Корейский буддизм: страницы истории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Корейский буддизм: страницы истории

До проникновения европейцев религиозная жизнь государств Дальнего Востока – Китая, Японии, Вьетнама и Корее определялась взаимодействием трёх религий, которые мирно сосуществовали не только в обществе, но и в сознании верующих. Первой из этих религий было конфуцианство, которое играло роль государственного культа и во многом определяло действия человека в сфере общественных и семейных отношений, политики и права, а также регулировало ритуалы, связанные с культом предков. Вторым компонентом дальневосточной религиозной триады был буддизм, обладавший развитой абстрактной философией и апеллировавший к человеку как к индивидууму, размышляющему о своём месте в мироздании. В роли третьего компонента в разных странах выступали разные доктрины: в Китае – даосизм, в Японии – синтоизм, в Корее – шаманизм. При всех различиях этих религий, для «третьего элемента» везде была характерна тесная связь с народными верованиями и бытовой магией, со всяческой чертовщинкой и волшебством. Подавляющее большинство жителей стран Дальнего Востока преспокойно исповедовало все эти три религии одновременно, не видя никакого противоречия между ними. Один и тот же человек совершал конфуцианские обряды поклонения душам предков, молился в буддийских монастырях и обращался за помощью к чарам даосов или шаманок.

Подобная ситуация всегда приводила в изумление европейцев, привыкших к совсем другим принципам организации религиозной жизни. Европейцам никак не удавалось понять, каким же образом один и тот же человек может спокойно исповедовать три религии сразу. Для корейца и китайца ничего странного в этом не было, ведь у каждой религии была своя, чётко очерченная, «экологическая ниша». Когда человек думал о долге перед страной или семьёй, когда его беспокоили этические проблемы, он шёл к конфуцианцам. Буддизм давал ответы на вопросы о смысле жизни и вообще специализировался на всяческих просто высоких и очень высоких материях. Шаманы и шаманки занимались вещами простыми и практически полезными: колдовством, изгнанием злых духов и приворотными зельями (недаром, как и у большинства народов, аудиторию корейских шаманов составляли в основном женщины).

Все три основные религиозные системы старой Кореи – конфуцианство, буддизм и шаманизм – дожили до наших дней, хотя и претерпели определённые изменения, и во многом уступили стремительному натиску христианства.

Буддизм, пожалуй, оказался подвержен переменам в наименьшей степени. Проникновение буддизма в Корею началось ещё в конце IV века н.э. Традиционно отсчёт истории буддизма начинается с появления буддистских проповедников в северокорейском княжестве Когурё. Произошло это, как принято считать, в 372 г. н.э., хотя у некоторых учёных эта дата вызывает сомнения, и они полагают, что всерьёз распространение буддизма началось примерно столетием позже. С самого начала в Корею проникал буддизм более позднего и, в целом, менее строгого направления, так называемой школы Махаяны («большая колесница спасения»). Классический буддизм (школа Хинаяны) был также известен в Корее, но распространения не получил и впоследствии исчез. Передача буддизма происходила через Китай. Именно оттуда пришло в Корею большинство первых миссионеров, именно туда ездили за мудростью прославленных наставников и книгами монахи. Некоторые корейские буддисты, правда, в своих странствиях по священным местам добирались даже до Индии, но таких странников было немного, и в целом буддизм попал в Корею в китайском варианте, так что его священным языком в корейской традиции является не санскрит и пали, а древнекитайский.

На протяжении правления династий Объединённая Силла и Корё (правили с VII в. по XIV в.) буддизм был государственной религией Кореи. В течение этого тысячелетия была создана замечательная буддийская культура: тысячи храмов, статуй, икон, огромный массив философской и богословской литературы. Замечательным памятником этого буддийского «золотого века» является пещёрный храм Соккурам под Кёнджу. В течение первого тысячелетия корейские проповедники в больших количествах отправлялись в Японию, и именно они стали основателями японского буддизма. Однако с течением времени популярность буддизма стала снижаться. Во многом это объяснялось мирскими ухватками иерархов, которые не только активно вмешивались в политику и окружали себя всей мыслимой роскошью, но и превратили буддийские монастыри в крупных землевладельцев.

Это вызывало недовольство как у дворянства, так и у народа, тем более, что распространившаяся в XII-XIII веках новая разновидность конфуцианства, так называемое «неоконфуцианство», относилась к буддизму куда критичнее, чем конфуцианство классическое. Пришедшая к власти в 1392 г. ультраконфуцианская династия Ли стала проводить политику ограничения влияния буддизма. Буддийские монахи были включены в состав низшего сословия «чхонмин», к которому также относились крепостные и проститутки, а храмовое землевладение, которое вызывало особо большое недовольство в конце периода правления династии Корё, было ограничено. Однако династия Ли никогда формально не запрещала буддизм и даже не преследовала его по-настоящему. Из буддистов не делали мучеников, но проводившаяся в течение пяти веков правления династии политика постепенного вытеснения буддизма из общественной жизни оказалась достаточно успешной, и к началу нашего столетия буддизм находился в состоянии глубокого упадка. При всей условности такого сравнения, можно сказать, что отношение корейских властей к буддизму в XIV-XIX веках напоминало отношение советских властей к православной церкви: она напрямую не запрещалась, и власти в определённых ситуациях были даже готовы сотрудничать с ней, но в целом слишком тесные связи с церковью не поощрялись, её права и влияние – всячески ограничивались, а наиболее политически активные иерархи – устранялись.

В 1910 г. Корея стала колонией Японии – страны, где позиции буддизма в те времена были куда сильнее. Колониальные власти пытались насадить в Корее японские варианты буддизма, но они не очень прижились в стране. Тем не менее, заметная часть буддийских иерархов сотрудничала с колонизаторами, и во время войны буддийские монастыри даже жертвовали немалые суммы на строительство истребителей и танков для японской армии. Это и понятно: поскольку японские колониальные власти стремились представить себя защитниками буддизма, то и буддистское духовенство относилось к колониальному режиму достаточно благосклонно. Вдобавок, японский буддизм к началу нашего века сумел разработать новые богословские концепции, которые куда лучше традиционных сочетались с требованиями современного общества и с достижениями современных наук. Понятно, что эта новая теология привлекла внимание корейских буддийских богословов, перед которыми тогда стояли такие же задачи.

Однако это сотрудничество и прямая поддержка колониальных властей не очень помогли корейскому буддизму вернуть утраченные позиции, а, наоборот, серьёзно повредили ему в долгосрочной перспективе. То, что буддизм в массовом сознании оказался связан с японской колониальной администрацией, в итоге нанесло ему немалый вред. Как это ни странно, но с тридцатых годов роль «национальной религии» в Корее во всё большей степени стало играть христианство, в первую очередь – протестантизм американского образца. Хотя большинство населения вплоть до войны и исполняло буддийские религиозные обряды, мало кто воспринимал их всерьёз. Именно за счёт бывших буддистов, охотно принимавших христианство, и происходило в тот период быстрое расширение рядов протестантов и католиков.

1950-е гг. стали для буддизма, как и для других корейских религий, эпохой расколов и внутренних раздоров. Причиной распрей среди буддистов была политика и попытки ответить на извечный вопрос «кто виноват?» Друг против друга выступали те фракции, которые в прошлом сотрудничали с колониальной администрацией и поддерживали насаждавшиеся японцами варианты буддизма, и те, кто в колониальный период стремился сохранять корейскую религиозную традицию, а теперь, после восстановления независимости, рвался расправиться с «коллаборационистами». Впрочем, в действительности картина была сложнее: многие из поборников национальной чистоты в своё время тоже активно сотрудничали с колониальными властями, и их рвение в борьбе против японского влияния едва ли было таким уж искренним. Формально главным пунктом противоречий стал вопрос о том, могут ли представители буддийского духовенства иметь жён. Японская буддийская традиция обычно разрешала это, в то время как корейская, напротив, запрещала. Конфликт в целом закончился, как и следовало ожидать, победой сторонников исконных начал (хотя некоторые из направлений корейского буддизма так до сих пор и не признали безбрачия), но он во многом отвлёк буддийских иерархов от борьбы за паству, которая тем временем во всё больших количествах уходила к христианам.

Положение изменилось только после 1970 г. В середине семидесятых буддисты резко активизировали свою миссионерскую деятельность внутри страны и даже предприняли попытку выйти на международную арену, начав и там пропаганду корейского буддизма. Конечно, и по энергии, и по размаху, и по вложенным средствам и, следовательно, по результатам буддийская миссионерская деятельность существенно уступала христианской, но, тем не менее, она не пропала втуне. Количество храмов стало быстро расти и к 1989 г. достигло 8.892 (против 1.300 в 1950 г.). В настоящее время можно сказать, что буддизм в Корее находится на определённом подъёме, хотя едва ли его скромные достижения можно сравнить с впечатляющими успехами христианства.

В организационном отношении корейский буддизм состоит из независимых «сект» (весьма неудачный, но закрепившийся термин), которых в конце 1980-х гг. было 18. Каждая из «сект» обладает полной автономией, сама решает все вопросы своей деятельности, хотя при необходимости могут созываться и общекорейские буддийские съезды. По сути, «секта» является самостоятельной автономной церковью. Между «сектами» имеются немалые различия и в ритуалах, и в теологии. Однако, в отличие от направлений христианской церкви, буддийские «секты» не считают друг друга еретическими.