Корея мужицкая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Корея мужицкая

Статистика населения для Кореи времён династии Ли (1392–1910) не слишком надёжна, но представление об общей картине она всё-таки даёт. В XVII веке дворяне составляли примерно 3–5% всего населения страны, а в начале XIX столетия их доля возросла до 10%. Это, кстати сказать, по мировым меркам считается очень высоким показателем (в России, например, доля потомственных дворян никогда не превышала одного процента). Ещё 3–5% населения были торговцами и ремесленниками, а остальные – около 90% – являлись крестьянами (примерно две трети их считалась лично свободными, а треть была крепостными). Именно о крестьянах, которые до недавнего времени составляли подавляющее большинство населения Кореи, и пойдёт у нас рассказ.

Отношение к крестьянству в старой Корее, как и в других странах конфуцианской Восточной Азии, было куда более почтительным, чем, скажем, в средневековой Европе или России. Конфуцианская традиция выделяла четыре вида занятий: государственную службу, крестьянствование, ремесло, торговлю. Перечислялись они именно в таком порядке – по мере убывания престижа. Крестьянин считался вторым по значению человеком в государстве, он уступал только бюрократу-интеллигенту, представителю собственно правящей элиты. Если в старой России или Европе для помещика было немыслимо самому идти за плугом («не дворянское это дело»), и поведение Льва Толстого даже в просвещённом XIX веке воспринималось как неуместное оригинальничанье, то на Дальнем Востоке никто не видел ничего зазорного в том, что какой-нибудь крупный чиновник сам пахал землю, а его жена лично пряла или ткала. Зачастую такие вещи делались демонстративно, чтобы показать ту «суровую простоту нравов», которую так ценило официальное конфуцианство. С другой стороны, для многих бедных корейских дворян-янбанов никакого спектакля, никакой демонстративности в таком поведении не было: им действительно приходилось кормиться с земли своим трудом. Заниматься торговлей или ремеслами янбанам запрещалось, а вот сельскохозяйственный труд считался вполне приличествующим их «благородному» положению.

Однако уважение – уважением, а деньги – деньгами. В своей массе крестьяне старой Кореи были куда беднее, чем их европейские или русские собратья. Отчасти вызвано это было высокой плотностью населения и, следовательно, хронической нехваткой пахотных земель, а отчасти – и низким уровнем сельскохозяйственной техники, её заметным отставанием от того уровня, который существовал у соседей. Современные корейские националисты, само собой, обычно отрицают, что такое отставание вообще имело место, но этот факт не вызывал никаких сомнений у корейских интеллигентов XVII-XIX веков, которые старались внедрять в Корее китайские агротехнологии.

С точки зрения государства, свободные крестьяне, которые составляли примерно 70% населения страны (ещё 20% было крепостными), были, в первую очередь, налогоплательщиками. Именно крестьяне несли на себе основные повинности, от которых дворянство было освобождено. Этих повинностей было три – земельный налог, воинская обязанность и трудовая повинность. Главной проблемой был, конечно, налог, который взимался в зависимости от урожая. Чиновники периодически составляли подробную опись всех обрабатываемых земель страны. В зависимости от плодородия, земельным участкам присваивалась определённая категория. Чем плодороднее была земля, тем больше с неё следовало платить. Принималось во внимание и то, урожайным ли был год (налог собирали по осени). В зависимости от урожайности годы делились на 9 категорий. Существовали таблицы, которые объясняли, сколько налога полагается брать с единицы площади земли такого-то качества, если данный год был годом такой-то категории. В принципе идеалом считалось, когда налог составлял 10–15% урожая, но в реальности он был, как правило, куда больше.

Кроме налогов, крестьянину теоретически полагалось отслужить в армии, пройти то, что у нас назвали бы «срочной службой». Однако на практике крестьян в армию практически не призывали, ведь на протяжении почти всей истории династии Ли корейские вооружённые силы были в десятки раз меньше своей теоретической штатной численности. Со временем власти ввели систему, в соответствии с которой вместо действительной службы военнообязанный крестьянин просто платил дополнительный денежный налог, шедший на нужды армии. Наконец, существовала и трудовая повинность – набор крестьян в строительные подразделения, которые трудились на возведении дворцов, каналов и крепостей. Происходили такие наборы довольно редко, но у крестьян они вызывали особое недовольство.

Однако главной проблемой корейского мужика были не государственные налоги и повинности, а арендная плата. Земли в Корее хронически не хватало, и редкий крестьянин мог прокормить себя и свою семью с собственного участка. Большинству приходилось прибегать к аренде дополнительной земли. Обычно владельцем земли был янбан-помещик, а иногда – и просто сосед-крестьянин побогаче. Главная проблема заключалась в том, что арендная плата была, по европейским или русским меркам, несуразно высока. Обычно она равнялась 50% урожая, но иногда могла быть и ещё выше. Даже корейские помещики не отличались особым богатством, а крестьяне жили в полной нищете, которая в своё время, в конце XIX века, поражала русских путешественников. До весны продуктов не хватало, и голод был постоянной частью корейской крестьянской жизни не только во времена династии Ли, но и позднее – вплоть до середины 1960-х годов. Корейские поговорки и поныне отражают это положение вещей, напоминая, что весна – это время голода. Мясо было роскошью, которую крестьянин мог позволить себе только по большим праздникам, да и чистый рис круглый год могли есть далеко не все. Питание бедноты состояло из ячменя, который по весне порою приходилось смешивать с травой или сосновыми иголками.

Хотя большинство корейских крестьян было свободными, но это не означало, что они могли легко продать землю и уйти куда-то. Во-первых, правительство осуществляло довольно строгий контроль за передвижением по стране и требовало от всех корейцев постоянно носить специальные таблички, которые служили удостоверениями личности. Во-вторых, в небольшой и густонаселённой Корее бежать было особо-то некуда, это не Россия, где всегда можно было уйти на Дон или в Заволжье. Поэтому деваться крестьянину было некуда, и ему оставалось только как-то выживать на своей земле и как-то налаживать отношения с властью.

Выживать нужно было вместе. Для старой корейской деревни был очень характерен коллективизм. Во многом это связано с самим характером корейского крестьянского хозяйства. Главной культурой был рис, а вырастить рис без сложной системы ирригации невозможно. В России крестьянская семья могла существовать более или менее за счёт своих собственных сил, хотя помощь соседей была часто необходима и у нас. На Дальнем Востоке дела обстояли иначе: поддерживать сложную систему каналов и водохранилищ там мог только совместный труд больших коллективов. Отсюда – неизбежность всяческих групп взаимопомощи. Всей деревней строили и ремонтировали каналы и дамбы, возводили общественные здания, помогали друг другу в работе на полях, в строительстве и ремонте домов, создавали деревенские школы, храмы и даже нечто вроде общественных ссудных касс на случай семейных проблем. К последним, кстати, относились свадьбы и, особенно, похороны, которые в старой Корее были очень дорогими.

Основной сельскохозяйственной культурой в Корее был рис. Рис – это очень эффективное растение с точки зрения его «пищевой эффективности». Один гектар рисового поля производит куда больше калорий (и, следовательно, кормит больше людей), чем гектар пшеничного поля или, тем более, гектар пастбища. Это означает, что рис является идеальной культурой для стран с большой плотностью населения. Однако рис – это очень трудоёмкая культура. Рис не высевают на ровные сухие поля, как пшеницу, а высаживают вручную, в виде рассады, на залитые водой поля, причём высадка должна быть проведена в минимальные сроки. И строительство ирригационных сооружений, и их поддержание в рабочем состоянии, и сама ежегодная высадка рисовой рассады (каждый кустик – вручную, по колено в воде, согнувшись, под палящим солнцем) требуют огромного труда. Иначе говоря, рис может прокормить очень много людей, но только если эти люди согласны много и тяжело работать. Именно этим и приходилось заниматься корейским крестьянам.

Помимо свободных крестьян, существовали в Корее и крепостные. Кстати, в этом отношении Корея весьма похожа на старую Россию, где крепостными являлась примерно половина населения. Об этом обстоятельстве у нас сейчас модно забывать, представляя Россию начала XIX века страной поручиков Голициных и корнетов Оболенских. Впрочем, кто знает: может быть, через пару столетий наши отдалённые потомки будут рисовать в своём воображении Россию начала XXI века как страну, населённую исключительно олигархами, суровыми строителями финансовых империй, злодейски-обаятельными «политтехнологами» в чёрных лимузинах, киллерами со снайперскими винтовками? Не удивлюсь – те образы прошлого, что с помощью литературы и кинематографа овладевают массами, зачастую имеют мало общего с исторической реальностью. Касается это не только нашей страны, мне уже приходилось писать о произошедшей в первые послевоенные годы в Корее массовой фальсификации родословных, в результате которой 9/10 населения страны уверовалов то, что является потомками дворянских родов. В реальности же примерно треть населения Кореи при династии Ли составляли крепостные, которые получили свободу только в конце XIX века.

Крепостные в Корее были как частными, так и государственными. Государственных крепостных было немного, и по большей части они являлись обслуживающим персоналом всяческих учреждений. Как и в России, частные крепостные – в Корее их называли «ноби» – делились на две группы. Часть из них составляли «дворовые», которые жили в помещичьих усадьбах и выполняли там всяческие хозяйственные работы, а также прислуживали господам. Другая, большая, часть занималась нормальным сельскохозяйственным трудом на землях своих хозяев, которым они выплачивали оброк (барщины в российском понимании этого слова в Корее почти не было). По сути, они были такими же арендаторами, как и большинство свободных крестьян, разница заключалась лишь в том, что им приходилось платить хозяину больше, чем платил бы свободный арендатор и, кроме того, они находились от него в полной зависимости. Их можно было продать, купить, превратить в дворовых, отправить в другое поместье или другую усадьбу. Крепостные не имели фамилий, а только имена или прозвища, в то время как свободные крестьяне фамилиями обзавелись уже в XV-XVI веках.

Понятно, что времена изменились. Потомки крепостных и свободных крестьян стали инженерами и врачами, живут в современных городах, и, как правило, даже приписали себе дворянское происхождение. Никто больше не голодает весной в Южной Корее, которая занимает 12–13 место в мире по объёму своего ВВП. Однако многие традиции, заложенные веками крестьянской жизни, дожили до наших дней. В привычке к коллективному труду и коллективному отдыху, в готовности работать с полной отдачей сил, в склонности подчиняться власти, какой бы она не была – во всём это можно увидеть следы старой корейской деревенской жизни.