Кремлевские звезды
Кремлевские звезды
Разговор с Сергеем Минаевым был практически полностью посвящен сексу – бизнесмен, ведущий и писатель рассказал о своих отношениях с властью.
Cоколова: Сергей, видит Бог, как не хотела я делать с вами интервью!
Собчак: Я – свидетель!
Соколова: Вы вызываете у меня когнитивный диссонанс: милый, симпатичный человек, а делаете все время какую-то... мягко выражаясь...
Минаев (грозно): Что?
Соколова: Ну фигню, по-моему, какую-то.
Собчак: Ты, как всегда, необъективна! Сергей – модный известный писатель, телеведущий...
Соколова: А я и не собиралась быть объективной. Более того, я считаю, что ты абсолютно права. Сергей Минаев – действительно настоящий писатель, поскольку его творчество абсолютно точно отражает окружающую действительность, то есть то унылое говно, в котором мы тут живем.
Собчак: Ты – невыносима!
Соколова: И вот о чем я хочу поговорить. Будучи известным, признанным писателем, вы, Сергей, безусловно, являетесь в некотором смысле продолжателем великой русской литературной традиции.
Минаев: Кто, я?!
Соколова: И как всякий талантливый литератор, живущий в России, вы не избежали коллизии «художник и власть».
Собчак: Говорят, из вас, Сергей, делают нового Соловьева?
Минаев: Вы из меня тоже будете делать картонную фигуру?
Соколова: С картонной фигурой Владимира Рудольфовича нам пришлось беседовать только потому, что он лично к нам не пришел. Ну кто мы такие для этого великого человека?
Собчак: Зато вы, Сергей, тут – собственной персоной. Пока. Возможно, пройдет несколько лет, вы станете успешным медиаменеджером, человеком власти, рупором Кремля – и все, не видать нам вас.
Минаев: Почему?
Соколова: Забронзовеете. Начнете с понтом вещать. Вставите кольцо в желудок...
Собчак: Короче, начнется трансформация. Щупальца вырастут, рога, копыта...
Соколова: Наша задача в определенном смысле carpe diem – уловить момент, пока вы еще здесь, с нами, пока вы, так сказать, человекообразный и не начала работать программа «чужой»...
Собчак: Мы хотим, чтобы вы на своем опыте, как физиолог Павлов, описали процессы, которые происходят в организме русского человека, попадающего во власть.
Минаев: Да какие процессы?! О чем вы?
Собчак: Короче, программу Соловьева закрыли. Вас назначили преемником. Как вы к этому относитесь?
Минаев: Все, что я делаю, я всегда воспринимал как игрушки.
Соколова: Особенно это будет приятно услышать господину Суркову, который, говорят, вам теперь звонит по четыре раза за обед.
Минаев: Делать ему больше нечего!
Соколова: Да, стихи что-то не пишутся...
Минаев: Я все свои увлечения воспринимал как игру – винный бизнес, писательство. Если бы я относился к этому серьезно, то после 700-тысячного тиража «Духless» я бы е..нулся раз и навсегда.
Соколова: Почему?
Минаев: От славы. «Духless» может быть хорошей книгой или плохой, но о ней говорят уже четыре года. От такой популярности легко получить сифилис мозга, который не лечится. Не щупальца выросли бы, а крылья железные...
Соколова: Действительно, крыльев не видно. Пока. Слушайте, Сергей, раз вы такой адекватный и здравомыслящий, может, расскажете мне, как в реальности происходят эти странные взаимоотношения писателя и власти? Вот считается, что вы ходите в Кремль и вам что-то там заказывают. Что именно – сюжет, объем, моралите? Как это происходит?
Минаев: А кто сказал, что я хожу в Кремль? Со мной там кто-нибудь был? Заказчиков видел?
Собчак: Я видела. Мне прекрасно известно, что вы ходите к Суркову. Еще несколько лет назад, когда я у него была, он очень лестно отзывался о вашей книге «Дyхless». Затем вы написали «Media Sapiens» – по заказу. Поэтому ваша вторая книга получилась гораздо слабее, чем первая – живая и искренняя. А сейчас вас в качестве замены отработавшего свое Соловьева назначили критиком власти, то есть якобы критиком. Ласковая такая критика – в стиле «ладошкой по пи..де».
Минаев: В ваших рассуждениях есть слабое звено. Я никогда не старался критиковать власть, мне это не нужно и не интересно.
Собчак: Хорошо, возможно, вы стараетесь быть объективным, но это такая объективность облегченного толка – ноу-хау господина Соловьева. Вы абсолютно копируете его манеру – интонацию, жесты, даже привычку грубо перебивать собеседника. Вам велели культивировать этот образ?
Минаев: Ничего мне не велели! Прошлым летом мне было сделано предложение делать это шоу. Я сказал: «О’кей, давайте попробуем». Сделали четыре пилота. Сейчас, когда я уже немного освоился, могу честно сказать, что сперва дико волновался. Возможно, я действительно копировал Соловьева, но так бывает всегда – прежде чем сделать что-то свое, копируешь хороших профессионалов.
Собчак: Но по-моему, работая «под Соловьева», вы гробите собственную харизму которая, безусловно, есть...
Минаев: Я так не считаю. Мне все эти псевдорасследования не интересны. Все понимают, что мы делаем шоу. Но у Соловьева есть гениальная фраза: «телевизор тебя делает временно узнаваемым». Я не воспринимаю свою деятельность как карьеру – вот был писатель, стал телеведущим...
Собчак: Но слава манит?
Минаев: Нет. Я очень хорошо понимаю, чем это заканчивается.
Собчак: Зато в процессе можно получать удовольствие! Мы все понимаем, чем заканчивается жизнь.
Минаев: Это разные вещи – жизнь и мелькание в телевизоре. Это очень серьезная работа. Люди, которые берутся судить, не осознают, что это очень тяжело. У меня нет никаких иллюзий, чем это закончится. Завтра все каналы отключили, сказали спасибо большое человеческое, и тебя нет.
Соколова: А вас не смущает, что вы участвуете в договорном шоу?
Минаев: А в чем договор? Бытует ошибочное мнение, что у нас есть тренинги, планерки, летучки. Я встречался с Сурковым, мы разговаривали...
Собчак: Вы сами, насколько я понимаю, не скрываете, что в подготовке и продюсировании вашей программы участвует г-н Чеснаков, который имеет прямое отношение к Кремлю, много лет работал в его структурах...
Минаев: Я этого не скрываю, потому что структура Чеснакова – «Центр исследования политической конъюнктуры» – продюсирует программу.
Собчак: Чеснаков напрямую общается с Сурковым. Получается идеальная иерархическая вертикаль. Он делает программу и таким образом участвует в процессе, как ваш куратор.
Минаев: Я всегда представлял кураторство как тотальный п..дец: ты совершенно задавлен, у тебя сценарий, инструкция, список вопросов. У нас все происходит не совсем так. Конечно, работа с ухом...
Собчак: Знаете, этот разговор мне напоминает интервью с отпущенным, который вышел из тюрьмы. Его спрашивают: «Что, сокамерники издевались над вами, говорят, е...али даже?» А он вежливо отвечает: «Да нет, что вы, был вазелин, меня не били, все интеллигентно, по обоюдному согласию, никакого жесткого насилия...»
Минаев: Я уже сказал, что всегда воспринимал этот проект только как игру. На встрече с руководством НТВ я довольно четко обозначил, что быть рупором мне неинтересно.
Соколова: И тем не менее из вас этот рупор делают. Я не случайно вначале загнула про «коллизию». У взаимоотношений власти и интеллигенции в России есть одна интересная особенность, – вступая в эти отношения, интеллигенция всегда проигрывает. Какие бы позиции она ни защищала – государственность, великая Россия, почвенничество, западничество, – закономерность одна: как только успешный человек интеллектуального труда, не чуждый понятий порядочности, начинает выражать интересы власти, позволяет себе что-то у нее взять, совершенно логично, как ему кажется, воспользоваться административным ресурсом – человек на этом кончается. Начинает суетиться, подписывать какие-то позорные письма, лебезить, трусить. Власть для интеллигенции – такой царь Мидас наоборот: любой, кто прикоснется, гарантированно превращается в говно.
Минаев: Я думал об этом. Мне кажется, что «финита ля комедия» наступает для человека, который сотрудничает с государственными органами, в тот момент, когда он решает, что будет делать на этом поприще карьеру...
Соколова: А что делаете вы?
Минаев: Я не делаю карьеру во власти – это слишком большая несвобода.
Собчак: Но близость к власти поможет карьеру сделать в любом бизнесе, не так ли, Сергей?
Минаев: Я уже сделал несколько карьер.
Соколова: Вы думаете, ваши нынешние кураторы вас легко отпустят?
Минаев: Что значит «отпустят»? Я что там, по-вашему, кровью расписывался?
Соколова: Кто вас знает...
Собчак: Отпустят легко, дадут пинка и найдут сто сорок восемь новых таких же. Незаменимых людей не бывает. Это правило, к сожалению, действует и будет действовать. Вопрос в другом. Я очень люблю вашу первую книгу «Духless». Она очень хороша, но еще раз подчеркивает то, о чем вы говорите. Первая книга – интересная, едкая, колкая, хорошо написано о лимоновцах, смешно описан Путин, летающий под Москвой. В этом есть жизнь, жесткая ирония. Книга понравилась Суркову.
Минаев: Про «Духless» тоже говорят, что это по заказу власти.
Собчак: Нет, «Духless» – не по заказу. А вот «Media Sapiens» уже по заказу. И это видно. Поэтому вторая книга на порядок хуже первой.
Минаев: Послушайте, но кому нужно заказывать книги, когда есть полностью контролируемые несколько каналов телевидения, радио, газеты, журналы...
Соколова: Вы сами упомянули тираж 700 тысяч – это порядок цифр, который идеологические ведомства интересует. Например, журналом GQ не очень интересуются, потому что тираж всего около ста.
Минаев: По-моему, вы скромничаете. Вас в Кремле читают.
Соколова: Я не скромничаю. Наоборот, я знаю, что нас там окрестили «идеологами гламурного фашизма». Это способствует популярности нашего скромного издания.
Минаев: Мне не нравятся эти ваши под...бки! Как будто у нас существует всего два типа человека, который сотрудничает с властью, и он априори урод, и такие вот кристальные интеллигенты, как вы. Откуда это деление вообще?
Соколова: Так считали, например, советские диссиденты.
Минаев: Мы говорим о диссидентах, которые ходили стучать на Лубянку?
Соколова: Мы говорим о диссидентах, которые сидели на Лубянке, в лагерях, были физически уничтожены или высланы из страны.
Минаев: Три человека сели после Пражской весны, а остальные, которых вы называете диссидентами, сейчас благополучно ведут курсы в Историко-архивном институте. Мне кажется, вообще неправильно применять те критерии к современной ситуации.
Соколова: Пока у власти находятся выходцы из советских спецслужб, диссидентские критерии лично мне представляются наиболее верными.
Минаев: Это бред! Я сказал на форуме «Стратегия 2020»: глупо делиться на либералов и патриотов! Глупо утверждать, что человек порядочный не сотрудничает с властью, а сотрудничает только непорядочный! Если человек говно, он говно по жизни. Мы знаем многих ярких защитников гражданских свобод, которые при этом конченые уроды.
Соколова: Я как раз считаю, что человек, изначально не будучи говном, имеет шанс им стать. И это дико интересный процесс – особенно для нас с вами, Сергей, как писателей. Вот смотрите, живет себе такой отличный парень, симпатичный, милый – за что ни возьмется, везде успех. И тут появляется такой кремлевский товарищ Сурков – тоже милый и симпатичный философ и декадент, в Zegna, да еще с баблом и при ресурсе... Рассказывайте дальше!
Минаев: Вопрос превращения человека в хорошего или плохого – это всегда синергия. Хорошие люди не становятся резко плохими, а плохие – хорошими. В любом человеке есть спесь, самолюбие, стремление потрогать власть за кончик брюк. Но есть предел лизоблюдства, самонеуважения, который ты можешь либо перейти, либо нет.
Соколова: Предела нет. Как только один раз лизнул – ты уже этот ценный опыт никуда не денешь.
Собчак: К месту процитирую Жванецкого: «Как только ты сделал над собой моральное усилие и приготовился кому-то лизать жопу, ты уже лижешь жопу тому, кто первый добрался до той жопы, которую ты собирался лизать». Так что раздумывать, Сергей, некогда!
Минаев: Я отношусь к власти как к водителю автобуса. Если вы сели в автобус и вам не нравится, куда вас везут, выходите с маршрута! Только не надо дое...ваться до водителя, стучать ему в спину.
Соколова: Но ведь никто не обязывает вас целовать водителя в очко, верно?
Минаев: Послушайте, я же сказал, никого я никуда целовать не собираюсь! Я просто торгую вином, пишу книжки, делаю программы на ТВ. Потому что мне скучно.
Соколова: Какое совпадение! Мне тоже. Вот однажды от скуки я взяла джип и проехала по стране от Москвы до Владивостока. Один из главных выводов – госканалы телевидения надо запретить. Как героин.
Минаев: И кто тут после этого говорит о демократии? Запретить телевидение – это самый настоящий тоталитаризм!
Соколова: И еще я предложила бы в абсолютно тоталитарном порядке жестко навязать народонаселению канализацию и запретить гадить в очковый сортир.
Минаев: А какая связь между телевидением и сортиром? Сортиры – это экономика.
Соколова: Прямая! Во-первых, и там, и здесь – говно. Во-вторых, разруха в сортирах – следствие разрухи в головах. И наконец, именно наличие Коммуникаций – показатель уровня развития общества. У нас на 30% территории – это уровень XVII века. А кое-где – XII.
Минаев: И что, по-вашему, власть должна строить сортиры?
Соколова: По-моему, это ее прямая обязанность. Это, конечно, куда менее приятно, чем заказывать книжки прогрессивным авторам. Но именно для этого мы эту власть содержим и выбираем.
Собчак: Кто выбирает? Ты хочешь сказать, народ выбирает власть? Да этот народ давно уже все выбрал. В 90-х ему предложили: «Люди, чего вы хотите, свободы или колбасы?» «Колбасы», – дружно сказало народонаселение.
Соколова: И это нормально – масса людей почти всегда в любом случае выберет колбасу. Чтобы избежать печальных последствий «колбасного выбора», массу надо аккуратно цивилизовать. Для этого нужны теплые сортиры. Чтобы их строить, нужно попробовать перестать воровать 100% бюджета. Все просто.
Собчак: А мне кажется, ситуация, которая у нас в стране сложилась, является очень органичной. Я не вижу никаких противоречий.
Соколова: Чем же она органична?
Минаев: Знаете, как я это называю? Парадокс «Аншлага». Что первично: «Аншлаг» или аудитория, которая его выбирает? Конечно, аудитория. Если бы она это не выбирала, «Аншлаг» бы не показывали. Как только рейтинги «Аншлага» пошли вниз, его сразу закрыли. Что касается свободы слова, то она всегда была, есть и будет для тех 3% населения, которым она нужна. Те люди, которые хотят, это имеют. А тот, кто хочет смотреть сериал «Золушка из Саратова», всегда будет его смотреть.
Собчак: Согласна! Я считаю, что если вокруг находятся одни «Макдоналдсы» и калорийные «Крошкикартошки» – это проблема не владельцев этих заведений, а человека, который это ест. Он мог бы заниматься спортом и не есть картоху. Пирожковые не виноваты в том, что продают пирожки. Это мудаки виноваты в том, что жрут непонятно что.
Минаев: Правильно, Ксюша! Я считаю, что так же и с властью. Мы достойны тех чиновников, тех гаишников и того телевидения, которого мы заслуживаем.
Соколова: Кто это – мы?
Минаев: Мы – народ.
Соколова: Вы – это 3% интеллектуалов или 97% гопников?! Меня, кстати, всегда поражало, как умные, успешные русские люди сами! – за язык не тянет – говорят: да, мы имеем то, что заслуживаем! Мы признаем, что наши сограждане рабы и мы сами рабы. Наша власть нам лжет и нас трахает во все места, а мы знай себе нахваливаем!
Минаев: Ксения, я считал вас прогрессивной, образованной девушкой. Но сейчас вы несете ахинею. Я такое слышал на кухне у бабушки в 1984 году. Знаете, в чем ваша проблема? Вы представитель определенной социальной группы – ругаете правительство, цензуру, все ждете, когда за вами придут, а за вами все не приходят и не приходят. Если бы на месте Суркова был товарищ Суслов, вы давно писали бы заметки в тюремную стенгазету про успехи бригады женщинсучкорубов.
Соколова: Я огорчу вас, Сергей. У меня отлично развит инстинкт самосохранения. Я бы давно уехала из страны.
Минаев: Это страна бы решила – дать вам уехать или нет.
Соколова: Мне случалось пересекать границы пешком, в туфлях-лодочках. Но речь не обо мне. По-моему, вы сейчас абсолютно гениально проявились. Вы ведь мечтаете о Суслове, правда? И чтобы таких, как я, – на лесозаготовки или на худой конец за сто первый, а таких, как вы, – в «Совпис» и загранку? И тогда все однозначно – никто не скажет, что вы плохой писатель. Как говорил товарищ Сталин, «нет у меня других писателей». Всех схарчили.
Минаев: Ксения, я знаю две страны, где вам было бы комфортно, – одна существует на страницах книги Томаса Мора, вторая – у Кампанеллы. Хотя у Кампанеллы вам, наверное, будет не совсем уютно.
Соколова: Что ж, вы правы.
Минаев: Но вы же не любите людей, признайтесь! По-моему, ваша система взглядов – это жутчайший снобизм и тоталитаризм. Телевидение надо запретить, Суркова прогнать, Марь Иванну заставить читать журнал GQ. А вы вообще представляете, что будет, если Марь Иванна прочтет, например, это интервью?
Собчак: Марь Иванна офигеет!
Минаев (Соколовой): Я вообще вас в этой кожаной курточке представляю героиней «оптимистической трагедии». Мне кажется, вы с большим удовольствием расстреливали бы перед строем, из маузера...
Соколова: Браво, писатель Минаев! Наконец-то мы поговорим о сексе!
Минаев: Да вы...
Соколова (мечтательно): Запретные плоды... плетка-семихвостка... садо-мазо... так кто кого там у вас в Кремле?
Минаев: У нас любовь только к родине!
Собчак: У него роман с властью, он в пассиве. А потом Сергей придет с девушкой в клуб...
Минаев: Не хожу я ни в какие клубы!
Собчак: Так есть ощущение возбуждения от подавления?
Минаев: А то! У меня в шкафу висит кожаное белье, но это просто дань памяти о войне. (Соколовой): Вижу вас спичрайтером движения «Молодая гвардия» на подмостках, в беретке... Вот она, российская журналистика! Начать с творческого наследия Бунина и закончить, кто кого трахает!
Соколова: Древние греки, Сергей, называли это «космос». Все явления взаимосвязаны, а следовательно, равновелики.
Минаев: Твою мать!
Собчак: Не обижайтесь. Просто моя ученая подружка еще не попала в волшебный мир Кремля и телевидения. Она нам завидует. Как только попадет, за уши не оттащишь.
Минаев: Мы можем устроить.
Соколова: А что, познакомьте, пожалуй, с Сурковым.
Минаев: Why not? Когда пойдете в Кремль, не забудьте чулки с подвязками!
Соколова: Это ваш обычный дресс-код, Сергей?
Собчак: Да ладно, вон Дмитрий Быков зимой в шортах ходит – и ничего.
Соколова: Дорогая, ты очень кстати упомянула Дмитрия Быкова. Он же Минаева как-то особенно остро ненавидит. Готовясь к нашему разговору, я обнаружила его дивную фразу про замену Соловьева на Минаева: «В порочных системах, склонных к энтропии, плохое заменяется отвратительным». Отвратительное, Сергей, это вы.
Минаев: Это вторая цитата, претендующая на первенство в моем личном рейтинге.
Собчак: А первая?
Минаев: Я был на передаче Ерофеева на канале «Культура». Сидели там прыщавые литераторши, одна встала и говорит: «Я бы не стала подходить к литературе с таким гендерным крючком».
Соколова: Все дурнушки-интеллектуалки против вас, Сергей! Прямо заговор.
Минаев: А у нас вообще ненавидят богатых, успешных, молодых, энергичных, успешным быть в принципе западло! (Соколовой): Поэтому вы, Ксения, сейчас сидите в куртке стоимостью 18 годовых зарплат Марь Иванны и не можете говорить об этом, потому что интеллигенция должна быть бедная.
Соколова: Ерунда! Легко могу говорить.
Минаев (возмущенно): Да вы еще и двуличны! Здесь вы – интеллигенция, а здесь – нет, дайте мне мои 50 копеек!
Соколова: 99 франков.
Минаев: Вы продажная, низкопробная журналистка, профурсетка – кажется, так вас назвал мой кумир Виктор Батурин! До выборов вас не допустят ни здесь, ни в одной другой стране, потому что вы объявите восточную деспотию!
Соколова: Гарсон, валерьянки!
Собчак: Она ужасно надменная, правда?
Минаев: Нет, пусть она скажет, если она так любит народ, почему пришла в заграничной куртке, а не порватая-помятая, неухоженная, с плохим макияжем?
Соколова: Потому что в отличие от вас я не декларирую, что я – раб и живу в стране рабов.
Минаев: Вы – хуже! Вы сдали своих и не даете нашим! Вас никогда не примут в кремлевский пул.
Соколова: Спасибо за комплимент.
Собчак: А я согласна с Сергеем.
Соколова: Тоже сдаешь своих?
Собчак: Ты первая начала. Я называю это «эффект сумки „биркин“». Любая богемная девушка, отрицающая буржуазные ценности, как только получает первые деньги, тут же забывает, что она обсирала, и покупает сумку «биркин» – их пошлейший символ.
Соколова: Получим нарекания от рекламодателей. Прости, Herme`s! Лично я предпочитаю сумки других марок.
Собчак: Врешь! Если бы у тебя была «биркин», ты бы ее носила!
Соколова: Ну носила бы иногда – почему нет! Тому, кто мне ее подарил, было бы приятно.
Минаев: Телефон Vertu вам тоже подарили? Или вы тиснули джинсу в журнал и на эти деньги Vertu купили?
Соколова (скромно): Нет, вы правы, мне подарили. Но эта модель уже устарела. Я хочу новую. TAG Heuer design. И ее подарите мне вы.
Минаев: С какой это стати?!
Соколова: Чтобы господин Сурков не увидел этого интервью даже в страшном сне.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.