ТСС!.. РОМА СПИТ…
ТСС!.. РОМА СПИТ…
Президент Медведев недавно сказал, что очень любит Чехова. У него, говорит, никаких идей, никаких проблем, никаких загадок — красота! Читаешь и радуешься. Как Грызлова слушаешь в Думе. Кроме того, мне кажется, Медведеву очень по душе трогательный чеховский персонаж Ипполит Ипполитович, учитель истории. Он говорил только о том, что все хорошо знают. Например: «Теперь май, скоро будет лето. А лето не то, что зима. Зимой холодно и надо топить печи, а летом тепло и без печей». Или: «Женитьба — шаг серьёзный. Благоразумие никогда не мешает. Женившись, мужчина перестаёт быть холостым». И даже в предсмертном бреду он лепетал: «Лошади кушают овёс. Волга впадает в Каспийское море». Как такого не полюбить человеку, который на сообщение о пожарах по всей стране отвечает примерно так: «Пожары очень опасны. Они могут сжечь и леса, и поля, и жилище. Самое главное — надо пожар потушить. Если дом сгорел, надо построить новый. Жить в доме — хорошо, жить без дома — плохо».
А на днях, пребывая в Одессе, и патриарх Кирилл тоже назвал Чехова своим любимым писателем. Какое радостное и многозначительное совпадение! Консенсус власти мирской и небесной… Возможно, что на того и другого оказал влияние недавний юбилей писателя и международный фестиваль спектаклей по пьесам Чехова, проходивший в эти дни в Москве.
Так случилось, что когда патриарх говорил по телевидению о своей любви к писателю, я читал его рассказ «Маска». Рассказ замечательный, абсолютно безыдейный, прелесть! Наверняка он по душе и президенту, и патриарху да, конечно, и главе правительства. И мне пришла в голову мысль несколько модернизировать его, дабы порадовать и ту власть, и эту. Ведь сейчас кругом модернизация — ив политике, и в экономике, и в искусстве. Вот и против НАТО нашли модерновое средство — НАНО. Правда, с пьесами Чехова сейчас вытворяют такую морденизацию, что, думаю, Антон Павлович при всей мягкости характера перестрелял бы всех этих прохвостов, которые, например, из трех сестёр сделали лесбиянок, а доктора Астрова заставляют ходить по сцене голым. Мне это разумеется, отвратительно и я в рассказе «Маска», создающем образ интеллигенции, всего лишь заменил несколько слов, отчего его чудесная безыдейность не только не пострадала, но, по-моему, стала более ясной, впечатляющей и благоуханной. И вот как теперь выглядит рассказ.
* * *
«В Х-ом общественном клубе с благотворительной целью давали бал-маскарад. Было двенадцать часов ночи. Не танцующие интеллигенты без масок — их было пять душ — сидели в читальне за большим столом и, уткнув носы в газеты, дремали, так сказать, мыслили.
Из общей залы доносились звуки кадрили. Мимо двери, звеня посудой, то и дело пробегали лакеи. В самой же читальне — тишина.
— Здесь, кажется, удобнее будет! — вдруг послышался приглушенный голос, который, казалось, выходил из печки.
Дверь отворилась и в читальню вошел широкий приземистый мужчина в кучерском костюме и шляпе с павлиньими перьями, в маске. За ним вошли две дамы в масках и лакей с подносом. На подносе — пузатая бутыль с ликёром, бутылки красного и стаканы.
— Сюда! Здесь и прохладнее будет, — сказал мужчина. — Ставь поднос на стол… Садитесь, мамзели! Жу ву при а ля тримонтран. А вы, господа, подвиньтесь… нечего тут!
Мужчина смахнул со стола несколько журналов.
— Ставь сюда! А вы, господа читатели, подвиньтесь: некогда тут с газетами да с политикой… Бросайте!
— Я просил бы вас потише, — сказал один из интеллигентов.
— Здесь читальня, а не буфет… Здесь не место пить.
— Почему не место? Потолок обвалиться может? Но — некогда разговаривать! Бросайте газеты… Почитали малость и будет с вас; и так уж умны очень, а главное — я не желаю и всё тут.
Лакей поставил поднос. Дамы тотчас же принялись за красное.
— И как это есть такие умные люди, что для них газеты и политика лучше этих напитков, — начал мужчина с павлиньими перьями, наливая себе ликёру. — Читают! Ну, и о чём там написано? Про какие факты вы читаете? Про убийства, пожары, наводнения? Ха-ха! Ну, да брось! Будет тебе кочевряжиться! Выпей лучше!
Мужчина с павлиньими перьями приподнялся и вырвал газету у одного интеллигента. Тот побледнел, потом покраснел и с удивлением поглядел на прочих интеллигентов, те — на него.
— Вы забываетесь, милостивый государь! — вспыхнул он.
— Вы обращаете читальню в кабак! Я не позволю! Вы не знаете, с кем имеете дело, милостивый государь! Я директор банка Волков!
— Плевать мне, что ты директор Волков, хоть Медведев будь. А газете твоей вот какая честь.
Мужчина поднял газету и порвал её в клочки.
— Господа, да что ж это такое? — пробормотал Медведев-Волков обомлев. — Это странно, это даже сверхестественно. А конституция? А правовая база? У нас же демократия!
— Они рассердившись, — засмеялся мужчина. — Фу-ты, нуты, испугался!.. Я желаю остаться тут с мамзелями один и желаю тут себе удовольствие доставить. Прошу не прекословить и выйти. Пожалуйте-с! А, это кто? Ба! Да никак Футин, завхоз дома инвалидов? Совсем облысел, милок. Голова твоя, Вольдемар, стала как задница моих мамзелей. Но я всё-таки узнал тебя… Тоже выходи к свиньям собачьим. Что рыло наморщил? Говорю, выходи, стало быть и выходи! Засиделся в завхозах, десять лет сидишь, всё горизонтальную вертикаль строишь. Тут ещё и Огрызкин бедолага? Живо у меня, а то, гляди, не ровен час, как бы в шею не влетело. Читальня не место для чтения.
— То есть как же это? — спросил казначей сиротского дома Кудрин-Пудрин, краснея и пожимая плечами. — Я даже не понимаю… Какой-то нахал врывается сюда и… вдруг такие вещи!
— Какое это такое слово нахал? — крикнул мужчина с павлиньими перьями и стукнул кулаком по столу. — Кому ты говоришь? Выходи, коли говорю! Волков, проваливай подобру-поздорову! И ты, Серж Макаронов, шпарь! Все уходите, чтоб ни одной шельмы тут не осталось. Айда к свиньям собачьим!
— А вот мы сейчас увидим! — сказал директор Волков. — Я покажу вам! Эй, позови-ка сюда дежурного старшину!
Через минуту вошел запыхавшийся от танцев старшина Мурдалиев.
— Прошу вас выйти! — начал он. — Здесь не место пить! Пожалуйте в буфет!
— Ты это откуда выскочил? — спросил мужчина в маске. — Нешто я тебя звал?
— Прошу не тыкать, а извольте выйти!
— Вот что, милый человек, даю тебе минуту сроку: выведи этих артистов под ручки. Мамзелям моим не ндравится, если есть кто-то посторонний. Они девушки стыдливые. А я за свои деньги желаю, чтобы они были в натуральном виде.
— Очевидно, этот самодур не понимает, что он не в хлеву! — крикнул Волков, — Позовите сюда… как его?.. Сапсан?.. Сокол?.. Чайка?
— Сапсана! Сапсана! — понеслось по клубу. — Где Сапсан или Чайка?!
Сапсан не замедлил явиться.
— Прошу вас выйти отсюда! — прохрипел он, выпучивая глаза.
— А ведь напугал! — проговорил мужчина и захохотал от удовольствия. — Бывают же такие страсти, побей меня Бог! И глаза вытаращил. Хе-хе-хе!
— Прошу не рассуждать! — крикнул Сапсан-Чайка. — Выйди вон! Я прикажу тебя вывести! Я — прокурор!
Поднялся невообразимый шум. Сапсан, красный, как рак, кричал, стуча ногами. Волков кричал и рычал. Футин кричал и бурчал. Кричали все интеллигенты — Огрызкин, Макаронов, Кудрин-Пудрин, Мурдалиев… Но голоса всех покрывал густой бас мужчины в маске.
Сапсан сел писать протокол.
— Пиши, пиши, — говорила маска, тыча пальцем ему под перо. — Что ж со мной бедным будет? За что же губите сиротинушку? Ха-ха! Ну, что, готов протокол? Все расписались? А теперь глядите! Раз… два… три!
Мужчина поднялся во весь рост и сорвал маску. Любуясь произведенным эффектом, он упал в кресло и захохотал. А впечатление действительно было необыкновенное. Все интеллигенты растерянно переглянулись и побледнели. Сапсан крякнул, как утка или человек нечаянно сделавший большую глупость.
В буяне все узнали миллиардера Амбразовича, почётного гражданина, известного любовью к просвещению.
— Что ж, уйдёте или нет? — спросил миллиардер после минутного молчания.
Интеллигенты молча, не говоря ни слова, вышли на цыпочках из читальни.
— Ты ведь знал, что это Амбразович, — хрипел Сапсан, тряся за плечо лакея Свинидзе, вносившего вино. — Вон из клуба!!! А вы-то хороши, господа, — обратился он к интеллигентам. — Бунт подняли! Не могли вы, господин Волков, выйти из читальни на десяток минут! А вы, господин Футин? Ведь скоро на пенсию, подумали бы о внуках. Если себя не жалко. И вы, Огрызкин и Макаронов, тоже хороши! А вам-то Кудрин-Пудрин не совестно?.. Вот теперь и расхлёбывайте кашу. Эх, господа, господа. Не дали человеку десяти минут полной конституционной свободы. Где же ваша демократия? Где права человека? Позвать бы сюда Лукашку, защитника прав или мадам Алексееву из „Мемориала“. Что они сказали бы…
Интеллигенты заходили по клубу унылые, потерянные, виноватые, предчувствуя недоброе… Жёны и дочери их, узнав, что Амбразович обижен, притихли и стали расходиться.
В два часа миллиардер вышел из читальни. Он был пьян и пошатывался. Войдя в залу, сел около оркестра и задремал.
— Не играйте! — замахали интеллигенты музыкантам, — Тсс!.. Рома спит…
— Не прикажете ли вас домой проводить, Роман Иванович? — спросил старик Футин, нагнувшись к волосатому уху миллиардера, в коем виднелась пуговица от бюстгальтера мамзели.
Амбразович сделал губами так, точно хотел сдунуть со щеки муху.
— Не прикажете ли вас домой проводить, — повторил Футин, — или сказать, чтобы экипаж подали?
— А? Ты… чего тебе? Это ты Фу… Фукин?
— Проводить домой-с… Баиньки пора…
— Прроводи!
Футин просиял от удовольствия и начал поднимать Амбразовича. Подскочили прочие интеллигенты — Волков, Кудрин-Пудрин, Огрызкин, Макаронов, Мурдалиев и Сапсан. Приятно улыбаясь, подняли миллиардера и повели к экипажу.
— Ведь так одурачить целую компанию может только артист, — весело говорил Медведев-Волков, подсаживая пьяного. — Талант! Я буквально поражен, Роман Иванович! До сих пор хохочу… Ха-ха…
— А мы-то кипятимся, хлопочем! — подхватил Огрызкин.
— Ха-ха-ха! Конечно же, читальня не место для чтения! Я и в театре никогда так не смеялся… Бездна комизма! Большой талант. С Останкинскую башню! Великий талант! Всю жизнь буду помнить этот прекрасный вечер! Ха-ха! Читальня для чтения…
Проводив Амбразовича, интеллигенты повеселели и успокоились.
— Мне руку подал на прощанье, — проговорил директор Волков, очень довольный. — Значит, ничего, не сердится.
— Дай-то Бог! — вздохнул Сапсан и добавил, — Негодяй, подлый человек, но — миллиардер!.. Низзя!..»
«Молния», № 16–17’10