Глава 2 Почему Сталин уничтожил свою стратегическую авиацию?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Почему Сталин уничтожил свою стратегическую авиацию?

Вах!

И.В. Сталин, читая «День „М“»

Мы наняты, чтоб сказку сделать былью…

В. Суворов, строча «День „М“» упорно фальшивя

1

«Сталин мог предотвратить войну.

Одним росчерком пера.

Возможностей было много. Вот одна из них» (с. 21<350>).

Вот он — суворовский сталинизм и культ личности в ярком виде. Как вам могущество тов. Сталина? Росчерком пера мировые войны предотвращать… После такого остается только повесить повсюду лозунги типа «Большой брат смотрит на нас с небес», броситься перед усатым ликом на колени и с воплями «Осанна» начать молить его о плодородии, большом тираже и высоком гонораре. Я не сомневаюсь, что написавший эти строки автор так и поступает. И Большой Брат ему помогает.

Суворов пишет, что «тяжелый скоростной высотный бомбардировщик ТБ-7» был создан «в 1936 году» (с. 21–22<350>). Хронография нашего автора грешит некоторыми… странными «неточностями». В реальности дело было так:

первый экземпляр ТБ-7[296] был выпущен осенью 1936 года;

первый полет (без включения АЦН[297]) — 22 декабря 1936 года;

первый полет с включенным АЦН — 11 августа 1937 года;

первый полет дублера[298] — июль 1938 года;

первый серийный выпуск — 1940 год.[299]

Так каким же образом тов. Сталин мог в 1939 году предотвратить Вторую мировую войну самолетом, серийный выпуск которого не был начат ранее 1940 года? На обороте вашего «Дня „М“» большими буквами написано, что «19 августа 1939 года — это день, когда Сталин начал Вторую Мировую Войну». По вашему же обличительному блеянию, в тот же день тов. Сталин решил стать самым агрессивным агрессором всех времен и народов. Но почему же тогда он отдал приказ о начале производства ТБ-7 в 1940 году, каковой приказ вы, кстати, приравниваете к решению только обороняться, если к тому времени он, якобы, уже твердо решил начать войну против Германии молодецким ударом и порабощением?

«Выдающиеся качества ТБ-7 были доказаны западным экспертам осенью 1941 года… Молотов на ТБ-7 пролетел из Москвы в Британию прямо над оккупированной Европой…. В 1942 году Молотов вновь летал над Европой, и вновь вернулся невредимым» (с. 22–25<351–352>).

А вы знаете, что аналогичными «выдающимися качествами» обладал вполне «земной» военно-транспортный самолет С-46 «Коммандо» производства США? Не верите? А зря. Ведь именно на нем Черчилль, чьи изображения с подписью «Враг № 1» украшали все станции берлинского метро, безбоязненно летал через оккупированную Францию, фашистскую Италию, зону боев в Средиземном море и, наконец, мафиозную Сицилию на конференцию в город Каир. И вернулся оттуда тем же маршрутом, не считая эти полеты чем-то исключительным.[300] Во время его пролетов у немцев тоже «истребители на перехват не поднимались, на зенитных батареях тревога не объявлялась, постами наблюдения пролет» его ничем не выдающегося «Коммандо» «не регистрировался» (с. 25<352>). А ведь Черчилль — покрупнее фигура, чем Молотов (и в прямом, и переносном смысле). Так в чем же дело? Или немцы на время путешествия над своими владениями своего «врага № 1» временно ослепли?[301]

А дело в том, что в те времена, до наступления «ядерной эры» противовоздушная оборона не имела необходимости, а до «радиолокационного периода» — и возможности тотально перекрывать все свое воздушное пространство.[302] ПВО прикрывались только отдельные зоны (например, Москва) и направления (например, на Англию через Ла-Манш), и основным средством обнаружения противника являлись так называемые «слухачи» — дядьки и, чаще, тетки с особыми трубами, наподобие патефонных, при помощи которых они слушали воздух на предмет наличия злобного вражины с бомбой, начиненной наследием великого Нобеля. И ясно дело, одиночный самолет они расслышать просто не могли. Да и не особо старались, потому что до внедрения атомной бомбы особо грозной опасности он представлять не мог. Слушали воздушные эскадры бомбовозов, а не отдельно пролетающего себе Молотова или Черчилля. Так что суворый тезис о том, что «задолго до войны в Советском Союзе создан НЕУЯЗВИМЫЙ бомбардировщик» (с. 25<352>) неверен дважды: во-первых, не «задолго до войны», а в ее ходе, а во-вторых, не «НЕУЯЗВИМЫЙ», потому что попыток его уязвления мы как раз и не видели. Ведь «истребители на перехват не поднимались, на зенитных батареях тревога не объявлялась» — сам же Суворов написал.

Еще к вопросу об уязвлении: а за счет чего оно на ТБ-7 никак не достигается? Вроде как за счет большой высоты его полета? А какова она, эта высота, была? Знаете? У первого экземпляра, называвшегося АНТ-42, потолок составлял 11 250 метров, у серийного ТБ-7 — 9300 метров.[303] А у немецкого истребителя Ме-109Е, на который Люфтваффе перешли в 1938–1939 годах, — 10 290 метров. А у Me-109F, начавшего поступать в войска в 1940 году — 12 000 метров.[304] И у того, и у другого он мог быть поднят без особых проблем,[305] что и было сделано чуть позже, когда союзные бомбардировщики стали им не по плечу. Такие дела.

2

В этой части главы Виктор Суворов расписывает никем не оспариваемую гениальность конструктора Петлякова, якобы проявившуюся в суперновой, экстрасекретной, мегагипернавороченной, но в то же время, как ни странно, «гениально простой» (с. 26<353>) идее пятого двигателя, под именем Агрегата Центрального Наддува, использовавшегося немцами чуть ли не при кайзере Вильгельме.[306] Никакого особенного технического решения В.М. Петлякова не существовало (что не умаляет заслуг конструктора): оно использовалось нашими специалистами вовсе не потому, что сулило некие новые возможности. Центральный наддув был вынужденной мерой для компенсации ограниченной высотности двигателей, имевшихся в их распоряжении, и отсутствии надежных турбонагнетателей. И конструкторы отлично понимали, что АЦН — полумера: на малых высотах не включаемый пятый двигатель представляет собой ненужный балласт, а при его включении на высоте он пожирает ограниченный запас топлива. Недаром ТБ-7 запускался в серию с нижеследующей оговоркой: «Рекомендовано было центральный наддув заменить индивидуальной установкой турбокомпрессоров на каждом двигателе АМ-34ФРНВ».[307] А Пе-8, который Виктор нагло обозвал «обыкновенной посредственностью» (с. 29<355>), как раз и имел эти самые турбокомпрессоры, так что суворовский «секретный» и «гениальный» «пятый двигатель» был ему, как собаке пятая нога.

Кстати, курьезная деталь. Суворов своей цитатой о том, что «на земле влага оседала на остывающие детали, и коррозия разъедала механизмы насквозь» (с. 26<353>) утверждает, что вода способна конденсироваться не только на холодных, но и на горячих предметах. Наш герой, споря с советскими фальсификаторами, западными историками, а также шифровками, директивами, фильмами, сводками и газетами в туалете, дошел до пререкания с учебниками физики за четвертый класс средней школы. Так что каждый германский школьник вам уверенно подтвердит: на горячие предметы влага не оседает. Не может. Не умеет. Не обучена, и все тут. Это закон физики, а не директива о постройке тысячи ТБ-7, и посему к выполнению обязателен. Однако, это деталь. Едем дальше.

А дальше у нас вот что:

«Имея тысячу неуязвимых ТБ-7,[308] любое вторжение можно предотвратить. Для этого надо просто пригласить военные делегации определенных государств и в их присутствии где-то в заволжской степи высыпать со звенящих высот[309] ПЯТЬ ТЫСЯЧ ТОНН БОМБ» (с. 26–27<353>).

Страшно? Еще бы. Вот только возникает один вопрос: откудова эти «ПЯТЬ ТЫСЯЧ ТОНН БОМБ» в этих самых высотах возьмутся, с целью из них потом на делегации вниз высыпаться, да чтоб еще и крупным шрифтом осенить? И откуда их взял Суворов?

Вернувшись на пару страниц назад, выяснили, что такие страшные суворовские «ПЯТЬ ТЫСЯЧ» самым невинным образом произошли от скромной цитаты В.Б. Шаврова, гласящей, что «на ТБ-7 впервые, раньше, чем в США и Англии, были подняты пятитонные бомбы». (История конструкций самолетов в СССР. 1938–1950. С. 162) (с. 22<351>). Цитирует на редкость правильно, но тут это не важно. Ведь даты-то Шавров не называет! Зато через предложение, на той же 162-й странице, он пишет, что «на Курской дуге в июле 1943 г. 5-тонные бомбы сбрасывались на немецкую ударную группировку».[310] А в 1941 году их и в помине не было.

Более того. По тому же Шаврову, нормальная бомбовая нагрузка ТБ-7, с которой он мог лететь на 3600 километров и достигать своего потолка, составляла две тысячи килограммов, а перегрузочная, с которой данные резко падали — четыре тысячи килограммов.[311] Когда ТБ-7 снимали с производства, летчики Марков и Стефановский написали письмо Ворошилову, где, перечисляя положительные стороны ТБ-7, в частности, писали:

«Самолет ТБ-7 берет вовнутрь фюзеляжа 2000 кг бомб калибра 250, 500, 1000 и 2000 кг или 24 бомбы по 50—100 кг и может эти бомбы везти на расстояние до цели 2000 км. Общая емкость бомбового отсека 4000 кг, в то время как самолет ДБ-3 может на это расстояние везти только 10x100 кг бомб, остальные, более крупные, калибры подвешиваются снаружи, что снижает скорость и дальность на 10–15%».[312]

Что касается пяти тонн бомб на Пе-8, то сама «пятитонка» ФАБ-5000 была создана только к концу 1942 года, и лишь после этого в связи с вопросом, куда же это повесить, конструкторы обратили взоры на ТБ-7 с целью его специальной под такую нагрузку доработки. Вслед за первой машиной в начале 1943 года были переоборудованы еще несколько самолетов; испытывать бомбу на полигоне в то время, как в пределах досягаемости было и так полно всяких целей для бомбежки, не стали, и 29 апреля 1943 года первая ФАБ-5000 была сброшена на Кенигсберг.[313] Итак, «пятитонку» ТБ-7 нес только после специальной доработки, произведенной не на всех самолетах и только зимой 1942–1943 года. Вот и получалось, что, как пишет уже неоднократно упоминавшийся В.Б. Шавров, «действия самолета в наших условиях часто бывали скорее тактические, чем стратегические».[314]

Так что обломилось выпить за вечный мир под звон мифической неуязвимой тысячи ТБ-7 трясущемуся от нетерпения опрашивателю стариканов в пивных. Но надежда умирает последней. Суворов, еще мечтая кого-то своей дутой тысячей запугать, кричит: «Пока противник до Москвы дойдет, знаете, что с его городами будет? В воздухе ТБ-7 почти неуязвимы…» (с. 27<354>). Но это уже старая песня. Единственная новость — робкое «почти». Тем не менее, очень хочется спросить, что же будет с самими ТБ-7? «Мессершмитты» его потолок перекрывают,[315] а эскортировать нам его нечем. Первые истребители, годные для сопровождения стратегических бомбардировщиков в СССР, появились в 1944 году — ТИС Поликарпова и Як-9ДД Яковлева. Правда, можно летать и так. На нахалку. Вон, американцы же летали. Поначалу. А потом оказалось, что потери их бомбардировщиков при отсутствии истребительного прикрытия достигали 30% за вылет.[316] Это много? Сейчас узнаем.

Давайте представим, что в 1936 году Суворову удалось стать наркомом авиационной промышленности СССР. Строил он эти свои ТБ, минул год, другой, вот и тысяча новеньких стратегических бомбардировщиков на дворе у него рядами за горизонт поблескивает, а тут и Гитлер напал. К обороне Суворов подготовлен лучше некуда: ТБ-7 — завались. Считаем:

воскресенье — напали немцы;

понедельник — улетела тысяча ТБ-7, прилетело 700;

вторник — улетело 700, прилетело 450 (а немцы тем временем взяли Гродно);

среда — улетело 450, прилетело 300;

четверг — улетело 300, вернулось 200 (а немцы уже за Западной Двиной);

пятница — улетело 200, вернулось 140 (а немцы уже под Минском);

суббота — улетело 140, вернулось 90;

воскресенье — улетело 90, вернулось 60 (немцы заняли Литву и Латвию).[317]

Прошла всего НЕДЕЛЯ.

Итоги этой недели для Германии:

После недели все сокращающихся бомбардировок Гитлер заявляет своему народу, что самое страшное в войне с Россией уже позади. Стратегической авиации у Советов больше нет, то, что еще летает, скоро долетается — из-за продвижения немцев на восток базы русской авиации отодвигаются к Уралу. Истребительный парк СССР, ввиду чрезмерного увлечения наркома обороны В. Суворова теперь уже покойной стратегической авиацией, не обновлялся со времен войны в Испании, а фанерно-полотняными агрессорами господ Хартманна и компанию не испугаешь. Они их там еще пять лет назад сбивали. К тому же с 1936 господа Хартманны пересели с корявого, но легко справлявшегося с до-суворовскими И-16, самолета Ме-109Е «Эмиль», на Me-109F «Фридрих», ставший быстрее без малого на 100 км/ч и высотнее на два километра. Летают теперь, остатки «неуязвимых» ТБ-7 высматривают. Сверху.

Конечно, те две тысячи тонн бомб, что высыпались в начале недели из ТБ-7, были весьма неприятны. Но нарком Суворов обещал ПЯТЬ! И РЕГУЛЯРНО! А вы знаете, что делает товарищ Сталин с теми товарищами, которые не держат своих обещаний? Кроме того, остатки суворовских ТБ-7 скоро должны будут заняться работами по эвакуации себя и начальства. Так что крепитесь, немцы, терпеть вам осталось недолго. Аплодисменты, Спортпалас ликует, фюрер, раскланиваясь, задом слезает с трибуны.

Итоги этой недели для СССР:

Из-за сталинского приказа строить тысячу ТБ-7, для которых необходимо произвести четыре тысячи моторов АМ-35А, пришлось свернуть программы постройки истребителя МиГ-3, летавшего на тех же моторах, и штурмовика Ил-2, нужного нашим войскам как хлеб, как воздух, и имевшего, к несчастью, очень близкий по конструкции к ТэБэшному АМ-35А двигатель АМ-38.

В реальной обстановке до 22 июня успели произвести 249 Ил-2 и не более полутора тысяч МиГ-3, о котором уже упоминавшийся Шавров сказал, что «их выпускали больше, чем всех других истребителей».[318] Вот вам и ответ на вопрос, могла ли советская промышленность понаклепать 1000 ТБ-7. Двигатели АМ-38 были в жутком дефиците до начала войны, а в ее ходе МиГ-3 сняли с производства именно из-за необходимости иметь побольше АМ-38 для Ил-2, так что вариант с залежами АМ-35А на складах отпадает. Стало быть, в стране на 22 июня могло быть оснащено двигателями, собранными в количестве лишь около 1750 штук, только ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ СЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ стратегических бомбардировщика ТБ-7.[319]

Но за 437 с полтиной, по одинокому мнению наркома Суворова, «неуязвимых» ТБ-7 СССР заплатил возможностью производить свой к началу войны самый многочисленный истребитель нового типа МиГ-3 и свой непревзойденный «летающий танк» Ил-2. Посему, пережив первый удар немецкой авиации, советские ВВС могут угостить Люфтваффе лишь парочкой фанерных «ишаков», ставших в результате бурной оборонительной деятельности наркома Суворова самым современным типом советского истребителя.

Не знаю, что будет с городами противника, но, как видим, немецкая авиация в советском небе осталась в гордом одиночестве. Летает себе — и не скучает!

А тем временем в Куйбышеве (туда спешно эвакуируется правительство) готовится особенный полет. Заканчивается заправка последнего оставшегося в строю ТБ-7. Товарищ Калинин, тряся бородкой, старательно дорисовывает на его борту надпись «НА БЕРЛИН!». Его поправляет рабочий аэродрома, объясняя, что это вряд ли. Старик, вздохнув, подписывает «или до кудова долетишь». Самолет обвешан пятитонными бомбами, как старуха авоськами, — обещания, данные товарищу Сталину, нужно держать. За штурвалом — мрачный экс-нарком Суворов, косящийся подбитым глазом в сторону коренастых сотрудников НКВД, заваривающих единственную дверь. Нарком обороны Тимошенко (ему все это расхлебывать) сквозь зубы цедит в мегафон: «Ну, в добрый путь, гаденыш», — и жмет на кнопку активизации автопилота. Скуксившегося Суворова нежно бьет в темя, и он со вздохом налегает на педали. В этом самолете он не пилот, не штурман, и даже не пассажир. Он — тот самый «пятый секретный двигатель», должный заменить те два, которых, по странному стечению обстоятельств, не хватило именно этому «НЕУЯЗВИМОМУ стратегическому бомбардировщику».

Над аэродромом лениво кружат «фокке-вульфы»…

3

Что? Переварили?

Добавка:

«Точность? Никакой точности. Высыпаем бомбы с головокружительных высот.<…>

Если перевести пять тысяч тонн бомб, которые ТБ-7 могли доставить одним рейсом, на язык современной стратегии, то это — ПЯТЬ КИЛОТОНН. Если пяти килотонн недостаточно, то за два рейса можно доставить десять. А двадцать килотонн — это то, что без особой точности упало на Хиросиму.

Тысяча ТБ-7 — это как бы ядерная ракета, наведенная на столицу противника. Мощь такова, что для потенциального агрессора война теряет смысл» (с. 27<354>).

И превращается в гибрид географической экспедиции и праздничной распродажи — садишься на танк и едешь, куда глаза глядят, а все, что увидишь, то твое.

Что, «никакой», говорите, «точности»! Все это бред, на самом деле для достижения хиросимистого результата точность нужна просто изумительная — все четыре тысячи пятитонных бомб, которые ТБ-7 должны за четыре ходки в Берлин навезти, нужно в одну точку уложить и одновременно все подорвать. Главное, чтоб берлинские жулики не растащили.[320] А так — на эти самые страшные «ПЯТЬ КИЛОТОНН» можно и спичек начиркать. Лет за пять. Отследите производство спичек в СССР. Тут-то вам и вскроются все страшные злодеяния коммунистов, которые ради фосфорных спичек у голодных детей… И понеслась!

А теперь посмотрим, какое действие на противника оказывают обычные тысячи тонн бомб, а не набранные заглавными килотонны. Бомбардировки того же Берлина проводились союзниками в течение всей войны. С 1939 по 1945 годы американцы и англичане выпустили свыше 50 000 (пятидесяти тысяч) тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков Б-17, Б-24, Б-29, «Ланкастер» и «Галифакс», вполне сопоставимых с Пе-8, а то и превосходивших его по характеристикам.[321] На десятки тысяч идет счет и двухмоторных тяжелых бомбардировщиков (Б-25, Б-26, «Уитли», «Веллингтон» и др.). Вся эта армада сбрасывала на Германию к 1944 году 131 000 (сто тридцать одну килотонну) бомб каждый месяц,[322] примерно 4,3 тысячи тонн каждый день. А по гораздо более мрачным оценкам рейхсминистра вооружений Германии Альберта Шпеера, объемы бомбардировок союзников к 1944 году достигали аж 35 000 тонн бомб ежедневно.[323] ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ КИЛОТОНН каждый день!!! То есть по-суворовски — семь Хиросим.

И каков же был результат? Общий индекс производства вооружений в Германии постоянно повышался — со 100% в январе 1942 года до 322% в июле 1944 года.[324] Таким образом, бомбардировки, по признанию самих американцев, не привели к стратегическому перелому в ходе войны. Специальный корреспондент «Рэнд» Б. Броди в официальном документе, подготовленном для правительства США, заявляет: «необходимо без всяких обиняков признать, что в ходе Второй мировой войны бомбардировки городов потерпели неудачу».[325]

А ведь это 4,3 тысячи тонн бомб (специально для Суворова — ЧЕТЫРЕ ЦЕЛЫХ, ТРИ ДЕСЯТЫХ КИЛОТОННЫ) ежедневно, в течение, минимум, больше года. И никакого эффекта. И это не коммунистические историки врут, это сами американцы с англичанами признают. Почитайте Шпеера, он был как раз в это время министром вооружений в Германии, он тоже говорит о крайне малой эффективности бомбовых ударов союзников. В частности, говоря о весьма успешной операции англичан 17 мая 1943 года по разрушению дамб на реках Рурской области, снабжавших водой немецкое производство стали,[326] он отмечает следующее:

«Оказалось, что гораздо эффективнее посылать всего лишь несколько самолетов для нанесения ударов по конкретным целям, чем отправлять чуть ли не всю свою бомбардировочную авиацию разрушать наши города. В данной ситуации англичане совершили только одну ошибку, и я до сих пор не могу понять, почему они так поступили. Они слишком рассредоточили свои силы и в ту же ночь сбросили зачем-то бомбы еще и на расположенную в семидесяти километрах отсюда плотину Эдерталь, которая не имела никакого отношения к системе водоснабжения Рура… Уж не знаю, почему британская авиация не сорвала восстановительные работы, хотя такая возможность у нее имелась. Достаточно было сбросить на стройплощадку несколько зажигательных бомб, и все строительные леса были бы охвачены пламенем».[327]

Подобные шпильки в адрес бестолковости союзных бомбардировок встречаются у Шпеера весьма часто. А как же — города разрушать и безопаснее и интереснее, чем обороняемые ПВО военные заводы и дамбы…

Кроме того, начиная с 8 августа 1941 года, Берлин бомбили советские самолеты морской авиации Ил-4, базировавшиеся на острове Кагул в Финском заливе. Но тридцать налетов на германскую столицу, в каждом из которых на Берлин обрушивалось поначалу 80 100-килограммовых бомб, стратегического эффекта не дали.[328] Тонные бомбы, применявшиеся позже, тоже.[329]

Кстати, чуть дальше по тексту, Суворов утверждает, ЧТО Ил-4, он же ДБ-3ф, составлявший основу нашей стратегической авиации накануне войны, «великолепный бомбардировщик, но это не стратегический бомбардировщик» (с. 33<359>). А это еще почему, можно спросить? Если ТБ-7, с дальностью полета 3600 км, потолком 9300 м и бомбовой нагрузкой 2000 кг,[330] по вашим же словам, был чуть ли не величайшим самолетом в истории, то так ли уж сильно от него отстает ДБ-3ф с дальностью 3300 км, потолком 10 000 м[331] и бомбовой нагрузкой 1000 кг,[332] да еще и при большей скороподъемности?[333]

Таким образом, получается, что:

1. Сталин накануне войны не мог отдать приказ о начале выпуска тысячи ТБ-7 потому, что этим приказом он, во-первых, резко затормозил бы и так невысокие темпы переоснащения своей истребительной авиации, и, во-вторых, лишил бы свои войска крайне необходимого им штурмовика Ил-2.

2. Если бы Сталин все-таки отдал такой приказ, тысяча ТБ-7 не могла бы быть построена ни к концу 1940 года, ни к началу 1941, ни к немецкому нападению, хотя бы из-за отсутствия нужного количества двигателей.

3. Если бы тысяча ТБ-7 каким-то чудом все-таки была построена, она быстро поредела бы, неся недопустимо высокие потери из-за отсутствия в СССР истребителей сопровождения, которых не было не только в войсках или в постройке, но даже в проектах.

4. Если бы эта тысяча ТБ-7 с помощью еще одного чуда каким-то образом смогла бы избежать всяких потерь и поломок вообще и летать на Берлин, как на работу, она не смогла бы доставлять пять тысяч тонн бомб ежедневно, поскольку приемлемой дальности и высоты полета ТБ-7 способен достигать лишь с двухтонной бомбовой нагрузкой.

5. Если бы эта тысяча ТБ-7 очередным чудом смогла бы доставлять и сбрасывать на Рейх пять тысяч тонн бомб ежедневно, это все равно не подорвало бы военно-технический потенциал Германии сколько-нибудь заметным образом.

6. А стольких чудес за раз не бывает.

Третья часть главы заканчивается победным пассажем о справедливости в отношении тов. Сталина:

«Справедливости ради надо сказать, что Сталин приказ подписал…

Но потом его отменил.

И подписал снова. И отменил.

И снова…

Четыре раза ТБ-7 начинали выпускать серийно, и четыре раза с серии снимали. (Г. Озеров. Туполевская шарага. „Посев“, Франкфурт-на-Майне, 1971, с. 147)»[334] (с. 29<355>).

Вот и делает Суворов из этого вывод, что и товарищ Сталин колебался между великой поработительной войной, в которой, по мысли автора, стратегический бомбардировщик не нужен, и обороной, что без тысячи таких самолетов немыслима.

К сожалению, из-за недостаточности средств для поездки в оный забугорный Франкфурт, нам, тутошним жителям, приходится изучать историю «Сталинской агрессии» по авторитетным отечественным изданиям. В частности, по тому же авиаконструктору Вадиму Борисовичу Шаврову. А он, говоря об упоминаемом далее Суворовым ДБ-А («По виду и характеристикам это — новый самолет, но это просто коренная переработка туполевского ТБ-3» (с. 32<358>), пишет:

«Самолет ДБ-А остался лишь переходным типом к скоростному тяжелому бомбардировщику. Но из-за того, что самолет ТБ-7 выпускался с большими перерывами и два раза снимался с производства, а потом опять восстанавливался, была даже мысль выпустить еще несколько серий ДБ-А».[335]

Во-первых, два раза, а не четыре. А, во-вторых, между делом оказывается, что решениями о снятии с производства ТБ-7 Сталин вовсе не собирался отказываться от стратегической авиации вообще. Возможности постройки новых стратегических бомбардировщиков активно изыскивались, но…

Чем-то все-таки, кроме вышеперечисленного, любимый Суворовым ТБ-7 дядю Джо не устраивал.

И далеко не тем, что «почти все из этих одиннадцати не имели самого главного — дополнительного пятого двигателя.[336] Без него лучший стратегический бомбардировщик мира превратился в обыкновенную посредственность» (с. 29<355>). Интересно, в чем эта «посредственность» выражалась? Сравним данные АНТ-42 образца 1938 года (первого варианта Пе-8) и ТБ-7, того варианта, который был запущен в 1940 году в серию.

АНТ-42: Скорость у земли — 315, на высоте — 430 км/час, скороподъемность до пяти километров — 16,3 мин, потолок — 11 250 м, дальность полета — 3 500 км.

ТБ-7: Скорость у земли — 347, на высоте — 443 км/час, скороподъемность до пяти километров — 14,6 мин, потолок — 9 300 м, дальность полета — 3 600 км.[337]

И что? Вполне нормальное снижение показателей для серийного самолета относительно вылизанного, особо тщательно и любовно собираемого опытного — и то присутствует только «на потолке», который и так перед Ме-109Е, видавшем виды «Эмилем», не смотрелся. А что касается всех других характеристик, то показатели даже возросли! И при этом ТБ-7 по сравнению с АНТ-42 — «посредственность»! Ну, знаете…

Так чем же еще, кроме всего прочего, не устраивал ТБ-7 Сталина?

4

«Возникает вопрос: если бы Сталин отдал приказ о выпуске тысячи ТБ-7 и не отменил его, смогла бы советская промышленность выполнить Сталинский заказ? Смогла бы к концу 1940 года выпустить тысячу таких самолетов?» (с. 30<355>)

Дальше Суворов, предусмотрительно избегая прямых цитат и прячась за громкими фамилиями типа Петляков, Туполев, Шавров и пр., утверждает, что все они думали, что советская промышленность смогла бы произвести эту тысячу, причем чуть ли не запросто. Ситуацию с двигателями АМ-35А мы уже наблюдали. Не было четырех тысяч АМ-35А в стране к 1940 году. Их столько и к 22 июня 1941 года не произвели. Однако, может быть, Суворов под термином «выпустить» имеет в виду «построить, но двигатели не ставить», считая, что и так вполне сойдет. Но мы-то знаем или, по крайней мере, догадываемся, что без моторов самолеты не летают. Даже ТБ-7. Во всяком случае, вверх. Однако посмотрим, что в действительности думает о постройке ТБ-7 Шавров:

«Конструкция Пе-8 была в своем роде последней, с трубчатыми лонжеронами, закрытыми профилями, внутренней клепкой, ручной выколоткой, уже отжившими свое время».[338]

Иными словами, ТБ-7 — это полукустарная конструкция, к тому же «на него идет много дефицитного дюралюмина».[339] О том же самом пишет военный эксперт С. Григорьев.[340] Так что решение Сталина, столь же традиционно, сколь и безосновательно клеймимое Суворовым, «строить двухмоторные и числом побольше» (с. 39<364>) совершенно справедливо. Потому что тысячи ТБ-7 нашей тогдашней авиапромышленности было «не потянуть» даже при отказе от постройки всех других типов самолетов, хотя бы по причине упоминаемой архаичности конструкции. И никто из авиаконструкторов никакой ерунды о постройке этой пресловутой тысячи не высказывал.[341] К тому же «к концу 1940 года», когда, в реальности, было готово лишь два опытных экземпляра ТБ-7. Теперь, надеюсь, суворовский тезис о том, что Сталин отказался от массового выпуска ТБ-7 исключительно «по злобе», из-за намерения устроить колоссальную агрессию, можно, наконец, отправить по назначению.

Но Суворову всего этого мало. Он изо всех своих скудных сил пыжится доказать сталинское коварство. С ТБ-7 ему этого не удалось. Ладно, пусть, решил для себя Виктор, зато тов. Сталин своих авиационных командиров тиранил. Они были очень, очень хорошие: «Все командующие авиационными армиями — Герои Советского Союза. В те времена звание это весило гораздо больше, чем после войны» (с. 34<359>); а товарищ Сталин — очень, очень плохой и агрессивный:

«…и начинается разгром. Эта тема заслуживает отдельного исследования.[342] А сейчас только два примера для иллюстрации:…Генерал-лейтенант авиации И.И. Проскуров в апреле 41-го был арестован, подвергнут чудовищным пыткам и ликвидирован в ноябре… Сталину не нужны не только ТБ-7, но и командиры, доказавшие умение применять тяжелые бомбардировщики» (с. 34<360>).

Блестяще, батенька! Просто блестяще! Что ж, поговорим о кадровой политике товарища Сталина. Итак, выходит, у него есть два типа кадров — одноразовые и универсальные.

Одноразовые — это люди типа Проскурова или Рычагова, которые всю жизнь копались в своей отрасли, проявили там свои изрядные таланты, достигли там известных высот, поднесли барину плоды своих работ, и за все за это были показательно расстреляны.

Но кто же тогда остается на сталинском «Ледоколе» к моменту его отплытия? Большей частью универсалы типа Л.З. Мехлиса, ни шатко, ни валко справлявшиеся с одним, вовсе не справлявшиеся с другим, с треском проваливавшие третье, но почти никогда от этого не страдавшие.

Вы знаете кто такой Л.З. Мехлис? Нет? А зря! Чтобы читатели не думали, что у товарища Сталина были только такие «никчемные бездари» типа героев Монголии и Испании Проскурова с Рычаговым, достойных, по мнениям Сталина с Суворовым, на этот редкий раз совпадающим, только пули в лоб, мы расскажем и о некоторых «самородках», «энциклопедистах» и «специалистах широкого профиля», например, об этом самом неутомимом «Л.З.».

И кем он только не был, этот корифей, за свою, к сожалению, долгую жизнь! После окончания института Красной профессуры Мехлис стал зав. отделом печати ЦК ВКП(б) и одновременно членом редколлегии «Правды». В 1937 году, не имея даже тени военного образования, Мехлис неожиданно был назначен начальником главного политического управления РККА. А в 1940 году, ни с того, ни с сего, проснулся наркомом Госконтроля СССР. В 1941 так же нежданно стал зам. наркома Обороны. Спец широкого профиля! В 1942 в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандующего прибыл на Крымский фронт, имевший, как минимум, полуторное превосходство над противостоящей немецкой группировкой. И вот настал его «звездный час». В том же месяце именно благодаря ему этот фронт рухнул. Спасибо Мехлису.

И что? Товарищ Сталин изрешетил его у стенки? Послал к медведям топором махать? Услал в ссылку в Улан-Удэ? Ничего подобного. Как скупо констатирует «Большая советская энциклопедия», «в дальнейшем — член военных советов ряда армий и фронтов». Лишь богу известно, что он там за советы давал. По окончании войны — снова министр Госконтроля СССР. Член ЦК партии. Член Президиума Верховного Совета. Похоронен у Кремлевской стены. По воспоминаниям Хрущева, «это был воистину честнейший человек, но кое в чем сумасшедший».[343] Проявлялось это, видимо, и в том, что «на всех должностях в армии Мехлис постоянно вмешивался в решения командиров, требуя „руководствоваться решениями партии“ независимо от стратегических и тактических задач войск. Постоянно писал доносы в ЦК на командующих, требуя их привлечения к ответственности».[344] Вспоминая Мехлиса, современники, как правило, говорят только об одном его достоинстве — огромной работоспособности, замечая, впрочем, что лучше бы Л.З. был лентяем.

Или другой «полиглот-многостаночник» — генерал от артиллерии Кулик Г. И. Вот уж на все руки мастер. Затычка во все бочки. Специалист не только, и не столько в артиллерии, он проявил себя, где только мог. Это он, в своей «родной» отрасли ратовал за создание нежизнеспособных монстров — универсальных орудий, которые, по идее, должны были сочетать в себе функции пушек, гаубиц, противотанковых и зенитных орудий одновременно, а в результате не являлись ни первым, ни вторым, ни третьим, ни четвертым, а так — стоит, хлеба не просит. Выглядит внушительно, бухает громко. Помимо того, он, будучи заодно и «специалистом» по стрелковому оружию, всемерно сопротивлялся насыщению войск автоматическим оружием. Как же: автомат — оружие полицаев. То ли дело — трехлинейка! А если к ней штык привернуть, так она вообще чуть ли не втрое длиннее ихнего автомата будет. К тому же — «Пуля — дура, а ШТЫК — О-ГО-ГО!!!» Суворов сказал![345] И перли наши «освободители» на немцев с винтовочками… Отличился Кулик и на почве танкового дела. В 1940 году он утверждал, что у немцев были танки с броней толщиной 100 миллиметров и с пушками, способными такую броню пробивать. Благодаря чему на KB, семидесятипятимиллиметровое бронирование которых к 1941 году было избыточным, за каким-то лешим ставились дополнительные экраны из дефицитной брони. Кроме того, сей генерал известен еще и своими упорными утверждениями, что танки могут применяться лишь в пехотных порядках. В 1941 году над этим смеялись в открытую, а в тридцать девятом кивали головами и матерились про себя.[346]

Вот такую мудрую кадровую политику проводил в РККА перед войной товарищ Сталин. Вот таких «универсалов» возвышал, вот таких «узкопрофильников» стрелял. В самом деле, согласно Суворову, тот же Проскуров «доказавший умение применять тяжелые бомбардировщики», уже ни на что, кроме как ТБ-7 командовать, и не годен. Это мы с вами знаем, что устранялись такие люди вовсе не потому, что «Сталину не нужны… командиры, доказавшие умение применять тяжелые бомбардировщики» (с. 34<360>), а совсем по другому принципу — слишком самостоятелен или не в той партии когда-то ошивался, или знакомства неподходящие (например, Бухарин, Троцкий или Тухачевский), или сказал не то и не тем, а то и просто Сталину (или тем, кому он доверял) не понравился; Суворов же уверен, что если уж списывать (пусть и не совсем) тяжелые бомбардировщики, то и экипажи в расход обязательно надо пустить.

Так и выходит у Суворова, что тот же Проскуров с дивизией ТБ-7 справился бы запросто, а вот с полком Су-2 — нет. И с полком истребителей — нет. И со звеном истребителей он не справится ни за что. И в рядовые летчики, несмотря на жуткий их дефицит перед войной, не годен. И в пехоту рядовым. Только на ТБ. А вот Мехлис с Куликом — это да… Хочешь пропагандировать, в «Правде» статьи писать — пожалуйста, хочешь танкистам о танках советовать — запросто, хочешь на фронт представителем Ставки ехать — держи билет. И все-то им по плечу, везде-то им по колено. Вот и остался Сталин к войне с подобными «многостаночниками», вот и пришлось ему по расстрельным спискам шарить, авось еще кто-то из тех «бездарей» уцелел, страну от превентивно-оборонительных захватчиков спасать. Рокоссовский уцелел, а вот Блюхер погиб… И Уборевич. И Якир. И Тухачевский. Которого вопреки суворому голосу андерграунда, все советские маршалы-генералы пуще папы чтут, и наперебой хвалятся, кто сколько раз с ним удостоился чести разговаривать. И Жуков, и Василевский, и многие прочие с ними. Один Суворов протестует. Ему, наверное, лучше знать. Баба-яга против!

И вот еще что. Представьте себя советским разведчиком-аналитиком. На ваш стол положили совсем пустяковое сообщение: Гитлер в 1940 году разжаловал и расстрелял рейхсмаршала авиации Геринга. И поставил на его место заместителя — генерала Удета. А в конце этого же года расстрелял Удета, и заменил его другим заместителем — Мильхом. А в начале 1941 года расстрелял Мильха и заменил его штурмбанфюрером Отто Скорцени. В других родах войск то же самое делается — генералов в подвалы рейхсканцелярии, а партийных вожаков и лейтенантов в генералы. Вчера он лекции о жидо-коммунизме в пивной штурмовикам читал, а сегодня сидит в кабинете над картой и крайне успешно проводит военную реформу. Внедряет что-нибудь. Вроде универсальных орудий.

Как бы вы, советский разведчик-аналитик, отреагировали на такое сообщение? Что бы вы доложили своему начальству? Но в Германии ничего подобного не происходило, происходило в Советском Союзе.[347] И на основании этих сведений разведчик-аналитик Виктор Суворов делает вывод, что Советский Союз готовился к агрессивной войне еще лучше Германии. Они-то, дураки, своих офицеров да генералов холили-лелеяли, а умный товарищ Сталин их для пущей к войне готовности всех перебил и вчерашних лейтенантов дивизиями командовать поставил. Не умеют? Под огнем научатся! Ай да умница, ай да молодец!

И, заканчивая отступление о кадровой политике, сделаем последний штрих:

«Весной 1940 года Сталин вводит генеральские звания… При такой скупости командующих авиационными армиями Сталин не обижает: он им дает звания генерал-лейтенантов авиаций» (с. 34<359>).

В 1940 году командиры стратегической авиации еще в чести, «но вот Сталин на что-то решился, и начинается разгром» (с. 34<360>). Так когда решился? Что, после 1940 года? А до этого — еще нет? Так что же вы нам мозги парите о каком-то «19 августа 1939 года», когда Сталин, по вашим же словам, якобы, принял «окончательное решение начать войну» (с. 21<350>)? Какое 19 августа, а?

5

Через пятую сразу перескакиваем на шестую часть. Суворовский текст робко топчется на одном месте, надеясь убедить читателя пусть не фактами, так хоть хронометражем, так что не станем следовать его примеру.

6

Основная мысль здесь заключается в том, что в наступательной войне «предстоит бомбить не площади, а точечные цели… Предстоит бомбить не в стратегическом тылу, а в ближайшем тактическом, а то и прямо на переднем крае» (с. 38<363>). Вы смотрите, как все прописано: раз наступаешь — бомби строго вдоль линии фронта и исключительно малые объекты, а решил обороняться — залетай в глубь тыла противника и всыпай по площадям! Значит, приходится соглашаться, что Гитлер в 1940 году от англичан все-таки оборонялся, сравнивая с землей Ковентри, находившийся значительно севернее Лондона. А ковровые бомбардировки наступающих американцев времен корейской войны 1950–1953 годов есть неоспоримый признак глухой обороны США от натиска со стороны корейской военщины и китайских «добровольцев».[348]

Чтобы во всем разобраться, следует обратить внимание на то, у каких стран по прошествии Второй мировой войны оказался самый мощный флот стратегической авиации.

Такой флот на протяжении войны развили только США — с целью имитации активных военных действий против Германии в отсутствие оных, а также Англия — с той же целью.

Вторая мировая показала, что страна или воюет, или летает бомбить города противника, что, вообще-то, является воздушным террором, или, по сути, мероприятием, крайне близким к терроризму. То есть к тому, что в современном мире теми же Штатами считается самым тяжелым преступлением, и ими же регулярно совершается.[349] Так что ж вы, господа судьи, не посадили на скамью подсудимых Черчилля, Рузвельта и Эйзенхауэра, как вы сажаете сейчас ливийских террористов? И дальше в том же духе.

Ведь террорист, закладывающий толовую шашку в переходе или подъезде, не знает, пострадает ли от нее боевой генерал, фээсбэшник или чиновник. Более того, он даже уверен в том, что вряд ли от его действий его непосредственные враги будут терпеть какие-то неудобства. Конечно, может погибнуть и генерал, но такая вероятность ничтожна.

Вот и экипаж стратегического бомбардировщика, с пятикилометровой высоты атакуя города и заводы противника, не имеет ни малейшего представления о том, какие конкретные люди будут убиты их бомбами, тогда как низко летящий над полем боя пилот ближнего бомбардировщика отчетливо видит своих противников. Да и вероятность нахождения гражданского населения вблизи передовой и на поле боя — основной зоне действия такого самолета — крайне невелика. Все это можно весьма красочно показать на примере Хиросимы, когда американской бомбой было выкошено как минимум полгорода, причем, совершенно без разбору — все подряд, но на эту тему имеется не менее показательный, однако гораздо менее известный эпизод, относящийся не к азиатам, а к западным европейцам.

Припоминается мне рассказ одного английского военнопленного, опубликованный не так давно в журнале «Родина».[350] Этот военнопленный содержался в немецком лагере в окрестностях Дрездена, где он и попал под знаменитую бомбардировку этого города союзной стратегической авиацией 13 февраля 1945 года — в самом конце войны. Он вспоминает, что из-за всеобщей неразберихи и анархии, охватившей Рейх в его последние дни, в Дрезден сбежалось огромное количество гражданского населения, полагавшего, что там они будут в большей безопасности как от бесконечно наступающих русских, так и от англо-американских бомбежек. Дрезден являлся крупнейшим немецким госпитальным центром и городом огромной исторической ценности, а военного производства там практически не было, так что, по их нехитрым соображениям, там им было бы спокойнее.

Однако союзное командование рассудило по-другому. Их ведь на мякине не проведешь, ранеными да инвалидами не запугаешь. Что, говорите, промышленности мало, бомбить нечего? Так это же просто прекрасно — значит, и противовоздушная оборона слабая, ни один американский парень не погибнет смертью храбрых в этом эпизоде страшной войны с фашизмом, а уж что разбомбить эти герои — стратегические бомбардировщики — найдут! Ведь не точечные цели на поле боя уничтожать надо! Стратегические летчики больше по-честному по площадям лупят. А уж что там на этих площадях: завод, город, поле, госпиталь — не важно!

Итак, в одну прекрасную весеннюю ночь город-госпиталь Дрезден был разрушен полностью. До состояния дымящихся развалин — весь город за одну ночь.[351] И вот рассказ английского военнопленного, ясно видевшего в лучах прожекторов серебристые «крепости» с американскими звездами, в числе прочих «площадей», щедро сыплющие бомбы и на лагерь с русскими, англичанами, французами, поляками и теми же американцами:

«Через распахнутую дверь я увидел низколетящие американские самолеты Б-17, на их корпусах белели звезды… Неожиданно один из самолетов стал приближаться к нам. Из его открытого чрева начали вываливаться бомбы. Звук, подобный шуму проходящего экспресса, казалось, разрывал наши барабанные перепонки. Потом наступила тишина. Бомбы падали все дальше и дальше в сторону деревни Нидерзидлиц.[352] Позже мы узнали, что эта воздушная атака стоила жизни 72-м пленным; погибли русские, французы, поляки и англичане. И ни одного немца. Мы медленно приходили в себя».[353]

Между прочим, по иронии судьбы, больше всего от американских бомб пострадал именно американский барак. Отметим странный выверт суворовской логики: все вышеописанные последствия действий стратегических бомбардировщиков по площадям он считает честными боевыми действиями, достойными хвалебной оды в трех томах с продолжением, а воздушным террором называет поиск и уничтожение врага на поле боя, которые должны осуществлять «крылатые шакалы» Су-2, Ю-87 и Никадзима. Странно? Ничего странного — спросите Суворова, где у него касса, и вам все станет понятно.

И еще один небольшой момент, характеризующий как эффективность англо-американских бомбардировок, так и устремления наших союзников в ходе их победоносного наступления с воздуха на Третий рейх в конце войны; обратимся к мемуарам Г.К. Жукова:

«Штаб Эйзенхауэра находился в громаднейших помещениях химического концерна „И. Г. Фарбениндустри“ который уцелел во время ожесточенных бомбардировок Франкфурта, хотя сам город авиацией союзников был превращен в развалины. Следует отметить, что и в других районах Германии объекты химического концерна „И. Г. Фарбениндустри“ оказались также нетронутыми, хотя цели для бомбардировок были отличные. Ясно, что на этот счет командованию союзников из Вашингтона и Лондона были даны особые указания. Сохранились и многие другие военные заводы».[354]

А химический концерн «И. Г. Фарбениндустри» — это немецкий синтетический бензин. Но раз это понадобится американцам, то важнейшие для обороны немцев предприятия можно не трогать. А вот госпиталя, городские кварталы да пленных своих бомбить — пожалуйста!

Кстати, Англия начала массовый выпуск стратегических бомбардировщиков только тогда, когда непосредственная угроза Британским островам миновала, а США на Тихом океане стратегические бомбардировщики применяли мало. Все больше «авенджеры», поразительно напоминавшие советского «крылатого шакала» Су-2. Не иначе Белый дом готовил?.. Но об этом в следующей главе.

Хорошо, с ТБ-7 вроде бы разобрались. Но на сладкое я вам припас еще кое-что. Наш хитрый Виктор-Чудотворец, большой любитель детских сказок дядюшки Геббельса для каждого германского школьника, под шумок и «секретного» двигателя ТБ-7 пытается пропихнуть нам кое-что из своей темной и путаной геополитики конца тридцатых-начала сороковых. Там теперь поют вот что:

«Можно было просто пригласить Риббентропа (а то и самого Гитлера), продемонстрировать то, что уже есть, рассказать, что будет, а потом просто и четко изложить свою позицию: Господин министр (или Господин канцлер), у нас отношения с Польшей не самые лучшие, но германское продвижение на Восток нас пугает. Разногласия Германии с Польшей нас не касаются, решайте сами свои проблемы, но только не начинайте большую войну против Польши. Если начнете — мы бросим в Польшу пять миллионов советских добровольцев, мы дадим Польше все, что она попросит, мы развернем в Польше партизанскую войну и начнем мобилизацию Красной Армии. Ну и ТБ-7… Каждый день. Пока пять тысяч тонн в день обеспечить никак не можем, но тысячу тонн в день гарантируем» (с. 29<354–355>).

Каково? Пройдемся по пунктам. Со смаком.

Бросить в Польшу пять миллионов добровольцев — идея архиоригинальная. Но глупая. Если вы не знали, восточная граница Польши была самая укрепленная. А увидев, как им на помощь бодро марширует ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ советских добровольцев, поляки, все как один, вцепились бы в пулеметы.