неторопливо приближался старик крепкого телосложения, с помятым щитом на плече и изогнутым копьём под мышкой.

— Придурок какой-то.

— Ну да, — осторожно согласился Скобцов.

Нескладный приплюснутый шлем на голове старика и странное вооружение навевали самые недобрые чувства.

— Проверим? — предложил Метёлкин.

У Скобцова почему-то засосало под ложечкой.

— Может, ну его?

— А если заколет кого-нибудь?

— Сходи-ка сам, машину, знаешь ли, как-то не очень… бросать… без присмотра. Но если что, я рядом.

— Лада.

Метёлкин открыл дверь. Выбрался из машины и крикнул:

— Гражданин!

Тишина Метёлкин забеспокоился, снял с плеча автомат и крикнул ещё раз:

— Гражданин!

— Это вы мне? — удивился старик.

— Вам, кому же ещё!

Старик кашлянул в костлявый кулак, обернулся и прокричал в темноту:

— Санчо, ты где? Поторопись, веди сюда Россинанта. Тут один забавный молодой человек чего-то от меня хочет.